Возможно, вы слышали от знакомых, в том числе от хороших, порядочных людей и отличных специалистов в свой области, такие фразы:
— Надо просто, чтобы каждый хорошо выполнял свою работу, делал своё дело. И тогда всё будет хорошо.
— Все эти вещи наверху — они от меня не зависят. Думать о них — только расстраиваться.
— Доброта вне политики, надо быть добрым и сочувствовать людям.
Рассмотрим изъяны этой позиции на примере.
Хирург Алекс живёт в том самом государстве Кривляндия, премьер-министр которого ведет захватническую войну против нескольких соседних стран. Напомним, официальные масс-медиа Кривляндии преподносят эту войну как освободительную: в этих странах засели «террористы», от которых надо избавить мирных жителей, иначе они устроят ни много ни мало «конец света». Таким образом, Кривляндия становится страной-мессией, которая несёт добро соседним странам, а в перспективе — всему миру.
Что думает об этом Алекс? Он, как многие граждане авторитарного государства, не думает об этом почти ничего.
— Меня не интересует политика, — говорит Алекс. — Я оперирую от двух до четырёх пациентов каждый день, и главное для меня — хорошо выполнять свою работу. Если они начали войну, значит, у них были важные причины. А телевизор я не смотрю.
Таким образом, кажется, что Алекс не подвержен пропаганде, обладает против неё иммунитетом, пропаганда никак не влияет на его ценности. Однако реальность начинает вторгаться в частный мир Алекса и его работы. Другие страны в ответ на агрессивную политику Кривляндии перестали поставлять в это государство многие товары, в том числе запчасти к аппаратам УЗИ и МРТ, некоторые лекарства. Кроме того, из-за войны начались проблемы с логистикой, и даже те товары, которые продолжают ввозить, поступают с перебоями. В результате пропало одно из самых эффективных лекарств, с помощью которого Алекс привык бороться с послеоперационными осложнениями. Усугубилась нехватка расходных материалов (катетеров и прочих).
— Ничего страшного, — говорит Алекс. — Министр здравоохранения обещает, что у нас расширится производство отечественных аналогов. Это даже лучше: наша промышленность будет развиваться.
Мы видим, что Алекс все-таки прислушивается к пропаганде и в какой-то мере доверяет ей. Это происходит, потому что, начав войну, Кривляндия пытается перестроиться и стать из авторитарного государства скорее тоталитарным, ведь без активной поддержки граждан трудно мобилизовать их на боевые действия. Поэтому, хотя он пытался остаться пассивным, пропаганда дотянулась до него и сформировала его мнение.
Но так ли это? На самом деле пока ей не удалось это сделать. В глубине души Алекс хорошо знает: есть протокол лечения, которому врач доверяет и знает его эффективность. Если этот протокол меняется по причинам, далёким от медицины, эффективность лечения ставится под вопрос. Алекс видит, что уже двое больных умерли от того осложнения, с которым он привык бороться с помощью импортного лекарства. Это значит, что отечественный аналог работает хуже. Любая «своя работа», «своё дело» — часть большой работы, вклад в общее дело. «Хорошая работа» Алекса в этих случаях была сведена на нет «плохой работой» политиков.
Уже сейчас в отделении закончились импортные катетеры и мочеприёмники. Те, которые производятся в Кривляндии, причиняют пациентам значительно больше неудобств. Лишние страдания не способствуют быстрому восстановлению — это Алекс тоже понимает.
А что будет, когда выйдет из строя аппарат МРТ? Запчастей к нему теперь не предвидится. Многие виды патологий, которые оперирует Алекс, лучше всего видны на МРТ. Теперь пациенты будут чаще поступать к нему в запущенной стадии болезни. Оперировать станет сложнее, а результативность вмешательства снизится. Об этом Алекс пока старается не думать.
— Ну да, всё не очень хорошо, — скрепя сердце соглашается Алекс, выпуская дым (он не курил три года, но снова начал, чтобы немного снять напряжение). — Но что от меня зависит? Я никак не могу на всё это повлиять. Решения принимают большие дяди за кулисами. Если я буду по этому поводу расстраиваться, то уж точно буду хуже делать свою работу. Лучше ни о чём не думать и сосредоточиться на том, что зависит от меня.
Как видим, Алекс снова вернулся в позицию гражданина авторитарного государства: «от меня ничего не зависит», — говорит он, отказываясь формировать собственное мнение. Он частично признаёт, что реальность противоречит пропаганде, но утверждает, что его позиция не имеет ценности: ведь он не «большой дядя», не политик.
Безусловно, суждение Алекса реалистично. Войну начал не он, а премьер-министр Кривляндии и его генералы. Но у него есть и другой жизненный опыт, больше похожий на опыт граждан демократических стран. Алекс помнит, как десять лет назад хотели расформировать больницу, в которой работает его жена. В этой больнице лечатся дети с заболеваниями крови, и их матери подняли большой шум. Больные дети — то, что всегда волнует общественность. На площадь вышло много людей, в том числе и не вовлечённых лично. Общественный протест помог сохранить уникальный коллектив врачей.
