Тарас сидел левее, спиной к двери, в кресле. Между ним и молодым стоял низкий столик, заваленный ворохом бумаг.
– Присядь на диван, Максим, – не оборачиваясь, произнес Петровский. – Подожди секунду, поговорим. Ты позвонишь мне вечером, Антон?
Тот, которого звали Антоном, очевидно, пребывал в шоке. Он запоздало кивнул и, приподнявшись, стал лихорадочно собирать бумаги в портфель. Взгляд его не отрывался от Максима, словно он боялся, что ужасное существо, отдаленно напоминающее человека, сейчас бросится вперед и не даст ему уйти.
– Твой будущий сотрудник. Перспективный молодой химик, – сказал Тарас.
Молодой замер.
– Знакомьтесь: Максим Дронов, Антон Тополев.
Антон посмотрел на вошедшего невидящими глазами, кивнул и поспешно ретировался. Через черный ход, кстати. Тарас откинулся на спинку и рассмеялся.
– Он ненормальный? – робко спросил Максим.
Тарас повернулся в кресле и хмыкнул.
– А ты иди сам на себя посмотри, – сказал он, указывая пальцем на большое зеркало.
Максим подошел, шаркая разорванной штаниной.
Вид его, перспективного молодого химика, был ужасен. И хотя Максим, как и Тарас, знал, что под разорванной одеждой и запекшейся кровью скрывается абсолютно целое здоровое тело, картина открывалась потрясающая. Он представил ощущения Тополева, и ему стало стыдно.
– Так, – продолжал Петровский. – Душевая дальше по коридору. Одежду сложи в кучу, выбросим позже. Я принесу тебе что-нибудь из моего. Потом съездим, купим что-нибудь.
– Скажите, – произнес Максим, словно не слыша, – я сплю?
Он поднял и покрутил, рассматривая, руки. Потом провел по разорванной, задубевшей от спекшейся крови штанине.
– Я же помню… Боль… Адская боль… Перелом ноги… Бок… – Он поднял голову. – Это была галлюцинация? А дерево? Я видел, когда очнулся, оно действительно сломано. Что происходит, Тарас? Я схожу с ума?
– Ты не человек больше, Макс, – объяснил Петровский. – По-моему, я тебе доказал это. Тебя невозможно убить обычными методами. Тебе не нужно ничего. Только твое тело. Разве это не решение проблем?
– Решение… – пробормотал Максим, не в силах оторваться от зеркала. – Вы сказали, что бессмертия не бывает. Так как теперь меня можно убить?
– А вот об этом мы поговорим попозже, – весело произнес Тарас. – Добро пожаловать к нам в контору. Считай это первым рабочим днем. Да, кстати, в офисе называй меня, будь добр, Тарас Васильевич. А то неудобно как-то, я такой уважаемый дядька…
Максим снова посмотрел на себя в зеркало.
«Невозможно, – сказал он себе. – Меня больше невозможно просто убить…»
– Ох! – вскрикнул Максим, приходя в себя. Вся рука и вся ванна были в крови.
Кто-то стучал в дверь.
– Открой сейчас же! – кричала Алена с той стороны. – Ты что, заснул там?
А Максим все еще падал с шестого этажа.
Встряхнулся. Быстро сунул руку под кран, съежившись в ожидании боли. Но боли не было. Рука была в полном порядке. Как и все тело во сне, после ужасного падения. Он открыл рот, рассматривая запястье.
– Максим!
– Я сейчас, Ален, – торопливо ответил он. – Заснул немного, извини.
– Свалился ты на мою голову, – пробурчала она и, судя по звуку шагов, удалилась на кухню.
Максим перевел дух. Посмотрел на руку. Несколько раз сжал пальцы. Лицо расплылось в улыбке. «Ну, что же, – подумал он. – Здравствуй, мир бессмертных!» Быстро сполоснул ванну. Умылся перед зеркалом. Причесался. Оставаться у Алены или ехать домой? Максим задумался. Дома увидеть маму. Созвониться с Тарасом. Понять, что происходит. Его затрясло, как в лихорадке.
«Меня убили! Меня же убили!…» Больно… Как же больно, господи! Удар в грудь, перехватывает дыхание… Что-то красное перед глазами… Кровь, это кровь! Руки, чьи это руки? Как темно… Опять удар, снова. Ребра обжигает огнем. Голова гудит. Почти ничего не слышно, кроме бухающих ударов сердца…
– Отойдите, – говорит кто-то рядом.
Ослепительная вспышка перед глазами. Удар, взрыв в голове… Что-то твердое. Удары сердца смолкают, становятся тише и тише. Потом наступает безмолвие. Угольно-черная темнота медленно наползает со всех сторон. Чьи-то ноги в ботинках около глаз.
Он встряхнул головой, прогоняя кошмар.
«Семен! Как же я тебя ненавижу! Никому не позволю больше пытаться меня убить…»
И вдруг в нем проснулся другой Максим. Тот, которого похоронили в Битцевском парке. Он был хладнокровен, уравновешен и мудр. Другой Максим сам хотел стать убийцей.
– Нам не нужен никто, – сказал он холодно. – Ни Петровский, ни мама, ни уж тем более Алена. Хватит прятаться от проблем. Взгляни на себя. Реакция, сила, регенерация… Ты сам смертоносная машина, парень. Ты можешь любого стереть в порошок голыми руками. Стоит только отвлечься от дешевой морали. Не убий? Что за философия такая? Когда это придумали? Мы с тобой больше не станем подставлять для удара вторую щеку. Пора закончить историю с институтским приятелем, парень. Пора заглянуть Семену в трусливые глаза.
