— Мне не плохо, — задыхаясь, ответил он. — Мне так всегда по утрам. Просто мениски страшно болят. Но ничего, разомнусь, и все будет нормально.
И ведь точно, размялся, туго перебинтовал колени и на завтрак уже шел едва ли не вприпрыжку.
Я отпросился у главного врача на выходные в город, к жене (ну вот такой я — не нужны мне чужие бабы, свою люблю). Петрович безмерно обрадовался тому, что останется один в палате.
— Сейчас вот провожу тебя до остановки, а заодно куплю винца, конфет, фруктов — Вальку надо будет на ужин пригласить. А кто девушку ужинает, тот ее и танцует, сам знаешь.
В санаторий я вернулся в понедельник. Палата моя была заперта. На всякий случай постучался — тишина. Отпер дверь своим ключом. В нос ударил резкий запах каких-то лекарств. Вышел из палаты, спросил у дежурной по корпусу, где мой сосед.
Та ухмыльнулась и сказала, что Петрович на втором этаже, в процедурной, под капельницей лежит.
— А что с ним?
— Он сам вам расскажет
Поднялся наверх. Дверь в процедурную была открыта. На кушетке под капельницей возлежал мой Петрович.
Он открыл глаза, слабо улыбнулся.
— Ты это чего здесь разлегся, старина? — спросил я его.
— Ох, чуть богу душу не отдал, — пожаловался Петрович. — Я же, старый дурак, как тебя проводил, еще и в аптеку зашел, виагру купил. Всего-то полтаблетки в тот же вечер и принял. Не знаю, чего я там успел с Валькой, но очнулся, когда меня начали ширять уколами. Это Валька, когда я отрубился, перепугалась и сбегала за дежурным врачом. Сердечный приступ случился. Вот отлеживаюсь… Пошли они на фиг, все эти бабы, вот что я тебе скажу!
И правда, Петрович больше в сторону Вальки и смотреть не хотел, а прилежно принимал все приписанные ему процедуры. Но когда я в пятницу снова засобирался в город, попросил, блудливо пряча глаза:
— Слушай, будь другом, займи, если можешь, рублей пятьсот… В понедельник отдам, племяш обещал деньжат подвезти.
— Шо, опять?!
— Да у меня же еще полтаблетки виагры валяется в кармане. Что добру пропадать?
— Тебя же эта Валька угробит!
— Не боись, на этот раз будет не Валька, а ее подружка. Она страшненькая, не так сильно возбуждает…
Ну что тут будешь делать с таким неутомимым ходоком? Только завидовать целеустремленности остатков его здоровья! Дал я ему, конечно, денег. И все выходные переживал за Петровича: выживет-не выживет?..
…Да выжил, выжил! И домой уехал с этой Валькой, которая все же посимпатичней. Решила она, видать, скрасить остатки лет Петровича…
Крик в ночи
— Лев Михайлович, майор в отставке! — представился мне сосед по номеру в санатории «Красноярское Загорье», где я как-то отдыхал.
Когда вечером стали отходить ко сну, Михалыч, как бы между прочим, сказал:
— Слышь, я ночами иногда разговариваю.
— Да ради Бога! — успокоил я его. — Может, чего интересного расскажешь.
Михалыч почти тут же захрапел. Заснул и я. И буквально подлетел на своей кровати от оглушительного рева:
— К-куда? А ну назад! Смирррр-нааааа!
Дрожащей рукой я включил ночник. Михалыч сидел на кровати и строго смотрел на меня невидящими глазами.
— Я кому сказал? А ну подойди ко мне! — потребовал майор.
— Да пошел ты! — рявкнул я в ответ. Михалыч вдруг часто заморгал и с удивлением спросил:
— А ты почему не спишь?
От возмущения я захватал ртом воздух, не найдя что ответить.
— Спи давай! — ворчливо сказал майор, откинулся на подушку и засопел.
«Может, все на сегодня?» — с надеждой подумал я. Но в эту ночь мне пришлось вставать еще раз — под утро я оттащил Михалыча от выхода на балкон: оказывается, он собрался в туалет, да перепутал двери. Представляю, какую бы он сделал кучу, шлепнувшись с восьмого этажа!
А утром, когда я рассказал майору, что тот вытворял ночью, он мне не поверил. Я же устремился к администраторше с просьбой отселить меня от горластого лунатика куда подальше. По возможности — в отдельный номер, пусть и за доплату. Но накануне случился массовый заезд отдыхающих.
— Потерпите немного, пока мы что-нибудь для вас придумаем, — участливо сказала симпатичная администраторша.
Ну, думаю, ладно, потерплю. В следующую ночь улегся спать с заткнутыми ушами — специально купил в аптеке беруши. Да что толку — опять проснулся от вопля Михалыча, хотя и несколько приглушенного.
На этот раз бравый старик с кем-то дрался во сне — махал кулаками и громогласно издавал боевые кличи. И тут меня осенило. Михлыч же военный, хоть и в отставке. И я зычно скомандовал:
— А ну тихо, майор! Перед тобой генерал! Руки по швам и чтобы ни звука мне до утра! А то сделаю из тебя капитана!
— Есть, товарищ генерал! — сдавленным голосом ответил Михалыч, сделал руки по швам и деликатно засопел. В эту ночь он уже не будил меня своими дикими криками.
Утром спросил его:
— Ну, как спалось?
— Ты знаешь, кошмар привиделся, — пожаловался Михалыч. — Будто вызвал меня к себе на ковер наш командир дивизии и такого фитиля мне вставил, что до сих пор жутко. А за что, так и не сказал!
