м случае отыскать меня в другой стране Эреру будет сложно, на то и расчёт.
Ехать до Приграничья оказалось восемь часов. Чем дальше мы удалялись от Армаэса, тем легче становилось на душе. И только отъехав от избы Ланы на несколько сотен километров, я вспомнила, что забыла забрать связки сушёного лучанника — очень дорогой и редкой травы.
Ну… ладно, сочтём это неизбежными потерями.
Староста дважды останавливал мобиль, чтобы зарядить его с помощью артефактов, на второй раз я предложила свою помощь и с любопытством ощутила, как сквозь пальцы утекает сила, наполняя накопители под капотом. Надо же… Каждый маг — сам себе бензоколонка.
Ночевать мы остановились в небольшом чистеньком гостевом доме, куда добрались уже в глубоких сумерках.
— Место проверенное, можно мобиль с прицепом оставить без опаски, — тихо поделился дядька Мелест, переходя на эстренский. — А то обчистят же ушлые лоарельцы! А этот двор наш человек держит, надёжный. И накопители подзарядить можно за приемлемую цену.
Пока спутник возился с мобилем, я выпустила Шельму порезвиться, и она долго носилась по двору, шалея от новых запахов и звуков.
Дорогу киса перенесла неплохо. Каждую остановку я выносила её на обочину, чтобы она размяла лапы и оросила кустики. К счастью, староста на небольшие задержки ни слова против не говорил, а суматошной питомице симпатизировал. Большую часть пути она провела у меня на руках, то глядя в окно, то щекоча меня вибриссами, то изучая приборную панель, то обнюхивая нового знакомца, то мявкая на проезжающие мимо магомобили.
Пришлось немного схитрить и усыпить её, когда мы поднялись в отведённую нам комнату, потому что разорение номера влетело бы в копеечку, а Шельма хоть и стала более воспитанной кисой, шкодить не разучилась, да и была пока слишком маленькой.
Божечки-кошечки, радость-то какая! Наконец хоть немного свободы и новых впечатлений!
Рухнув в постель, я блаженно потянулась и вырубилась.
На следующее утро эстренский староста разбудил нас затемно. Горячий плотный завтрак уже ждал на столе, и я с удовольствием поела еду, которую не пришлось готовить самой. Уже в одном только этом виделись несомненные плюсы, а если учесть, что после не придётся отмывать жирный горшок в прохладной воде…
Вот оно, бытовое счастье!
Не то чтобы я неженка, но блага цивилизации ценить умею, а жизнь меня ими последнее время как-то не баловала.
К полудню мы с дядькой Мелестом уже были на пункте пограничного досмотра. Я ужасно волновалась и из-за Шельмы, и из-за чужого паспорта, и из-за того, что первый раз в жизни стала преступницей. Ещё и с винтовкой!
Её, правда, дядька Мелест записал на себя, а про кису сказал, что дочка выпросила на рынке купить. Никто заострять на этом внимание не стал и котячий паспорт не потребовал. Разуваться, снимать ремни и выкидывать шампуни тоже никто не просил, поэтому таможенный досмотр показался мне странным и даже неудовлетворительным.
Психологи утверждают, что некоторые преступники подсознательно хотят, чтобы их поймали, поэтому не всегда ведут себя логично и даже специально оставляют улики, заигрывая с полицейскими. Вот и сейчас, когда дядьку Мелеста похлопал по спине таможенник и без вопросов поставил печати в паспорта, я испытала укол разочарованного облегчения.
В итоге к обеду мы уже снова были в дороге, а к вечеру прибыли в то самое село, Абенарфи́н.
Староста остановился у самой крайней постройки, вышел из машины и с важным видом указал:
— Вот твой новый дом, Таисия. Живи, распоряжайся.
Я прижала Шельму покрепче к себе и вышла, с волнением вглядываясь в очертания нового дома. Обманул дядька Мелест или нет?
Назвать этот дом избой не поворачивался язык — он был куда больше Ланиного, явно с несколькими комнатами. Тип постройки тоже отличался. После пересечения границы мы ехали, почти всё время взбираясь выше и выше, и наконец остановились в предгорье.
Тёмный хоровод наряженных в снежные платья пиков виднелся на горизонте. Тут было прохладнее, чем в Армаэсе, что радовало безмерно. Большое село нежно обнимало бурную горную речку с двух сторон, и два моста походили на две руки, обхватившие тонкую водную талию.
Дома здесь строили не деревянные, а каменные, основательные, с двускатными сланцевыми крышами. Они искрились на вечернем солнце мрачной, солидной красотой.
Входов у вверенного мне дома оказалось два — один с улицы, второй — с заднего двора, из огорода. Пока я осматривала новую вотчину, в дверь постучались три девушки-подростка.
— Нас батька Мелест прислал, — тоненько проговорила одна, — с уборкой подсобить.
Все три девушки, похожие на чёрных волооких коровок, смотрели на меня со смесью благоговения и опаски.
— Да, уборки предстоит много… — огляделась я.