— Но это мелкий пример, не на уровне страны, а на уровне города, — возражает Алекс. — На таком уровне шансы ещё есть. А на более высоком… — он машет рукой. — Вы просто не знаете Кривляндию!
Возможно, в Кривляндии в настоящий момент их и нет. Но если бы этот механизм вообще не работал, то общественный запрос не имел бы шансов воплотиться нигде и никогда. А это не так. И даже в «безнадёжной» на данный момент Кривляндии в один прекрасный день может случиться так, что кому-то из «больших дядь» перестанет быть выгодна сложившаяся ситуация. И тогда такой «большой дядя» будет искать общественный запрос, на который он может опереться. Именно так обычно и начинаются перемены. Верхи могут — и низы хотят.
Кроме того, политика — не только то, что происходит где-то наверху и за кулисами. Многие политические вещи напрямую касаются нас самих. Иногда властные инициативы противоречат не только здравому смыслу, но и закону. Важно знать свои права и понимать, в каких случаях мы можем и должны возразить: нет, это незаконно, мы не должны так поступать.
Рассмотрим ещё один пример.
Бетта — юрист, и она также живёт в Кривляндии. Бетта хорошо знает законы и стремится не допускать нарушения своих прав.
Когда в Кривляндии проходили выборы в Парламент, Бетта была общественным наблюдателем и фиксировала все нарушения избирательного законодательства. По итогам её фиксации результаты выборов на её участке были признаны недействительными: вскрылась подделка голосов в пользу правительственной партии. Это не повлияло на общий исход выборов, но каждый факт, опровергающий «тотальную безнадёжность» ситуации, о которой говорит Алекс, имеет немалое значение, и каждая такая попытка ценна.
Когда в классе, где учится дочка Бетты, два урока математики заменили строевой подготовкой и разучиванием военных песен, не предусмотренными учебной программой, Бетта обратилась к директору школы, чтобы защитить право дочери на получение образования.
Смотрите: Бетта не занимается «большой политикой», она просто соблюдает законы и следит за тем, чтобы её права не нарушались. Но делает она это потому, что у Бетты сложилось собственное мнение по поводу того, стоит ли приобщать детей к военной муштре и нужны ли стране честные выборы.
9 Иногда, чтобы оставаться добрым, нужно знать правду
Многие люди, аргументирующие отсутствие у них собственного мнения, говорят, что им вообще не нужно знать, кто прав, а кто виноват, — достаточно сочувствия, эмпатии к людям. Правда, мол, всегда одна — люди не должны страдать, и это абсолютная истина, которая не зависит от сиюминутной правоты той или иной партии. Войны, законы — это всё «игры политиков», а я буду держаться единственной истины: человечности.
Но, к сожалению, в сложном современном мире этот благородный критерий может вас подвести.
— Прививка от коронавируса — зло, от неё умирают, я не буду прививать свою семью, — говорит один.
— Прививки — благо, без них моя старенькая мама может умереть, я обязательно буду её прививать, — говорит другой.
Оба говорящих сочувствуют пожилым родственникам и боятся за их здоровье. Оба действуют из соображений гуманности и человечности. Но выводы из своих чувств и принципов они делают диаметрально противоположные. Эти выводы зависят от того, какую информацию они считают правдивой.
Альбина и её мама живут в Кривляндии. Мама Альбины включила телевизор и увидела репортаж с места боевых действий в соседней Аронии: взрывы, горящие дома, плачущие дети. Диктор за кадром объясняет, что всё это дело рук тех самых «террористов и сторонников Апокалипсиса», которые устраивают провокации, чтобы свалить вину на миротворческие войска Кривляндии.
— Окаянные! — ужасается мать Альбины. — Ничего святого! Поскорее бы наши их усмирили!
Картинка совершенно реальна. Что можно чувствовать по поводу разрушенных домов и страдающих детей? Горе и негодование. Проблема в том, что переживание этих естественных чувств позволяет сделать разные выводы относительно ситуации, которая их вызвала. И эти выводы будут зависеть от того, какая информация у вас есть, как интерпретировать эту реальную картинку:
— Дети страдают из-за террористов, которые устраивают провокации. Надо скорее завоевать Аронию и освободить её от террористов.
— Дети страдают, потому что Кривляндия напала на Аронию. Хорошо бы войска Аронии сумели отстоять свою страну.
Мать Альбины может возразить: ей всё равно, каким будет исход войны, лишь бы она закончилась. Но это не так, ведь если Кривляндия — агрессор, то «усмирение» будет означать дальнейшие страдания детей. А если агрессор — террористы внутри самой Аронии, то, наоборот, страдания невинных людей может прекратить только победа Кривляндии. Таким образом, в данном случае наше сочувствие детям не поможет нам отличить добро от зла. Нужно точно знать, на чьей стороне правда.