Исаак устало вздохнул. Теперь, когда кризис прошел, Юдифь искала виновного, и какой-то неизвестный жулик или злодей здесь не подходил. Это должен был быть кто-то, кому она могла бы бросить обвинение в лицо. Он тщательно подбирал слова; одно неосторожное утверждение, и тогда ни за что достанется Ракель. Она могла бы провести всю свою жизнь под гнетом материнского презрения, поскольку с точки зрения Юдифи, тот факт, что Ракель находилась одна и без защиты в течение целой ночи, говорил о многом.
— Донья Исабель была похищена, как полагают, богатым торговцем, который желал жениться на ней. Ракель захватили одновременно с ней, чтобы охранять здоровье доньи и ее честь. Они не расставались ни на мгновение с тех пор, как их забрали из женского монастыря. Они так и не увидели предполагаемого жениха. Все было проделано руками двух или трех его доверенных слуг.
— И где они теперь?
— В гостинице на Барселонской дороге.
— В общей гостинице? Одни? Окруженные путешественниками, бродягами, солдатами…
— Они сняли пару комнат с крепким замком и женщиной-прислугой, которая может о них позаботиться. Дон Томас уверил меня…
— Дон Томас? Кто этот дон Томас?
— Это секретарь королевы, моя дорогая. Он ехал в Жирону по королевскому поручению, когда натолкнулся на процессию, двигавшуюся в обратную сторону. Он рассказал, что Ракель привлекла его внимание, очень умело сообщив ему, что они едут не по своей воле. Дон Томас спас их от похитителей, убив одного и распугав остальных. Затем он проводил их в гостиницу и оставил там в комфорте и безопасности. — Исаак старательно опустил возраст молодого человека и его довольно симпатичную внешность. — Разве ты не рада снова увидеть дочь?
— Если ты уверен, что с ней ничего не случилось…
— Я уверен, любовь моя.
Юдифь посмотрела на него и впервые, с тех пор как он пришел, обратила внимание на внешность мужа.
— Да ты болен! — сказала она. — Исаак! Что случилось?
— Ничего, любовь моя. Если я бледен, то это потому, что я мало ел и спал, и…
— Спал ты или нет, я не могу сказать, — обиженно сказала Юдифь, — так как ты заперся от меня в своей комнате, но я знаю, что ты ничего не ел. Совсем не ел со вчерашнего утра. Наоми! — крикнула она и со своей обычной решительностью начала раздавать приказы.
Беренгуер послал посыльного к аббатисе Эликсенде, а затем начал, мучительно размышляя, составлять другое письмо, к его величеству. Он с большим облегчением отложил его, когда в дверь постучали.
— Прибыл посыльный, ваше преосвященство, — сказал слуга. — Он принес вам это. Он сказал, что ответа не нужно.
Беренгуер взял письмо, посмотрел на печать и вздохнул.
— Подождите там, — сказал он. — Нет. Лучше скажите, чтобы посыльного задержали, и обеспечьте ему отдых, пока я не прочту это. Затем возвращайтесь.
Это было собственноручное письмо его величества. Оно было кратким и по делу, как и большая часть посланий дона Педро. Король был намерен прибыть на следующий день со своими войсками. Король и офицеры хотели бы остановиться во дворце.
— Найдите мне каноника, — попросил он служащего, который, задыхаясь, прибежал обратно. — Скажите ему, что вскоре прибудут важные посетители, а затем попросите его, чтобы он зашел ко мне. И прикажите поварам разогреть печи и начать готовить. — Королевские посещения всегда были истинным мучением. А уж внезапные грозились и вовсе перерасти в настоящее бедствие.
Когда Исаак поел, а Юдифь ушла, чтобы заняться вечерними хлопотами по дому, Юсуф тихо поскребся в ворота.
— Хозяин? — тихо позвал он, поскольку надеялся избежать встречи с хозяйкой или с Ибрагимом.
— Юсуф? — спросил Исаак и пошел открыть ворота. — Ты поздно возвращаешься. Ты ел?
— Нет, господин.
— Тогда съешь то, что осталось на столе. Если там есть что-нибудь.
— Там много всего, — сказал Юсуф, осматривая остатки ужина Исаака. Он положил кусок рыбы на небольшой ломоть хлеба и жадно съел это, как очень голодный человек. — Я побывал в таверне Родриго, — сказал он, проглотив, — где происходила встреча Внутреннего Совета Братства Меча.
— Это было глупо, парень. Тебя заметили? Кто-нибудь узнал тебя?
— Никто, господин, — сказал Юсуф, взяв еще один кусок рыбы. — Я надел свое старое тряпье, которое Большой Йохан сохранил для меня, испачкался и спрятался под столами. Я не смог услышать все, что они говорили, потому что мне понадобилось довольно много времени, чтобы добраться незамеченным до двери той комнаты, где они собрались. А затем меня поймала жена Родриго. — Он набрал немного риса и овощей на хлеб, добавил кусок ягнятины и замолчал, чтобы съесть это.
— Что случилось?
— Ничего. Она хотела передать меня стражникам за воровство, хотя я ничего не касался, но она упустила меня, и я убежал. Я побежал к баням, и Йохан позволил мне снова вымыться, а потом вернул мне мою новую одежду. А затем я пришел домой.
— Так, понятно. И что ты слышал?
— Ну, прежде всего, Большой Йохан сказал мне, что не было никакого Меча.