Дверь, ведущая с одной из главных деревенских улиц, открывалась в просторную приёмную с побеленными стенами. Тут и кушетка, и массивный стол с каменной столешницей, и несколько стульев, и опустошённые шкафы для инструментов и снадобий. Всё покрыто толстым слоем пыли. Далее из приёмной-предбанника можно было войти в ещё одну проходную комнату с двумя топчанами по обе стороны от прохода. Она мало напоминала больничную палату, зато мне понравилось, что жилая часть дома хоть как-то отделена от «медкабинета» и запирается изнутри на засов.
В середине избы находилась кухня-гостиная, из которой можно было выйти либо в небольшую, уютную спальню за стенкой от печи, либо в заваленные хламом сени и через них — в сад-огород. Судя по размеру печи и толщине стен, зимой здесь должно быть тепло.
На заднем дворе имелись баня, пустой птичник и утеплённый сарай, где предыдущий хозяин сушил и хранил травы. В углу даже стояли ящики со старыми запасами, но инспектировать их сейчас было некогда.
Пока я ходила и осматривала новые владения, девчонки споро навели порядок в приёмной и принялись за проходную. В шесть рук вымели мусор и паутину, отмыли неровные стены, натёрли до блеска полы и окна, а потом вытащили из остальной части дома весь текстиль и принялись перетряхивать на улице.
Шельма впала в экстаз и охотилась за помощницами, внося в их упорядоченную работу хаос и веселье. Девчонки то с визгом убегали прочь, то со смехом ловили её в объятия, из которых та вырывалась со всей своей суровой независимостью лесного леопарда.
Вскоре к ним присоединилась другая ребятня, и задорные детские крики за окном не утихали до самой темноты, а Шельма потом вернулась домой обессиленная и сначала вылакала всю воду из миски, а потом так и уснула мордочкой на бортике. Утомилась, радость моя пятнистая.
Я такому раскладу была скорее рада, потому что пока Шельма кошмарила детей за пределами дома, его содержимое было в безопасности.
Одежду, обыкновенную посуду и холодильные лари после смерти лекаря разобрали рачительные селяне, так что мне в наследство осталось лишь то, что приспособить к хозяйству оказалось сложнее: разнокалиберные колбы для приготовления зелий, разряженные накопители да книги по целительской магии.
Чужие простыни, полотенца и проеденные молью одеяла я использовать отказалась. Побрезговала. Мы с девочками аккуратно сложили их в мешки и отнесли в сарай — тряпки могли пригодиться в будущем. Коврики в доме остались только такие, на которые не позарились местные хозяйки, так что я распорядилась вывесить их на забор — потом придумаю, куда их приспособить.
Спустя пару часов ударного труда в доме стало чисто и немного неуютно — ни занавесок на окнах, ни скатерти на столе, ни половичка на полу.
Но меня это устраивало.
Дров не оказалось, поэтому одна из девушек принесла немного, чтобы хватило растопить свежепрочищенную печь и приготовить ужин. Вот и пригодились прихваченные с собой горшки!
Я сердечно поблагодарила помощниц, и они разбежались по домам, ведь за окнами стремительно темнело. Сварив ореховки, щедро добавила туда мёда и села на добротную резную лавку, оглядывая новый дом.
От избы Ланы он отличался, как старая испанская вилла отличается от сочинской пристройки в частном секторе.
Полы ровные, деревянные, ладно пригнанные, из обожжённого и натёртого маслом дерева, по таким приятно ходить босыми ногами, да и выглядят они почти современно. Стены сложены из камня и местами оштукатурены, а местами видна кладка. Всё аккуратно побелено, включая глиняную печь. На контрасте с полами выглядит красиво. Потолок прочерчивают чёрные деревянные балки, делая помещение неожиданно уютным. Пожалуй, даже стильным.
Видно, что строили на века. Стены толстенные: под каждым окном по широкому подоконнику, на котором можно хоть утварь хранить, хоть лежанку устраивать. В гостиной, где окна сдвоены, подоконник используется вместо дивана — на лежащем поверх него плотно набитом матрасе можно хоть сидеть, хоть спать, а лучше всего — читать книгу, попивая медовый отвар.
Вся мебель тёмная, с отчётливо проступающим естественным узором дерева, пусть не особо изящная, зато основательная.
Хоть девочки помогли отмыть запылившиеся и местами закопчённые стены, помещение однозначно нуждалось в покраске минимум ещё в один слой — чтобы немного освежить обстановку. В остальном я была очень довольна новым домом.
Кажется, мне наконец-то повезло!
Уже потом я вспомнила, что винтовка так и осталась у старосты, но он наверняка просто забыл её отдать. Так ведь?
Примета пятнадцатая: хвалить день раньше вечера — к неудаче
Утром я проснулась от решительного стука во входную дверь со стороны медкабинета. Стука настолько громкого, что даже в спальне его было отчётливо слышно, а встревоженная киса вздыбила шёрстку и показала поломанные зубки, рыча.
К приёму гостей я была пока не готова, но их это волновало мало, они настойчиво ломились в дом, чтобы предстать пред моими заспанными очами.
Быстро одевшись, босиком вышла в медкабинет и открыла дверь.
На крыльце стоял пожилой крепкий мужик с кустистыми седыми бровями и залихватской кудрявой прядью, которая, судя по задумке, должна была прикрывать лысину, но не очень хорошо справлялась с возложенной на неё ответственной миссией, романтично трепеща на утреннем ветру.