Для чего?
Для того, чтобы увидеть солнце. Чтобы успеть застать его сонным, разомлевшим, не горячим еще, а теплым, как парное молоко. Чтобы можно было смотреть на него, чтобы можно было протянуть руку и прикоснуться к нему и прошептать ему, зная наверняка, что все сказанное останется между ними: «А знаешь, у нас, оказывается, не работает телефон…»
Чтобы увидеть небо. Утреннее апрельское небо, одетое в стыдливо-розовый бархат рассвета. Замерев, затаив дыхание, любоваться этим небом, ощущая в каждой своей клеточке его продолжение, ощущая себя частью этого неба. Чтобы прошептать ему, зная наверняка, что все сказанное останется между ними: «А знаешь, у нас, оказывается, не работает телефон…»
Чтобы увидеть птиц на деревьях, тех самых воробьев, которых до сих пор она не видела ни разу, а только слышала, как они чирикают за окном. Прислушаться к ним, научиться отличать одного от другого по голосам, увидеть вдруг, какие они разные. Выбрать из стайки одного, самого забавного, похожего на цыпленка, и прошептать, зная наверняка, что все сказанное останется между ними: «А знаешь, у нас, оказывается, не работает телефон…»
Чтобы поманить дворовую собаку, ласково потрепать ее за ухом, заглянуть в грустные глаза, полные несбывшихся надежд, и пообещать: «Все сбудется, все сложится, ты только подожди, потерпи немного…»
Чтобы вернуться в детство, встретив на улице дворника дядю Володю, и снова, в сотый раз уже, услышать истории своих детских приключений в его нехитром пересказе.
Чтобы вспомнить стихи Бродского, которые когда-то она так любила, которые бормотала себе под нос и утром, пристроившись в уголке переполненного троллейбуса, и вечером, ложась спать. И снова, после почти десятилетнего перерыва, тихо прошептать и солнцу, и небу, и стайке воробьев: «Что касается звезд, то они всегда. То есть если одна, то за ней другая…»
Чтобы просто пройтись по сонным апрельским улицам, таким свежим после вчерашнего дождя, и ощутить себя королевой красоты, самой счастливой из женщин…
– Варя!
Вздрогнув, она остановилась. Промелькнувшая мысль: «Герман!» – показалась абсурдной.
В приближающемся мужчине она сразу узнала Артема – того самого, который пару дней назад подвозил их с Никитой от вокзала до дома. Вернее, сначала она не узнала в нем Германа и только потом узнала Артема. Только потом вспомнила вокзальный шум, машины, быстро мелькающие перед глазами и настойчиво проезжающие мимо.
Артем приближался быстрыми шагами с противоположной стороны двора. Она остановилась, поджидая его и раздумывая над тем, что могло заставить его в такую рань выйти на улицу. Неужели и он тоже имеет привычку разговаривать по утрам с солнцем, небом и прочими, самыми разнообразными и порой неодушевленными предметами? Сообщать воробьям про поломку телефона и нашептывать дворовой собаке стихи Бродского?
«Едва ли, – подумала Варя. – Наверное, у него есть какие-то более конкретные и немного более важные дела. Какая-то более веская причина для того, чтобы разгуливать по улицам в такую рань…»
Долго гадать не пришлось. «Причина» тут же отыскалась сама, подскочив сзади и ткнувшись мокрым носом в подол Вариного платья от французского модельера. Молодой щенок-кавказец, доверчивый, глупый и очаровательный в своей детской непосредственности, смотрел на нее снизу вверх и, как показалось Варе, улыбался. Варя улыбнулась в ответ и погладила щенка, который от ее прикосновения восторженно тявкнул и замахал хвостом.
Оказывается, ее недавний знакомый просто выгуливает собаку.
– Какая прелесть… Это ваше?
– Мое, – кивнул Артем, наконец приблизившись и переводя дыхание. И добавил: – Наказание… Здравствуйте, Варя. Вот уж никак не ожидал увидеть вас в такое время… Вы тоже выгуливаете собаку?
Он слегка смутился, в последний момент, видимо, сознав нелепость собственного предположения. Варю, сверкающую, сияющую ярче утреннего солнца, едва ли можно было заподозрить в причастности к выгуливанию собаки.
Она рассмеялась в ответ:
– Нет, что вы. Я не выгуливаю собаку и не совершаю утреннюю пробежку… Я просто… Просто так вышла. Прогуляться.
– Да? – Брови Артема удивленно поползли вверх. – И часто вы совершаете такие прогулки в семь часов утра и… такая красивая?
– Не часто. Если честно, сегодня – первый раз.
– Тогда, если не возражаете, я… То есть мы составим вам компанию. Или вы кого-то ждете?
– Да нет, никого я не жду. Честное слово, ну что вы с таким подозрением на меня смотрите, я вас не обманываю!
Он улыбнулся, наконец поверив в то, что это возможно. Щенок радостно тявкнул, как будто диалог, состоявшийся между хозяином и симпатичной незнакомкой, был ему вполне понятен и он выражал теперь свое одобрение.
– Джим тоже не против, чтобы вы к нам присоединились.
– Я уже заметила… Очаровательный пес. Но с ним, наверное, столько хлопот?
– Да, хлопот и в самом деле не оберешься… Как с маленьким ребенком. До его появления в своей жизни я никогда не вставал в половине седьмого утра.