— А о чем вы говорили с хранителем бань, раз он сказал тебе это?
— Я спросил его, знает ли он что-нибудь о Братстве, — он слышит многое, хотя не всегда понимает, что именно он услышал. Никто не считает нужным держать язык за зубами в обществе Большого Йохана.
— А он?
— Я думаю, что он пытался сказать мне, что они сделали его членом Братства. Он рассказал о встрече у Родриго и о том, что они хотели, чтобы он там присутствовал. Но он не мог оставить бани без присмотра.
— Это интересно, парень. И он говорит, что никакого Меча нет.
— Точно, — сказал Юсуф, отправляя в рот медовый пирог. — Он будет когда-нибудь, но сейчас его нет.
— Что он имел в виду?
— Он сам не знал. А затем в таверне Родриго я услышал, как они говорили, что они почти готовы и всё будет обсуждаться на встрече в субботу ночью. Всеми членами группы. И знают ли они, что каждый должен говорить и делать. Но в то время, как они начали отвечать, меня поймали.
— А где будет встреча?
— Кто-то сказал, что она будет в банях. А еще кто-то спросил, согласился ли Йохан, а первый человек ответил, что это еще не решено, но что он разберется с Йоханом, если тот заупрямится.
— Ты можешь мне сказать, кто там был?
— Пятеро мужчин. Пока я подслушивал, были названы три имени: Раймундо, Санч и Мартин. Мартин-переплетчик, — добавил Юсуф и задрожал. — Я видел его. Я также видел церковника, высокого и тонкого, с очень суровым взглядом.
— Это Раймундо. Он — писарь, — сказал Исаак. — Другой был Санч, конюх. Николо тоже упоминал его имя.
— Я знаю, что было еще двое, но их имена не называли. — Он потянулся за еще одним медовым пирогом, но был остановлен воплем, раздавшимся сверху.
— Где ты был? — Голос Юдифь звенел, как набатный колокол. — Негодный мальчишка! Твоя обязанность состоит в том, чтобы быть со своим хозяином, а ты оставил его и болтался где-то в одиночку. Он не ел и не пил целый день. А ты только сейчас возвратился, чтобы набить свой живот. — Исаак услышал, как она быстро спускается по лестнице. — Господи! — сказала она пораженно. — Да что с тобой случилось? Ты дрался? Или кто-то напал на тебя?
— Что с ним? — спросил Исаак.
— Один глаз раздут и заплыл, рана на лбу, одна щека расцарапана.
— Юсуф был на войне, любовь моя, по моему приказу. Мне жаль, парень. Я не думал, что тебя ранят.
— Йохан лечил меня, господин. Он смазал мои раны бальзамом. Он сказал, что это вы ему его дали. Это верно?
— Бальзам? — Исаак на мгновение задумался. — Думаю, да. Насколько я помню, это была мазь от стригущего лишая, но хуже тебе от этого не будет. — Он протянул руку и осторожно коснулся лица Юсуфа, ощупывая вздутия и порезы. — Но у меня есть для твоих ран средство поинтереснее. Пока ты сражался, нам доставили хорошие новости. Ракель и донья Исабель найдены. Они целы и в безопасности, и завтра вернутся.
— Тогда все отлично, господин, не так ли? Больше у вас не будет неприятностей.
Глава двенадцатая
Томас де Бельмонте вернулся в гостиницу на восходе солнца, когда начинали уезжать самые ранние из ночных гостей.
— Хозяин, — нетерпеливо позвал он. — Я приехал, чтобы увезти дам. Они проснулись?
— Проснулись, господин? — Он засмеялся и смёл кучку монет. — Спасибо, господин, — пробормотал он и снова обратил внимание на Бельмонте. — Они давно проснулись, — сказал он. — Они уехали вчера вечером. Еще до заката.
Томас почувствовал, как кровь отливает у него от лица.
— Что вы имеете в виду?
— То, что сказал, господин. Приехал отец доньи, чтобы увезти ее.
— Ее отец? — сказал Томас, пытаясь представить себе дона Педро, короля Арагона и графа Барселонского, во всем его величии, в этой гостинице, разговаривающего с человеком, стоявшим перед ним. — Ты уверен?
— Господин сказал, что он ее отец. И возраст подходящий.
— Как он выглядел? — спросил Томас.
— Некрасивый, — сказал хозяин смеясь. — Коренастый. Упитанный, с грубой, рябой кожей. Каштановые волосы.
— Ну да, — произнес Томас.
— Надеюсь, вы узнали его. Он был весьма рад, что догнал ее, как он сказал. Оплатил счет, и даже с верхом. Правда, ваша девушка и донья, которая с ней, не очень-то были рады, что их нагнали, если это доставит вам удовольствие. Ваша симпатичная госпожа просила передать вам, что она была права, говоря о нем. Она сказала, что вы поймете, что она имеет в виду.
— Спасибо. Я поем немного холодного мяса с хлебом и отправлюсь. Они сказали, куда едут? — В руке у Томаса тихо зазвенели монеты.
— Ни слова, господин. Но, по-моему, они не собирались ехать далеко. Они уехали незадолго до заката, и при этом собирались еще засветло добраться до места назначения. — Монеты снова зазвенели. — Кто-то заметил двух серых лошадей с паланкином на дороге к Вальтьерре. — Монеты быстро меняли хозяина.
— Они взяли всех лошадей?
— Они сказали, что это их лошади, господин. У меня не было причины не верить им.