– Хм… – сказал Тарас после паузы. – Как-то слишком много «я» и «меня», тебе не кажется?
– В смысле?
– Успокойся.
– Не могу, – помотал головой Максим. – Вторые сутки – не могу.
– Но ведь тебе еще ничего не объявили.
– А вы в курсе событий? – удивился Максим.
– Разумеется. Только не спрашивай, как, ладно? Ты что думаешь?
– Думаю, завтра позвонят. Договоримся о встрече. – Максим судорожно вздохнул. – И на ней меня убьют.
Тарас одобрительно кивнул.
– Ты – сильный парень. Так спокойно говоришь о собственной смерти… Но ты прав. Им тебя убрать необходимо, – произнес он, глядя на дорогу, так просто и буднично, что Максим понял: правда. Завтра, послезавтра, максимум – неделя, и он, Дронов, перестанет существовать. Несмотря на страх, он до сих пор не верил, что это возможно – раз, и все. А теперь… Это не сон. Это на самом деле происходит с ним, любимым и обожаемым, в общем-то совсем неплохим парнем, идиотом, вляпавшимся в дерьмо.
Максим закашлялся, подавившись дымом. Тарас посмотрел на него.
– В милицию идти глупо, – сказал он. – Ты это понимаешь?
– Да, – откашлявшись, кивнул Максим. Глаза слезились – то ли от кашля, то ли от жалости к самому себе. – Что же мне делать?
Тарас вынул трубку и задумчиво повертел ее в руках.
– Просто выжить. Если они будут уверены в твоей смерти, искать не станут. Мы тебе сменим фамилию, имя, можно даже лицо поменять.
– И как же мне выжить?
– А так, – сказал Тарас и вдруг повернулся к Максиму всем корпусом. – Пойми, другого варианта нет. Если за тебя кто-нибудь подпишется, будет война. За тебя никто не встанет, поверь. Остается два выхода: либо бежать, либо принять мое предложение.
– Куда же мне бежать? Без работы, без денег… Я из Москвы за всю жизнь два раза выезжал, да и то в Анапу, с родителями. Нет, бежать мне некуда.
– Значит, не беги, – пожал Тарас плечами.
– Но как тогда?…
– Как выжить? Пойти на встречу, получить обещанную пулю в лоб и воскреснуть. А потом начать новую жизнь.
– Я что, похож на Маклауда?
– Тебя невозможно будет убить обычными, человеческими методами, – произнес Тарас так, что Максим почему-то ему поверил.
– Что я должен сделать? – после паузы спросил он.
– Прежде всего – пообещать, что когда все кончится, ты станешь работать на меня, – сказал Тарас и вдруг рассмеялся. Максим недоуменно на него посмотрел. – Извини, – оборвал Петровский сам себя, – просто, когда я произношу эту фразу, многие начинают странно на меня коситься. Ну, знаешь, всякая чушь. Приходит человек в критический жизненный момент и предлагает панацею в обмен на преданность. Выглядит, будто я души приобретаю, нет?
– В общем, да, – через силу улыбнулся Максим.
– Так вот, – сказал Тарас, – запомни, моя фамилия – Петровский, а не Люциферов. Хотя методы те же.
– Методы у всех одинаковые, – буркнул Максим.
– Точно. И последнее. Мне нужно несколько абсолютно честных ответов. Готов?
– Конечно.
– Ты на самом деле не знал?
– Нет.
– И ничто тебя не настораживало?
– Нет.
– Ты сожалеешь?
У Максима хрустнули скулы.
– Я проклинаю тот день, когда я пришел работать к Семену, – твердо ответил он. – Я ненавижу себя. И я презираю людей, с которыми и на которых я работал.
Внутри него вновь волной поднялась ненависть.
– Успокойся, – сказал Тарас. Он задумался на мгновение, словно к чему-то прислушиваясь. Наконец посмотрел на Максима и произнес: – Я тебе верю. Максим перевел дух.
– Что я получу взамен? – спросил он. – Ну, если пообещаю…
– Вот это. – Тарас сунул руку в карман пиджака и вытащил что-то маленькое, блестящее – капсулу с поблескивающей жидкостью внутри. Он взял это двумя пальцами и показал Максиму. – Взамен ты получишь лекарство. Оно сделает из тебя то, что ты хочешь. Плюс к лекарству – хороший заработок, карьера и различные материальные блага. Подходит?
– Три последних пункта – отлично. А вот что там? – Максим кивнул на капсулу. – Наркота, которая превратит меня в Горца?
– Ты соображаешь, о чем говоришь? И вообще, заладил, тоже мне. Горец, Горец… После приема ты станешь нечеловеком, способным выжить после пули в лоб. Это не бессмертие, Максим. Но не бойся… Внешне ты останешься прежним.
– А внутренне?
Тарас нахмурился и устало вздохнул.
– Короче, – сказал он, – ты хочешь или нет?
Максим с сомнением поглядел на капсулу.
– Это точно не наркота?
– Точно.
– Я ведь сделаю анализ.
– На здоровье.
Максим потер лоб. Пожал плечами, размышляя.
– Я обещаю, что после успешного разрешения всех проблем, я – ваш, – произнес, наконец, Максим.
В салоне повисла тишина, даже «Энигма», тихо игравшая в динамиках, словно притихла.
– Прислушиваешься, не грянет ли гром с ясного неба? – ехидно спросил Тарас и протянул ему ладонь с капсулой.