Я не ушел из номера — подобранный мной к отставному майору ключик действовал безотказно. Как только Михалыч засыпал — я командовал ему от имени неизвестного мне генерала вести себя ниже травы, тише воды — и майор тихохонько сам спал всю ночь, и мне давал высыпаться.
Чертовщина
Праздники кончились. Встал утром — лучше бы вовсе не просыпался. Голова вава, во рту бяка, денег тютю. Слоняюсь по квартире, прихожу в себя. Жена шипит:
— Иди мусор вынеси, пьянчуга чертов!
Повиновался. Нагнулся за ведром — разогнуться не могу. Стал распрямляться, уперся рукой в посудный шкаф. Не рассчитал — загремели, зазвенели по полу банки-склянки. Вдобавок ведро с мусором опрокинул. Жена вообще зашлась:
— Уйди с глаз моих долой, сатана! Проваливай к дьяволу, идол!
Ушел молча: говорить не могу, каждый звук сверлит мозги. Вышел на улицу, куда податься — не знаю. Свет не мил, люди противны. Сел в первый попавшийся автобус. Нечаянно наступил какой-то крашеной девице на ногу. Она завизжала.
— Простите, — шепотом говорю, — я нечаянно.
— Пошел к черту, пентюх! — обласкала меня сквозь слезы. Вылез из автобуса на конечной и пошел, куда послали.
Долго ли, коротко шел — не помню. Голова гудит, во рту сухо, ноги-руки дрожат. Ну и состояньице, доложу я вам. Смотрю — бугор, за бугром яма. И ступени осклизлые вниз ведут. Черт его знает, что там? А, пойду: терять мне нечего!
Спустился. Дверь железная. Таблица на ней с горящей надписью «Дьявол. Звонить три раза». Верить иль не верить? Неужто в самом деле до преисподней добрался? А может, с похмелья мерещится? Позвонил на всякий случай. Дверь с лязгом распахнулась. На пороге вырос лохматый мужичок — хвост крючком, нос пятачком.
— Чего тебе? — хрюкает.
— Я, это, к дьяволу вот…
— А зачем?
— Так это, послали.
— Пошли, коли так.
Шли, шли каким-то темными закоулками. И пришли в огромное сводчатое помещение. Посредине очаг пылает. Пахнет серой и еще чем-то до боли знакомым.
Вокруг огня расположилась теплая компания этих самых, с пятачками. А во главе застолья — здоровенный рыжий громила. Точь-в-точь грузчик дядя Федя из нашего гастронома. Все по очереди зачерпывают ковшом из огромной посудины и пьют, черти. Чем-то жареным закусывают.
— Кто такой будешь? — грозно спрашивает рыжий. «Дьявол!» — догадался я.
— Вася я, — представляюсь. — А пожаловал к вам, Дьявол… кгм….
— Шайтанович, — подсказывает он уже более ласково.
…А пожаловал я к вам, Дьявол Шайтанович, потому, что меня сегодня без конца посылали к вам. И еще потому, что голова болит. А деньги кончились. И у моих корешей тоже. А жена не дает…
— Вообще-то нас и так до черта, — бурчит рыжий. — Ну да ладно, будешь сорок четвертым. Садись, раз пришел. Знаю я твое состояние — тут не то, что к черту на рога — к богу в рай полезешь. Плесните ему, черти. Пей, Вася!
Хлебнул я чертова зелья — аж мурашки по коже.
— Закусывай! — кричат мне со всех сторон.
— М-м, — отвечаю. — После первой не закусываю!
Черти от восторга заржали, захрюкали.
— Вот это по-нашенски! — крякнул их главный. — А ну, дребалызнем еще!
В общем, надрызгался я в этой тепленькой компании до чертиков. Что было дальше — не помню. Сплошной туман. Помнится — слабо, правда, — что мы еще всей нечистой силой наведались к ведьмам. Ух, доложу я вам чертовки! Хлебнул и там какого-то варева. Да такого, что земля из-под ног дыбом и — хлоп меня по лбу!
Очнулся — кругом все белое. Врач озабоченный рядом сидит, пульс мой щупает.
— Еще одна такая попойка, — говорит, — и только вас и видели.
Жена рядом сидит. Увидела, что я очнулся, перестала всхлипывать.
— Где тебя черти носили? — шипит.
Дудки, не скажу. Этот адресок мне еще сгодится!
Доказательство любви
— Так, значит, любишь? — задумчиво переспросила она, меланхолично жуя травинку.
— Угу! — страстно промычал он. — Жить без тебя не могу.
— А чем докажешь?
— Да чем угодно! — самоотверженно вскричал он. — Хочешь — объявлю на весь белый свет о своей любви?
Она холодно пожала плечиками. Он набрал полную грудь воздуха и издал душераздирающий вопль:
— Люди-и! Я люблю-ю!
— И-и… У-у… — загромыхало эхо.
На Кавказе при этом случилось землетрясение, на Алатау — оползни, а Урал вообще провалился сквозь землю.
— Хватит глотку-то драть, — раздраженно сказала она. — Это еще не доказательство любви
Он сник. Потом вдруг соскочил с места, одним махом взлетел на мачту высоковольтной линии и резво перебежал по проводу до другой. Когда он вернулся, подошвы его кроссовок еще дымились, а волосы искрились от электричества.
— Вот, ненаглядная моя: это рекорд. Я мог бы передать его в книгу Гиннеса, но дарю тебе! — великодушно объявил он.
Она зевнула.