Они обменялись взглядами и в воздухе повисло почти осязаемое напряжение. Диана заметила, как стоящая в стороне Ника побледнела от ярости, впиваясь ногтями в собственные ладони.
В глазах Алины мелькнуло сомнение, но потом она решительно кивнула.
— Думаю, все же мне стоит остаться здесь на какое-то время…
Гончий едва заметно улыбнулся, довольный своим решением. Диана понимала его логику — неподготовленный человек в их миссии будет только обузой. А то, что между Алиной и Голубевом возникла какая-то связь, только упрощало им задачу.
— Мы уходим, — произнесла Диана, закидывая рюкзак с маслом на плечо. — Пока здесь еще чего-нибудь не случилось.
Когда они покидали Торжковский рынок, Диана чувствовала на себе десятки враждебных взглядов, но ни о чём не жалела. Этот мир изменился, превратившись в царство насилия и жестокости. И единственный способ выжить в нём — быть сильнее, быстрее и безжалостнее других.
Ворота закрылись за их спинами с лязгающим звуком, отрезая от относительной безопасности поселения. Впереди лежал опасный путь через зараженный город, полный мертвецов и других, ещё более страшных созданий.
Но где-то там, среди этого хаоса, был Макар. И Диана поклялась найти его, чего бы это ни стоило.
Глава 12Новые возможности…
Холодный дождь хлестал по лицу, смывая остатки крови врачей и той синеглазой твари. Я намеренно шёл медленно, старательно контролируя дыхание. Каждая мысль о произошедшем в больнице заставляла пульс учащаться, а тёмную энергию — бурлить внутри. Нужно было успокоиться. Иначе я доберусь до Академки и перебью там всех к чертям собачьим, включая тех, кого пришёл спасать.
Как же я ненавижу этих гребаных Кукловодов! Почему-то самые отбитые мудаки из прошлой жизни обладали именно этими способностями. Видимо, когда получаешь контроль над чужими телами и жизнями, крышу сносит напрочь от свалившейся власти. Неудивительно, что они все превращаются в конченых садистов.
Мысли путались, а перед глазами всё плыло от накатывающих волнами приступов ярости. Нужно было срочно найти укрытие и перевести дух. Тело менялось стремительно — Желтоглазые эволюционируют быстро, это я помнил из прошлой жизни. Превращение из человека в нечто иное шло полным ходом, и нужно было срочно найти способ если не остановить, то хотя бы замедлить этот процесс, пока я еще сохраняю рассудок.
Заброшенная автомастерская на углу казалась подходящим местом для передышки. Я проскользнул внутрь через разбитое окно и быстро осмотрелся — пусто, даже крыс нет. Видимо, бродячие псы уже вычистили всё съедобное.
На втором этаже обнаружилась бывшая комната отдыха с потрёпанным диваном, перевёрнутым столом и опрокинутым холодильником в углу. Полуоборванные занавески на выбитых окнах создавали хоть какое-то подобие укрытия.
Я рухнул на диван, чувствуя, как наваливается усталость. Закрывать глаза было страшно — не из-за мертвяков или вооружённых психопатов, а из-за того, что мог увидеть в темноте собственного сознания.
Тем не менее, веки тяжелели, и вскоре я провалился в странное состояние — не совсем сон, но и не бодрствование. Перед глазами поплыли образы, слишком четкие для обычных сновидений.
Сначала пространство вокруг заполнил густой туман, а затем в нем проступили очертания высокой фигуры. Чума. Его невозможно было забыть — почти два метра роста, худой, как щепка, с длинными паучьими пальцами и неестественно бледной кожей. Черный балахон с капюшоном скрывал половину лица, но желтые глаза светились даже сквозь плотную ткань.
«Ну здравствуй, брат-псионик», — его голос звучал одновременно в моей голове и снаружи, низкий, с металлическим призвуком, как скрежет ржавых петель. — «Узнаешь? Или уже забыл, как охотился на меня со своими дружками?»
В последнее время этот ублюдок слишком часто всплывает в моих мыслях, словно моя трансформация каким-то образом резонирует с воспоминаниями о нем. Но самое жуткое, что я все больше становлюсь на него похожим — пока только внешне, но чутье подсказывает, что этим дело точно не ограничится.
«Ты так отчаянно строил из себя героя», — Чума медленно обходил меня по кругу, и я ощущал холод, исходящий от его фигуры. — «Был так уверен, что делаешь правильное дело. А теперь? Взгляни на свои руки».
Я опустил взгляд. Руки были по локоть в крови, а из-под кожи проступали чернильные узоры вен.
«Видишь? Ты становишься мной. Тем, кого так долго хотел уничтожить».
— Я не такой как ты, — мой голос звучал неуверенно даже для меня самого.
«Еще нет», — согласился Чума. — «Но скоро будешь. Это неизбежно. Ты уже почувствовал вкус настоящей силы. Ты уже забирал жизни, и тебе это нравилось».
— Заткнись!
«Зачем отрицать очевидное? Сопротивление только растягивает агонию. Тебе нужно просто принять новую реальность».
Туман вокруг сгустился, а затем резко рассеялся, и когда Чума исчез, окружающее пространство изменилось. Я оказался на крыше многоэтажки, где раньше располагался штаб нашего отряда, и здесь я был не один. На краю крыши сидел Ваня — мой лучший друг, который чудом выжил в той мясорубке с Роговым.
