оторые обычно собирали огромные залы и отдавали по 10–20 % выручки фонду, пришлось уехать. Остались и выступают те, кто поддерживает войну. Чтобы дети выживали и продолжали лечение, Мейлуре пришлось обратиться к тем, кто остался. «Отлично, — сказали организаторы концертов. — Вам осталось только публично выразить свою позицию. Кроме того, сбор будет организован под эгидой наших элитных военных подразделений». Мейлура, не раздумывая, согласилась. Теперь пропаганда может записать её в свой актив: певец войны и элитные гвардейские части спасают детей, а те, кто был против, — жалкие предатели! — уехали из Кривляндии. Перед каждым концертом Мейлура в ужасе понимает, что пока она спасает больных детей, от её имени убивают других детей в других странах. Ей невыносимо об этом думать, и она применяет рационализацию: «Я делаю своё дело, несмотря ни на что». Красная кнопка Мейлуры — вина.
Сезар — староста кривляндской деревни, неравнодушный человек и активист. Он считает, что не его это дело — «мешать царям друг с другом воевать»; зато он многое делает для села. Восстановили церковь, пригласили в школу отличных учителей, очистили реку, построили дорогу. Село процветает, люди радуются. Девиз Сезара — «не надо негатива!» Вместе с тем, многие отмечают, что хотя раньше Сезар был далёк от политики, теперь он вместе с районной администрацией устраивает военно-патриотические игры для мальчиков и проводит «детские учения» на реке. «Только без негатива! — повторяет Сезар. — Война, не война — всё это от нас далеко. А чего плохого в патриотизме, в любви к родине? Ведь мы просто занимаем детей, даём им нравственный стержень. Лучше, что ли, чтобы они бухали, как в соседних деревнях?» Красная кнопка Сезара — бессилие.
Так пропаганда жмет на «красные кнопки» приличных людей, и они тоже становятся ее жертвами. И таких «красных кнопок» очень много, на любой вкус.
— Например, если ваша красная кнопка — тревога за будущее, вам могут понравиться лозунги о мудром руководителе. Если же этого вам недостаточно, и вы хотите, чтобы вас успокоили умными рассуждениями — к вашим услугам статьи, битком набитые непроверяемыми аргументами в духе «галопа Гиша» (см перечисление уловок пропаганды в предыдущей главе). Вы не сможете в них разобраться, но их обилие загипнотизирует вас, а титулы и авторитет автора статьи уверят в том, что всё написано по делу.
— Если вы стремитесь к объективным взвешенным суждениям, все подвергаете сомнению и предпочитаете изучать любую проблему под разными углами зрения, пропаганда может предложить вам поразмыслить, «кому выгодно ослаблять Кривляндию». Ведь нужно «рассмотреть всё со всех сторон», не правда ли? А если дать голос только одной стороне — можно «впасть в противоположную крайность». Иными словами, «не всё так однозначно». Под видом этой неоднозначности вы можете проглотить ложь.
— Если человек всю жизнь страдает от отвержения, начиная с родительского дома и времен школьной травли, его может «подкупить» тёплая атмосфера товарищества, когда его готовы принять таким, какой он есть. Если же он вдобавок к этому мстителен и зол, его привлечёт возможность покомандовать, а то и отыграться на тех, кто раньше был недоступен. Например, донести на «слишком умного» однокурсника, выступающего против линии партии.
— Если ваша красная кнопка — жалость и ужас, испытываемые от фактов гибели мирных жителей, пропаганда представит дело так, что невинно убиенные жертвы — на совести террористов, а кривляндская армия пришла всех спасти. Переживание горя и жалости часто бывают невыносимы, ввергая чувствительного человека в серьёзную депрессию, доводя до ежедневных слёз. Если лживые объяснения подоспеют вовремя, горе может конвертироваться в «праведный гнев» на врага. Другой вариант — чтобы не рассыпаться на части, человек может сознательно отказаться от получения новой информации. «Не надо негатива!»
Если вы знаете свои красные кнопки, вы можете принимать определенные меры для того, чтобы помешать пропаганде на них нажимать. Скажем, в случае с горем, жалостью и печалью вы, во-первых, ограничиваете потребление шокирующего контента. Прежде чем кликнуть на видео с рыдающими родственниками убитого, спросите себя: нужно ли вам смотреть подобное, если у вас низкий порог чувствительности к таким переживаниям. Не беспокойтесь: равнодушие вам не грозит. Во-вторых, очень важно придерживаться фактов. Кто именно убил этого человека? Есть ли этому доказательства? А в случае со стыдом или страхом отвержения очень важно не оставаться в изоляции. Нужно, чтобы у вас были единомышленники, которые вас поддерживают и с которыми можно поделиться переживаниями.
Далее мы более подробно разберем механизм воздействия нескольких самых популярных красных кнопок пропаганды и обсудим меры борьбы с бесконтрольным их нажатием.
