— А я бы, внучек, к тебе сегодня же ночью наведалась и попросила рассказать, что и как там было. Тебе это надо? То-то же! Ну, покедова, внучек! И вам, товарки, до скорого!
Баба Тоня снова пристроила меж пальцев потухшую свечу и удовлетворенно смежила веки. На лице ее застыла блаженная улыбка…
С доном Альберто на Багамы
Отгуляла наша фирма корпоративно Новый год. Понравилось всем очень. Ну и на старый Новый год коллектив снова насел на шефа: давайте, Альберт Альбертович (а между нами — просто дон Альберто), устроим еще один корпоративчик. Шеф на дыбы: «Сколько можно?». Но коллектив-то у нас женский, из мужиков только дон Альберто, большой, между прочим, женолюб, да я, его референт Василий Старков. Так что уломать шефа большого труда не стоило.
— Ну, ладно, — сдался он, окидывая отеческим взглядом свой коллектив, где восемь девок и один я. — Пусть будет корпоративчик. Я даже конкурс объявляю на лучшее блюдо! Главный приз — командировка победительницы со мной на Багамы. Для обмена опытом!
За каким таким опытом надо лететь одной из счастливиц в командировку с шефом — никто как-то этим вопросом и не задавался. Главным здесь было географическое расположение места командировки. Ну и, я так думаю, не снималась со счетов и известная любвеобильность шефа, из-за которой у него не было ни стабильной жены, ни постоянных любовниц. Их просто было много, и все они мелькали в бурной жизни нашего дон Альберто как в калейдоскопе.
— На спиртное денег я дам! — предупредил мой вопрос шеф. — Сходишь в магазин, Василий. Это и будет твоим вкладом в нашу вечеринку. Твое участие в конкурсе необязательно.
И на Старый новый год расфуфыренные в пух и прах наши фирменные фемины принесли каждая по собственного изготовления, блюду. Ах, какие витали ароматом над столом! Тут тебе и волнующий запах хрена, и дразнящий чесночный дух, и разжигающие воображение флюиды имбиря…
Я разлил, шеф сказал, все выпили и потянулись к закускам.
— Вот это что такое? — понюхав тарелку, сказала Танечка, хорошенькая секретарша шефа. — Это же не то что — есть, рядом с этим сидеть невозможно.
— А что такое? — воинственно выпятила подбородок Аглая Баглаевна, заместительша дон Альберто. — Это мой плов. Я его готовила по старинному рецепту моих предков.
— Настолько старинному, что он протух! — хихикнула Танечка.
— Девочки, а кто скажет, чья это безобразная силосная куча? — подала свой ехидный голос супервайзер Маргарита Андроновна Жарикова, брезгливо ковыряясь вилкой в винегрете.
— Ну почему силосная? — стушевалась Танечка. — Это винегрет. Его даже захочешь, не испортишь.
— Поздравляю, тебе это удалось, — подтвердила версию Маргариты бухгалтерша Сысойкина Эльза Карловна, съев из всего винегрета одну горошину и скривившись так, как будто она проглотила лимон целиком.
Таким же образом были решительно забракованы куриные окорочка, запеченные уже самой Сысойкиной, оливье кадровички Ахметовой Гайяне Хабибулловны, палтус в кляре экспедиторши Фрумкиной Розы Абрамовны. И даже простую селедку, изысканно нарезанную толстыми ломтями техничкой бабой Варей, в гневе скинул со стола сам шеф Альберт Альбертович, подавившись рыбной костью и закашлявшись до посинения.
Прокашлявшись и хватив затем стопку водки, багровый дон Альберто вынес свой вердикт:
— Увы, конкурс не состоялся, поскольку победителя выявить не удалось. А посему в командировку со мной на Багамы едет референт Василий Старков. И будет там между делом готовить для меня выступление на областной симпозиум по развитию малого бизнеса и предпринимательства.
Вот сижу дома, меланхолично доедаю практически не тронутые нашими страшно оскорбленными фирменными феминами деликатесы, которые Альберт Альбертович велел забрать мне домой как холостяку и уничтожить их. И тягостно размышляю: так ехать мне с шефом в командировку или не ехать? Потому как кто его знает, этого любвеобильного дона Альберто: что он подразумевает под словами «между делом»…
Музон
Ну, достали пенсионера Ивана Петровича Бурдынюка молодые соседи снизу, с подходящей для такого случая фамилией Куролесовы. Каждые выходные, не считая календарных и церковных праздников, такие гульбища устраивают с музыкой и плясками, что «мама, не горюй»! А музыка, под которую они экстазуют, какая-то такая… кузнечно-дровосечная — «Бух-бух… Бух-бух-бух!», да «Дзинь-дзинь… Дзинь-ля-ля!». Мертвого поднимет, где уж тут живому заснуть.
Бурдынюк уже и звонил Куролесовым по телефону, и сам к ним приходил с просьбой быть потише, и участковому жаловался, да все без толку. Соседи только подсмеивались над ним: «Давай, дед, к нам, мы и мочалку тебе подберем, и оттягиваться научим». Петр Иванович только плевался и уныло поднимался в свою бобыльскую квартирку, с подпрыгивающими табуретками на кухне и дребезжащими тарелками в посудном шкафу.