– А Тарас? – издал жалобный стон Максим.
– Вспомни!
– Что вспомнить? Я не могу!
– Вспомни! – крикнул на него другой, восставший из небытия. – Вспоминай! Тот день, ту ночь, когда тебя убивали…
Косой дождь барабанил по лобовому стеклу, оставляя разводы, которые сбивали судорожно дергающиеся дворники. Небеса сегодня разверзлись или природа заранее оплакивала приговоренного к смерти?
Тарас покосился на Максима, вздохнул и вытащил что-то из кармана плаща.
– На, – сказал он, протягивая ему тонкую стальную фляжку, – расслабься.
Максим принял ее с благодарностью. Тополев, сидевший на заднем сиденье, несколько секунд с сочувствием наблюдал, как он трясущимися руками пытается отвинтить колпачок, потом без объяснений отобрал флягу, открыл сам и вернул обратно.
– Ты не спеши, – сказал заботливо Тополев. – Успеешь.
Максим сделал пару глотков и ощутил, как приятное тепло разлилось по жилам.
– Соберись, – произнес Тарас, не оборачиваясь. – Помни, ты сильнее их. Во много раз сильнее. Я знаю, ты сумеешь.
Максим посмотрел в окно. «По ком же ты, мать-природа, нынче слезы льешь? Не по мне, – вдруг подумал он зло. – Я выживу. Я обязательно выживу и вернусь. Плачь по этим… ловкачам».
Он решительно завинтил крышку фляжки и отдал ее Антону.
– Я справлюсь, – кивнул Максим. – Но если что…
– Никаких «если», – жестко перебил его Тарас. – Нас ждет работа. У тебя еще много любви, открытий и радости впереди. Это просто этап. Очень неприятный этап твоей жизни. И последнее. Тебе сейчас будет очень больно. Так больно тебе не было никогда в жизни. И страшно. У тебя будет только одиночество, боль и страх. Разбуди в себе ненависть. Помни о нас. Помни о справедливости. О своей матери, Максим. Тебя сейчас будут убивать. Хладнокровно и безжалостно. Ты многое поймешь в эту ночь. О себе и о людях… Но помни. Ты – прав! Ты – силен! И ты с нами…
Максим поиграл желваками.
– Вы это уже проходили, – понял он. Петровский промолчал.
– В жизни много этапов, – ответил он. – Все произойдет, как у меня дома, помнишь? Ты потеряешь сознание и через пару часов придешь в себя. Ни о чем не беспокойся. Утром тебя найдут наши люди. В офисе за кружкой кофе ты выберешь себе фамилию. Потом сменим квартиру, заберешь маму, женишься. Максим Дронов умрет сегодня ночью и возродится через несколько часов новым, чистым, как младенец, человеком. С планами на будущее… – Тарас умолк, всматриваясь в темноту за стеклом.
– А когда такой этап проходили вы?
– В который из разов? – горько усмехнулся Петровский.
– Мы заберем тебя, – поспешил заверить Тополев. – Просто останься на месте и подожди. Рано-рано утром.
– Помню, – вновь кивнул Максим.
– Давай, – кивнул Тарас. Разговор был окончен. Максим оглядел салон и решительно открыл дверь.
– Тарас… Я все сделаю, как надо. И я… Скоро буду, – бросил Максим напоследок.
Снаружи ждали ветер, дождь и мрак. Максим поежился, засунул руки в карманы куртки. Все-таки подходящий они выбрали вечерок для расставания с жизнью.
«Мерседес» Петровского мигнул огнями стоп-сигналов и с легким урчанием рванулся прочь. Максим остался совершенно один на пустой дороге.
«Клянусь, – сказал он себе, подняв голову к черному небу. – Обещаю, что вернусь к тебе, Семен. Что бы ни говорили Петровский и Антон, я все равно вернусь к тебе, гад. А что с тобой сделать, я решу позже. Вернее, сразу после того, как узнаю, что со мной задумал сделать ты».
Он посмотрел на свое отражение в луже…
… и встретился взглядом со своим отражением в зеркале ванной.
– Понял? – спросил жестко тот, проснувшийся. – Вспомнил нашу клятву? Теперь мы вместе?
Максим почти вплотную приблизил к зеркалу лицо.
– Сукин ты сын, – произнес он. – А когда мы с тобой были не вместе?
Через несколько минут Максим осторожно прокрался в комнату и, сняв телефонную трубку, нажал кнопку.
Мама подошла почти сразу.
– Ма, это опять я, – сказал Максим, стараясь, чтобы голос его звучал максимально беззаботно. – Прости, что беспокою. Ты не подскажешь мой старый рабочий телефон?
Петровский сидел с коммерческим директором уже около часа, в который раз убеждаясь, что коммерция – это не его. Тараса сейчас вообще мало что интересовало, кроме истории с Максимом. Он почти не спал этой ночью.
Вернувшись из отделения милиции, они с Антоном занялись картотекой. Перевернули всех – и мертвых, и живых. Потом устроили ночные консультации с Вепрем. Тот не сказал ничего дельного.
Зачем ему нужен был Дронов? Тарас видел только одно применение. Максим через несколько дней, а может быть, и часов, должен был превратиться в идеальное орудие убийства. Неуязвимое и неотвратимое.
«Ну почему же так… – размышлял Тарас, косясь на разложенные коммерческим директором красочные графики. – Почему за все приходится платить? Почему ничего, даже бессмертие, нельзя получить просто так?»