«Привет, братишка», — сказал он, улыбаясь. В отличие от Чумы, его голос был теплым и живым. — «Паршиво выглядишь. Да и глаза… они уже совсем желтые».
— Ваня… — я не знал, что сказать.
«Ты все еще там, Макар?» — спросил он, внимательно вглядываясь в мое лицо. — «Или тебя уже заменил кто-то другой?»
— Пытаюсь остаться собой. Но это чертовски сложно.
«Помнишь наш разговор перед засадой на Рогова?» — Ваня смотрел не на меня, а куда-то вдаль, словно видел там прошлое.
Я кивнул. Как такое забыть.
« Я сказал тебе тогда, что ты самый человечный из всех, кого я встречал в этом долбаном апокалипсисе», — продолжил он. — «И что именно, возможно, и это помогло мне пережить потерю Кати», — парень грустно улыбнулся. — «Знаешь, она ведь всегда гордилась нашей дружбой. Говорила, что в тебе больше души и сострадания, чем во всех остальных, вместе взятых».
— Это было слишком давно, — возразил я. — Да и я тогда был… другим. Ты сам видишь, во что я сейчас превратился.
«И что? Думаешь, внешность определяет, кто ты?» — Ваня усмехнулся, потирая свою изуродованную руку. — «Посмотри на меня. Я тоже не красавец после всего, что случилось. Но все же я все еще я».
— Это совсем другое, — покачал я головой. — Ты не понимаешь… эта тьма внутри не просто меняет внешность. Она требует, жаждет, растет, и с каждым днем её голос звучит всё громче, заглушая мой собственный.
«А ты сильнее её», — Ваня решительно поднялся и подошел ко мне, глядя прямо в глаза. — «Всегда был. Даже когда шансов не оставалось — ты находил выход. Когда все опускали руки — ты продолжал бороться».
Его фигура начала мерцать, как плохой сигнал спутникового телевидения.
«Не теряй себя, Макар», — сказал он, а его образ постепенно растворялся в воздухе. — «Что бы ни случилось, какие бы силы ни бушевали внутри — не забывай, кто ты и зачем ты здесь».
— А если я уже не знаю, кто я?
«Тогда вспомни, ради кого ты сюда вернулся», — его голос затихал вместе с исчезающим образом. — «Не ради мести. Ради тех, кто все еще нуждается в тебе».
Последнее, что я увидел — его фирменная усмешка, та самая, с которой он всегда бросался в самое пекло, даже когда было страшно до усрачки.
Я резко открыл глаза и подскочил на диване, дезориентированный и злой. Сердце колотилось, как у загнанной лошади, а во рту стоял металлический привкус — видимо прокусил губу, пока метался в этом сраном видении.
Что это было? Сон? Галлюцинация? Или начальная стадия безумия? Да какая, в жопу, разница.
Слова Вани застряли в башке, как заноза, и, что удивительно, голос внутри притих, будто ему тоже было о чем подумать. Странно, но впервые за долгое время в голове стало чуть яснее.
И тут я почувствовал странное покалывание в кончиках пальцев, которое сначала было лёгким, почти незаметным, затем усиливалось, будто тысячи крошечных иголок пронзали кожу изнутри. Я подскочил на диване, уставившись на свои руки, поскольку от пальцев отделялись тёмно-фиолетовые частицы, похожие на пыльцу или… споры. Они парили в воздухе, создавая туманное облачко, которое не рассеивалось, а зависло передо мной, словно ожидая указаний.
— Какого хрена? — вырвалось у меня, пока я пытался стряхнуть эту дрянь.
Но частицы словно прилипли к ладони, продолжая отделяться. Удивительно, но боли не было — только это назойливое покалывание и ощущение необычной силы.
В голове мелькнула безумная мысль, поэтому я сосредоточился и мысленно приказал частицам двигаться вправо. К моему изумлению, облачко послушно сместилось, повинуясь беззвучной команде, словно в какой-то сюрреалистической компьютерной игре, где вместо экрана и мышки — реальный мир и мои мысли.
— Врожденная способность, — пробормотал я, внезапно осознав происходящее. — Так вот, чем на этот раз меня наградил седьмой уровень… понятно…
Это объясняло многое. Каждый псионик при достижении седьмого уровня получал врожденную способность — зачастую уникальную и непредсказуемую. В основном новая сила была связана с предыдущей, но встречались и совершенно неожиданные варианты. На севере я встречал одного Телекина, который научился превращать зомби в ледяные статуи одним движением пальца, хотя его основная способность никак не была связана с холодом. Мне же, похоже, досталось нечто связанное с этими странными спорами или частицами.
Еще бы понять, что они делают…
Сосредоточившись сильнее, я заставил облачко разделиться на несколько меньших, которые кружились вокруг моей руки, как крошечные планеты вокруг солнца. Движения становились всё более уверенными, управляемыми, будто я всю жизнь только этим и занимался.
Шорох в углу комнаты оторвал меня от экспериментов, и я увидел довольно крупную крысу с облезлым хвостом, которая выбралась из щели между плинтусом и стеной. Она замерла,