А недавно, так и не сомкнув глаз почти до утра (жизнерадостные соседи с размахом отметили, кажется, День Парижской коммуны), Иван Петрович додумался отплатить им той же монетой. Когда Куролесовы, наконец, угомонились, он выждал для верности еще часок, чтобы они уже точно заснули, и в районе шести утра приступил к осуществлению мести.
«Пусть-ка побудут в моей шкуре, авось поймут чего!» — злорадно подумал Бурдынюк, и с силой стал водить заранее припасенной железной трубой по ребрам чугунных радиаторов отопления как раз над спальней соседей, а для верности еще и над залом — на тот случай, если у них кто заночевал. Он бегал от батареи к батарее, нарочно усиленно топоча и издавая дикие вопли. Причем получалось у него это довольно ритмично, хотя и невообразимо громко. Бурдынюку тут же стали пытаться достучаться через стены соседи со всех сторон, включая и верхние смежные квартиры.
— Ничего, потерпите! — злорадно кричал Иван Петрович, продолжать грохотать батареями. — Терпите же Куролесовых — хоть бы одна сволочь на них пожаловалась, кроме меня!
Когда праведный гнев Бурдынюка уж стал стихать, да и сам он порядком притомился метаться между батареями, в дверь настойчиво позвонили. «Ага, проняло, наконец! — устало и почти без радости подумал Иван Петрович, и пошел в прихожую, прихватив на всякий случай с собой и железяку, при помощи которой только что устроил грандиозную какафонию.
Открыв дверь, он увидел главу семейства Куролесовых Петра. Всклокоченная шевелюра, мятые брюки говорили о том, что тот уже успел поспать. Но, похоже, совсем немного, поскольку физиономия у Петра была совершенно пьянющая и веселая.
— Слышь, чудило! — развязно сказал он Петру Ивановичу.
— Сам чудило, только на букву «м»! — дерзко ответил ему Бурдынюк, поскольку адреналин еще побулькивал в его вскипевшей крови. «Пусть только попробует выступить, я ему этой трубой все ребра пересчитаю!» — отважно подумал он. А вслух задиристо сказал:
— Ну и чего тебе?
— Ты это… Погромче бы свой музон сделал! Или дай диск на время, а? И ваще, что это за группа у тебя? Мы такую еще не слышали: так торкнуло, что все мои гости уже на ногах! Похмелились и снова пустились в пляс. Ну так что, дашь диск, или как?..
Сидоров и Маузер
Сидоров упал со стремянки, когда полез за чем-то на антресоли. А когда очнулся, услышал у себя в голове:
«И чего это он разлегся средь бела дня на полу?»
Сидоров сел, огляделся по сторонам. Вокруг никого не было. Рядом сидел лишь кот Маузер и презрительно щурился.
«Что-то с головой после удара», — решил Сидоров. Встал, пошел на кухню — снять стресс. Налил себе стопочку, достал колбаски, маслинок. Только собрался вкусить, как опять в голове раздался тот же вредный голосишко:
«А мне? Вот эгоист-то!»
На пороге кухни сидел Маузер. «Черт, неужели это он телепатирует? — изумился Сидоров. — Или это я так сильно ударился?»
«Да, это я, твой кот Маузер, — неожиданно подтвердил его мурлыка. — Кстати, за что ты меня так обозвал?»
— Это как? — наконец решил вступить Сидоров в диалог со своим котом.
«Ну, Маузером каким-то дурацким».
— Потому что у тебя хвост всегда пистолетом торчал, когда ты еще маленький был.
«Понятно. Ну не будь жмотом, дай колбаски!»
— А я что буду с этого иметь? — вдруг решил Сидоров поторговаться.
«Что-что… Я тебе за это глаза кое на что открою», — нагло сощурился Маузер.
— Например? — насторожился Сидоров
«Да, в общем, ничего особенного, — зевнул Маузер. — Как только ты за порог, к твоей жене сосед Петрович ныряет. А я в это время — к его Муське».
— Так, значит, вы тут все вместе блудите, пока меня нет дома! — рассвирепел Сидоров. — И ты еще за это у меня колбасу просишь?»
«Ой, а сам-то, сам-то!» — изобличающее запульсировал в его голове Маузер.
— А я чего? Я ничего, — стушевался вдруг Сидоров.
«Как это ничего? А кто на той неделе два раза приводил домой баб, когда хозяйка увозила Петьку, то есть сына твоего, в деревню? Да еще страшных, хуже драных кошек! — завозмущался Маузер. — Так что гони, хозяин, колбасу! А не то я хозяйке сдам все твои заначки!»
— А что, ты и с ней так же беседуешь? — неприятно удивился Сидоров.
«Пока нет, — честно признался Маузер. — Да ведь она или сама может обо что-нибудь головой удариться, или ты ее, например, огреешь после нашего разговора. Вот тогда, глядишь, и с ней контакт налажу».
Сидоров молча проглотил последние слова кота, а также стопку водки, закусил ее маслинкой, колбасу же отдал Маузеру.
«Давно бы так! — довольно заурчал Маузер. — И вообще, хозяин…»
Тут выпитое ударило Сидорову в голову, и голос кота в ней пропал. Похоже, она, голова эта, встала у Сидорова на место. Но с тех пор Маузер у него ни в чем не знает отказа. Особенно когда начинает пристально всматриваться в глаза Сидорова…
Побег
Алкоголик Сивушов проснулся часа в три ночи. Охая от головной боли, он сполз с дивана и прорысил к туалету, на ходу расстегивая мятые брюки.