3 Красная кнопка «Хороший родитель»
В голове каждого из нас есть не полностью осознаваемый нами «список» приятных, желательных для нас способов коммуникации с окружающими. Нам нужны хорошие собеседники, «спарринг-партнёры», с которыми мы оттачиваем аргументацию для своих решений. Иногда нам нужен человек, который нас вдохновляет. И почти у всех в этом списке есть в том или ином виде фигура «старшего и мудрого». Это не обязательно должен быть реальный, ныне живущий человек, и у нас не обязательно должна быть возможность обратиться к нему напрямую (даже если он действительно существует где-то в мире). Здесь не может быть единого рецепта, так как разные люди имеют разные отношения со своими «старшими». Кому-то, например, просто приятно знать, что где-то живёт-поживает его старенькая учительница по литературе, и пока она жива — в мире теплее. Другой же с детства привык советоваться со своим старшим братом и во всех жизненных решениях полагаться на него.
Для некоторых из нас иметь «старшего и мудрого» настолько важно, что в обмен на эту возможность они готовы возложить на «старшего» часть ответственности за свою жизнь. Такие люди любят иерархические структуры, где решения спускаются сверху. Им легче существовать в условиях традиционной семьи, в которой муж принимает решение за жену, а родители — за выросших детей. Именно такие люди особенно уязвимы, когда правитель государства начинает играть перед гражданами роль заботливого родителя (здесь просится слово «подданные», ведь неотъемлемое право гражданина — самостоятельное принятие решений). Авторитет властей для них очень высок, и пропаганда работает в их головах практически не встречая препятствий в виде критического мышления. Как же, это ведь «сам папа сказал»!
Такой человек:
— предпочитает свободе безопасность, а риску — надёжность, преувеличивая степень риска и принимая решения в пользу «стабильности», даже если оно обходится явно слишком дорого. Например, не хочет менять работу в госструктуре на более перспективную в частной фирме;
— способен «делегировать решения наверх»: «куда пошлют, туда и поеду», «моё дело — исполнять» приказ»;
— склонен испытывать «сыновнюю» любовь и благодарность к мудрому и заботливому руководителю, облегчение от того, что часть решений принимается за него;
— готов терпеть лишения или работать больше положенного, охотно отказывается от каких-то благ (особенно от благ выбора), если этого требует сохранение лояльности;
— прислушивается к официальной точке зрения властей, не считает нужным её проверять, а другим точкам зрения доверяет меньше, относится к ним с подозрением.
Многие считают, что такое поведение и такие черты были свойственны, например, гражданам Советского Союза. Действительно, можно выделить характерный тип «послушного советского гражданина», вроде того, что был сатирически изображен в образе Семён-Семёныча Горбункова в фильме Гайдая «Бриллиантовая рука». Однако было бы упрощением думать, что советская действительность сама по себе воспитывала подобных людей, или что с ними не соседствовали совершенно иные характеры — инициативные, смелые, свободные, способные проявить себя, пойти против системы или существовать отдельно от неё, скрывая свои устремления. Вспомним о 25 % детей-нонконформистов в экспериментах с кашей.
Стремление иметь в лице власти «хорошего родителя» — не социальная, а характерологическая черта. Конечно, авторитарные и тоталитарные режимы с большей вероятностью заставляют человека проявлять эту свою черту. Но это не является неизбежностью. Если вы замечаете за собой усталость от принятия решений, стремление передать инициативу «более мудрым старшим товарищам» — задайте себе несколько важных вопросов:
— Какими были мои отношения с родителями, учителями, старшими в семье и во дворе? Какие «хорошие старшие» и «плохие старшие» встречались в моей жизни? Как они обращались со мной? Как я относился к ним? Например, испытывал ли я страх перед наказанием? Были ли у меня близкие, тёплые отношения с кем-то из родителей? Как вела себя первая учительница (учитель)?
— Что из этого опыта мне кажется полезным, а что — не очень? Что мне сейчас помогает, а что нет? Чего мне, возможно, не хватило? Не пытаюсь ли я компенсировать, дополучить это сейчас, во взрослой жизни? (Например, не назначаю ли я вождя на роль отца?)
— Если у меня есть опыт, который мешает мне и формирует моё желание зависеть от старших, то как я могу удовлетворить свою потребность в защите, безопасности — и при этом продолжать распоряжаться своей жизнью самостоятельно?
— До какой степени я готов следовать за «старшими» и слушаться их в своей общественной, профессиональной, частной жизни?
Мы все обладаем разными характерами, имеем разный жизненный опыт. У многих сложные отношения с родительскими фигурами. Но это ещё не значит, что мы обречены «всю жизнь искать отца» в каждой потенциально авторитетной фигуре. И без сомнения, мы в силах отделить внутреннюю потребность в защите и передаче ответственности от желания отдать свою свободу за видимость безопасности. А это всегда именно видимость — ведь на деле вожди и правители совсем не дорожат жизнями своих «детей» и спокойно приносят их в жертву, примером чего может служить любая большая война.