Максим заметил, что глаза Петровского странно блеснули в темноте – или это ему только показалось?
Петровский сидел в кабинете и просматривал очередную сводку о происшествиях за день, когда к нему в приоткрытую дверь заглянул Антон Тополев.
– Можно, Тарас Васильевич? – осведомился он.
Петровский убавил звук и приглашающее махнул рукой.
После утренней игры в героя-пожарного Тополев успел привести себя в порядок, и это вселяло уверенность, что и мысли его вновь обрели связность и логичность. Потоптавшись на пороге, начальник отдела информации решительно проследовал к столу. Под мышкой у него торчала неизменная записная книжка, с которой, по мнению Тараса, он не расставался даже ночью. Впрочем, вспомнил Петровский, на пожаре Антон вроде был без нее. Наверное, в машине оставил. Во избежание случайного возгорания.
Тополев сел напротив, бережно пристроил свою драгоценность на столе.
– Что мы имеем на сегодня? – поинтересовался Петровский.
Тополев вздохнул, машинально разгладив пальцами чистую страницу в раскрытой книжке.
– Практически ничего, Тарас Васильевич.
Петровский выключил телевизор.
– Давай-ка поподробнее, Антон.
– А что поподробнее, Тарас Васильевич? – развел Антон руками. – В лесу чисто. Место нашли, даже путь его проследили. Он оборвался у дороги – и все. Маме звонили – дома его нет второй день. Думает, что гуляет где-то с друзьями. Связывались с Георгием, которого вы почему-то Джорджем называете. Не знает, не видел, не говорил. Вот, собственно, и все.
– Все?
– Оставили людей у мамы и у Джорджа. Завтра нанесу матери визит, выясню, где он еще может быть. А так… Каких-то экстраординарных происшествий нет, все пока тихо.
– Ага, – покивал головой Тарас. – А милиция? Больницы?
– Ни-че-го…
– Замечательно, – констатировал Петровский и посмотрел на большие настенные часы. Было около девяти вечера. – Да-а, поздновато уже визит матери наносить.
– Очень долго лес прочесывали, да по больницам выясняли, – принялся оправдываться Антон. – Но завтра, с утра…
– Завтра с утра она на работе будет, – перебил его Петровский с досадой. – Ты хоть выяснил, где она трудится?
– Учительница русского языка в школе по соседству, – ответил Тополев. – Я как раз на работу и хотел…
– Очень плохо, Антон, – сказал он. – Вечер первого дня, а у нас до сих пор ничего. Дай объявление по кабельному телевидению и в газеты. Просьба к водителю, подвозившему сильно израненного молодого человека от Битцевского парка рано утром такого-то числа, выйти на связь. Ну, там, вознаграждение, то да се… Сам придумай. Конечно, вряд ли сработает, но вдруг?…
Тополев кивнул и что-то быстро пометил в книжке. Он вообще любил все помечать.
– Что там с пожаром? – поинтересовался Петровский.
– Ликвидирован. Сейчас подсчитываем потери. Завтра должны страховщики подъехать.
– Причина?
– А вот причина очень интересная, – поднял голову Тополев. – Судя по всему – поджог.
– Поджог? – Брови Петровского удивленно взлетели вверх.
– Бутылки с бензином. Кто-то разбил два окна внизу и забросил бутылки внутрь. Даже осколки нашли.
– И кто поджег?
Антон пожал плечами.
– Очередные интриги завистников.
– Интриги, говоришь? Мы проводим операцию, а в этот момент кто-то поджигает лабораторию?! Думай, Антон!
Тополев нахмурился.
– Отвлекли внимание, чтобы мы не успели в лесу? – предположил он.
– Вот именно! – воскликнул Петровский. – С такой наглостью я давно не сталкивался. Надо же, как в старые добрые времена. Кто настолько хорошо осведомлен?
– Из наших?
Секунду они смотрели друг на друга. Петровский напряженно, а Тополев задумчиво, перебирая в памяти фамилии и лица.
– Вепрь?! – почти одновременно произнесли они.
Повисла пауза.
– Не выходит, – разочарованно развел руками Тополев. – Не мог он знать.
– А «слухачи»?
– Нет, Тарас Васильевич. И вообще, почему, как только что-нибудь случается, мы сразу вспоминаем о Вепре?
Петровский откинулся на спинку кресла.
– Вепрь… – задумчиво произнес он. – Просто темная наш Вепрь личность, вот как.
– Зачем мы его держим тогда?
– Потому что нет другого.
Тополев вздохнул.
– Тогда кто же? – почти риторически спросил он.
В кармане у него запел мобильник. Антон сделал извиняющийся жест и достал телефон, несколько мгновений сосредоточенно слушал, потом поднял взгляд на Петровского и, прикрыв трубку ладонью, сказал:
– Милиция задержала парня. Какой-то бомж, но им кажется, это и есть наш таинственный поджигатель.
Каждое посещение отделения милиции оставляло в душе Петровского неприятный осадок. Поэтому когда агентство поднялось и окрепло, этими вопросами стали заниматься подчиненные.
В особенности Тараса угнетали камеры. Сырость, холод и одиночество – все это он успел в избытке испытать еще на гауптвахте в бытность свою курсантом военного училища. А лязганье тяжелых дверных запоров и много позже снилось ему по ночам.