— Ладно тебе, господинка наш, ладно, верим. Но в последний раз, слышишь? А то мы сами скажем тебе хором: талак!* И это уже ни с каким гаражом не спутаешь!
— Да слышу, слышу! Но где же мой утренний бальзам? Где шляется эта несносная Гульчатай? Гульчатай!! Гульчатай, зараза!!!
Примечания:
Гарем — коллектив из нескольких жен
Щербет — безалкогольный восточный напиток
Рахмат — типа «спасибо»
Дукан — восточная забегаловка
Тюфяк — бесформенный матрац
Сарай — по-ихнему дворец
Алкач — международное определение пьющего человека
Луна — не то, что вы подумали. Это календарный месяц
Пиала — чашка такая. Сойдет и за тарелку
Буза — слабый алкогольный напиток, которым можно неслабо надраться
Талак — мечта всякого невосточного женатика. Арабу, например, достаточно трижды прокричать «Талак!», и он в разводе.
Груша на ночь
И вот в очередной раз наступило время, когда застарелый холостяк Шишкин почувствовал, что больше не может без женщины. Шишкин вышел на угол улицы, где в их небольшом городке обычно тусовались ночные бабочки.
Под одним из пока еще неразбитых фонарей переминалась с ноги на ногу кучка вызывающе одетых девиц.
— Развлечься желаем? — подкатила к нему грубо накрашенная «мамка». — Кого желаете: блондинку, шатенку, брюнетку?
— Мне масть по фигу. Желательно такую, чтобы была на все готова, все умела, и чтобы была поздоровее. Причем, на всю ночь.
— Ух ты! — уважительно хмыкнула «мамка». — Не перевелись еще мужики.
Домой к себе Шишкин привел крупную широкоплечую девицу с грубыми, даже на вид шершавыми руками — видимо, приехала в город «на заработки» из ближайшей деревни. Ее звали Груша.
Как только они вошли в квартиру, Шишкин замкнул дверь, а ключ спрятал в карман.
— Ну, Груша, за работу, — сказал он, проводя девицу в свою холостяцкую двушку.
Груша огляделась и ахнула:
— Божечка ты мой, это что за сарай? Нет, я в таких условиях работать не могу! Я девушка аккуратная.
— А ты думаешь, я тебя зачем выкупил на всю ночь? — хмыкнул Шишкин. — Вот твой фронт работ.
И он провел Грушу по своим «апартаментам». Полы во всех комнатах были затоптаны, как будто через квартиру Шишкина прогнали стадо слонов. В кухонной раковине чуть не под потолок высилась грязная засохшая посуда. Вся ванная била забита нестиранным бельем и рубашками.
Груша обессилено села на стул, прямо на газетку с какой-то закуской, и заплакала:
— Дяденька, может все же в постельку, а? Я ласковая!
— Не-а, для этого дела у меня есть бесплатная подружка, — отрицательно помотал головой Шишкин. — Только ленивая, зараза. Еще больше, чем я. Так что давай-ка, Груша, отрабатывай свой гонорар. А я пока сосну…
И Шишкин, упав на свой продавленный холостяцкий диван, почти тут же безмятежно засвистел носом…
Случай с Пятаченко
У Пятаченко вдруг начал расти живот. Он и так был не худенький. А тут пузо прямо на нос лезет.
— Пива надо лопать меньше, — ехидно сказала ему жена Амалия.
— Да чего ты ерунду болтаешь, я его сколько пил, столько и пью, — слабо парировал Пятаченко. Но на всякий случай теперь вместо ежедневных трех литров стал выпивать полтора.
А живот знай себе растет. Тогда Пятаченко перестал закусывать пиво чипсами. Но живот распухал как на дрожжах.
— Сходи-ка к эндокринологу, — сказала слегка обеспокоенная Амалия. — У тебя, похоже, что-то с обменом веществ.
Врач посмотрел анализы, помял Пятаченко кадык, живот, сделал испуганные глаза, да и говорит:
— Это вам, больной, не ко мне надо. Потому как вы, как бы вам это помягче сказать… Вы в положении.
— Это в каком еще положении? — не понял Пятаченко.
— Беременны вы! Похоже, уже где-то в районе пяти месяцев. Идите к гинекологу.
Пятаченко от возмущения чуть не задохнулся:
— Я? Беременный? Да что вы такое говорите? Откуда, как?
— Вам виднее, откуда и как, — туманно сказал врач.
Убитый горем Пятаченко приплелся домой. Дочь и сын были еще в школе, жена — на работе. Пятаченко разделся перед зеркалом и стал враждебно рассматривать свое безобразно отвисшее пузо. Вдруг ему почудилось, что у него где-то там, глубоко внутри, что-то ворохнулось. «Схватки!» — понял Пятаченко и повалился на пол без сознания.
Очнулся он оттого, что вернувшаяся с работы жена поливала его водой из чайника.
— Где я? — слабо спросил Пятаченко. — И почему мокрый? Что, уже воды отошли?
— Слава Богу, жив! — обрадовалась Амалия. — Постой, ты что, бредишь? Какие такие воды?
Пятаченко увлек жену в спальню и там ей все рассказал.
Амалия слушала его, вытаращив глаза. Осознав, наконец, всю суть происходящего, она грозно сказала:
— Гришка, ты мне изменил! Признавайся, сволочь: с кем?
— Да что ты, что ты, Амалинька, ни сном, ни духом, — залепетал Пятаченко.