– Вы, наверное, сова?
– Я, наверное, сова, – согласился Артем и, покосившись на щенка, добавил как-то совсем обреченно: – А этот подлец настоящий жаворонок.
Варя рассмеялась:
– Ну что ж вы так о нем… Я думаю, он не исключение из правил, ведь все собаки жаворонки.
– Наверное, все… Только ведь знаете, Варя, бывают собаки, которые просыпаются несколько позже. Например, у одного моего приятеля пес вставал в половине девятого, ни минутой раньше. Честное слово!
– Удивительный пес. Но это скорее исключение из правил. Если, конечно, ваш приятель не практиковал добавку в собачий корм снотворного… А вы, Артем, сейчас очень похожи на старого ворчуна, который в жизни ничего, кроме негатива, не замечает…
Он и в самом деле сейчас был похож на старого ворчуна, на недовольного жизнью гнома – густые брови сошлись на переносице, в глазах – бескрайнее и беспросветное возмущение жизнью. Настолько забавный был у него вид, что Варя снова не смогла сдержать смеха.
– Да, вы правы… – Артем немного смутился. – Вообще мне это свойственно… Я поворчать люблю, вы уж извините. Хотя на самом деле все это пустяки. Пес стоит того, чтобы каждый день просыпаться в шесть или в половине седьмого утра, чтобы тащиться с ним на улицу и в дождь, и в снег, и в град, и даже, вы уж простите, с похмелья… Собака – отличное средство от одиночества…
В глазах его промелькнула тень, и Варя не стала задавать вопроса, который едва не слетел с губ. «Вот, – подумала она, – еще один человек, которого, кажется, судьба однажды крепко припечатала к стенке… Все вокруг – и Кристина, и Герман, и я сама, и вот Артем – все побитые, покалеченные… Какая все-таки тяжелая штука – жизнь…»
Но в это утро ей почему-то совсем не хотелось анализировать степень тяжести собственной жизни и жизни окружающих людей, пытаться докопаться до причин, найти объяснение этой жестокости, которая отмерена каждому. В это утро все было не так, как обычно. Кажется, даже солнце, лениво выползающее из-за горизонта, было другим. Не оранжевым, не багровым, а нежно-нежно-розовым, почти прозрачным. Цвет был настолько умиротворяющим, настолько спокойным, что Варя не могла отвести взгляда. А когда все же отвела, заметила нечаянно, как колыхнулась штора в окне на пятом этаже.
Никаких сомнений – мама, заинтригованная ее утренним преображением, находится сейчас на боевом посту и с замиранием сердца ведет наблюдение. Эх, мама, мама…
Варя снова улыбнулась.
– Варя, на вас просто смотреть приятно, – заметил Артем, поймав взглядом ее очередную улыбку. – Скажите, вы всегда такая?
– Какая?
– Такая… радостная. Сияющая. Вы как солнышко…
– Да нет, не всегда. Гораздо чаще я похожа на тучку, – ответила она с прежней улыбкой на лице. – Просто сегодня с самого утра настроение хорошее.
– И в чем причина, если не секрет?
– Причина? – Поставленный вопрос снова поверг Варю в задумчивость, но ненадолго. – Может быть, в том, что у меня телефон не работает…
– Да? Знаете, у меня он тоже не работает. Телефон, похоже, не работает во всем доме, и тем не менее…
– Да я понимаю, – со смехом отмахнулась Варя. – Просто у меня особый случай…
Пес призывно тявкнул, давая понять своему хозяину и его симпатичной спутнице, что они слишком долго стоят на месте.
– Кажется, он нас не понимает. Застыли на месте, как статуи, а кругом такой простор.
– Кстати, – вспомнила Варя. – Здесь где-то неподалеку есть аптека круглосуточная, меня мама просила зайти. Вы не знаете, где это?
– Знаю, конечно, это же совсем близко, за углом… Пойдемте, мы вас проводим. А вы, Варя, наверное, очень долго здесь не были, если даже про аптеку не знаете.
– Последний раз я приезжала почти год назад, – согласилась Варя. – Тогда никакой аптеки поблизости не было.
Пес бежал впереди, время от времени останавливаясь и оглядываясь на не спеша идущего следом хозяина. Изредка он все же поскуливал от нетерпения, подбегал, тыкался влажным холодным носом в ладонь в надежде, что Артем все же вспомнит о нем и хоть немного с ним поиграет. Бросит ему какую-нибудь палку или ветку дерева, которую можно будет, ликуя, притащить в зубах обратно и долго не отдавать, угрожающе рыча, а потом все же уступить, отдать добычу – только для того, чтобы можно было со всех ног броситься за ней снова.
Прогулка казалась псу скучноватой, но хозяин и его спутница, кажется, придерживались прямо противоположного мнения. Они шли неторопливо, и такой же неторопливой была их беседа. Пес старательно прислушивался к каждому слову, но не смог уловить даже сути.
– Мне бы его энергию, – вздохнул Артем, провожая взглядом стремительно несущегося вперед Джима. – Хотя в мои годы мечтать об этом было бы глупо.
Варя удивленно взметнула брови. На вид Артему было не больше сорока пяти – если смотреть придирчивым взглядом, замечая легкую седину в висках и слегка обозначившиеся складки носогубного треугольника. А на первый взгляд он выглядел гораздо моложе.