— Да? А ты вспомни: как раз пять месяцев назад тебя дома не было двое суток. Ты потом
признался, что пил эти два дня у дружка своего Бузыкина… А не могло быть так, что Бузыкин этот воспользовался, так сказать, твоим беспомощным состоянием…
— Да как ты смеешь! — вскинулся Пятаченко. — Мы с ним мужики с нормальной ориентацией.
— Ну, тогда не знаю…
— Слушай, может мне сделать этот, как его, аборт?
— С ума сошел! Тебе скоро уже рожать!
— А как же теперь быть?
Амалия пытливо заглянула в глаза мужа:
— Слушай, Гришенька, ну раз уж так получилось, давай рожай. Ваня с Таней совсем уже большие. Скоро окончат школу, потом институты, попереженятся, и останемся мы с тобой совсем одни… Не бойся, когда будешь рожать, я буду рядом. А пока на сохранение ляжешь.
Амалия нежно погладила живот Пятаченко.
— Да так-то оно так, — дрогнул Пятаченко. — Но что я на работе скажу?
В это время раздался телефонный звонок. Амалия сняла трубку.
— Тебя, — сказала она Пятаченко.
Григорий выслушал, что ему сообщили. Потом переменился в лице и закричал:
— Коновалы! Я жаловаться на вас буду!
И бросил трубку.
— Что такое? — спросила Амалия.
— Не поверишь: звонил тот самый эндокринолог. Очень извинялся и просил меня зайти снова. Оказывается, ему принесли анализы какой-то женщины с такой же фамилией и инициалами. Я не беременный! Просто у меня действительно нарушился обмен веществ. Но к этому врачу я больше ни ногой! Чуть не родил из-за него!
— Ну вот, — загрустила Амалия. — А я уже настроилась на ребеночка.
— Так в чем дело? — обнял ее Пятаченко. — Вот сгоню живот, и займемся решением этого вопроса…
А рядом — Самвел
Жена вернулась из санатория. После ужина, нежны и бурных ласк (нет, сначала были ласки, потом ужин — соскучились же!) они с мужем сидят, рассматривают снимки, сделанные женой каменой мобильного телефона.
— Вот, Ванечка, — говорит жена ласковою — Это я на фоне санатория с соседкой по номеру. Зина ее зовут.
— Вижу. Нормальная соседка, — одобрительно говорит муж. — Дальше давай.
— А это я, Валя, и… — тут жена спотыкается. — И Самвел. Валин друг.
— А почему он с твоей стороны стоит? — настораживается муж.
— Ну, Ванечка, я-то почем знаю? — оправдывается жена. — Он же кавказец. Гордый, где захотел, там и встал.
Ванечка ревниво посопел. Потом все же пересилил себя.
— Дальше показывай, — скомандовал он.
— Ну, тут мы на экскурсии, — поясняет жена. — Это вот опять Зина, это…
— Вижу, что это ты. — умиротворенно гудит Ванечка. — А где этот… Как его… Самец?
— Ну зачем ты так, Ванечка? — с укором говорит жена. — Я же говорила — Самвел его зовут. Сам же видишь, что здесь его нет.
Иван снова ревниво сопит:
— А кто фотографирует вашу компанию?
— Да так, — пожимает плечами жена. — Прохожий один.
— Ладно, — успокаивается Иван. — Крути дальше.
— А это, Ванечка, мы на пляже, — поёт дальше жена. — Это, как ты уже знаешь, Зина, рядом с ней…
— Вижу! — багровеет Иван. — Опять этот Самвел. Как раз посередке между тобой и Зиной.
— Ну и что? — делает невинные глаза жена.
— А Вали, которая, как ты говоришь, с ним дружила, почему-то нет, — продолжает сомневаться муж.
Жена с досадой машет рукой:
— Ну правильно, они поссорились. И Самвел стал дружить с Зиной.
— А не с тобой? — прищуривается Иван.
— Ну что ты, Ванечка! — горячо говорит жена и целует Ивана в небритую щеку. — Я же замужем. За тобой, между прочим!
— Тогда почему этот саме… Самвец обнимает тебя за талию? — недоверчиво пыхтит Иван.
— Но, Ванечка, он же больше Зину обнимает, — разубеждает Ивана жена. — А меня так, для симметрии.
И тут мобильник дилинькнул. Иван тут же сделал стойку.
— Ну-ка, Людка, постой, что это? — Он выхватил у жены мобильник. — Ага, эсэмэска тебе пришла. Так, и что там такое? Ну, читай, читай!
Он тычет мобилой под нос жене.
— Да так, Ванечка, глупость какая-то… — растерянно говорит жена.
— Глупость? — рычит Иван.
И громко читает сообщение, нарочито придавая своему голосу кавказский акцент:
— «Гадом буду нэ забуду мою Луду. До встрэчи! Самвэл». Ах ты!… Чё, скажешь, и эсэмэска не тебе?
— Ну что ты, Ванечка! Конечно же, не мне! — затараторила жена — Ну, ошибся человек номером. Не туда попал…
— Это ты не туда попала! — рычит Иван. — Все, отдыхать теперь будешь ездить только к маме моей в деревню. На огород!
Ограбление по…
— А ну, руки вверх!
На оторопевших супругов Ватрухиных наставил большой черный пистолет невзрачный субъект, выскочивший из-за фонарного столба. Ватрухины переглянулись и подняли руки.
— А ну, что у вас есть ценного, гоните! — приказал грабитель.
— Как, с поднятыми руками? — язвительно спросила Елизавета Петровна. Игорь Борисович хихикнул. Они стояли перед грабителем со вскинутыми рука