Дмитрий задумался. Общественное устройство абсолютно не задевало его ум. Он еще не задавался вопросами бытия. Его все устраивало, абсолютно все, кроме разлада в семье. В его жизнь вмешивались взрослые неполадки. Они мешали ему. Дмитрий хотел диктовать свою волю. Маленький диктатор, ранимый и чувствительный. Во взрослой жизни сыну придется туговато. Мне не хотелось разочаровывать его раньше времени. Все устроится. Как-нибудь. Потом.
– Ладно, ма, после праздников поедем в Ломоносов. Я там еще ни разу не был, – сказал он и ушел в свою комнату.
Сын улетел в виртуальность. А я опять осталась одна. В квартире резко запахло одиночеством. Нас что-то разъединило, наверное, это «что-то» было злым и жестоким испытанием.
Как обычно бывает в трудных ситуациях, когда все вокруг раздражает, становится невыносимым, мучительным, именно в этот злосчастный период источники раздражения попадаются на каждом шагу. Раньше я и внимания не обратила бы на какую-нибудь молодую девушку, не прислушивалась бы к случайным разговорам, а сейчас меня в буквальном смысле вгоняли в стресс разные симпатичные девушки, их молодость, смех, слова, поступки. Казалось, они были повсюду, надо мной, вокруг меня и в ближайшей окрестности. Кроме юной Людочки в нашем отделе вскоре появилась целая стая длинноногих барышень. По всем углам скучного учреждения весело защебетали еще несколько юных сотрудниц, принятых на работу по очень солидным и серьезным рекомендациям. Мне не было никакого дела до солидных рекомендаций. И меня абсолютно не волновали девичьи проблемы. Меня лишь раздражали девичьи образы. Я хотела убедить себя в том, что остаюсь безразличной к проявлению молодости, и меня не трогает чужая юность, вовсе не задевает. Но невольно я вслушивалась в щебет, кудахтанье и стрекотанье. И при этом жутко злилась. Птичий язык больно бил коваными молоточками по голове. Я прощалась с молодостью, а девушки начинали жить. Когда мне было столько же лет, сколько им, я всегда прислушивалась к взрослым. Училась. Вбирала чужой опыт. Мне пригодились знания, почерпнутые у жизни. Я не стеснялась спрашивать, интересоваться, слушать. Взрослые любили давать советы. Им нравилось наставлять юную девушку. Они уже тогда застыли в своем восприятии. Человек стремительно стареет, если намертво застывает, тогда в нем пропадает способность к учению, к познанию чужого опыта. Я тоже могу застыть, мумифицироваться. Представив себя в виде сухой и костлявой жерди, я вздрогнула. И вдруг меня будто ударило изнутри. Током. Палкой. Прострелило пулей навылет. Я должна учиться у молодости, как когда-то училась у старости. Пришло мое время. И тогда меня перестанет раздражать чужой смех и буйное веселье. Я перестану изводиться ревностью. Перейму у молодых забытые привычки, освою утраченные замашки. Стану такой же, как они, то есть стану прежней. И вернусь наконец на заветный берег юности. Я хочу быть на одном уровне с Димой. И тогда я смогу посмотреть на своего мужа с другой стороны. Глазами юности. Посмотрю и увижу в нем то, что он усиленно прячет под спудом. Я разгадаю его загадку. Раскрою страшную тайну. И наша жизнь приобретет иное звучание. Мы перестанем ненавидеть.
– Людочка, как ваши дела? – спросила я, переполненная решимостью, приступая к немедленному освоению науки молодости.
– Да ничего хорошего, – уныло ответила Людочка, – все как-то серо и тускло.
– А где же бурные эмоции, праздники, веселье? – поинтересовалась я.
– Не до праздников. Сессия на носу. Учеба замучила, – пожаловалась Людочка.
Тяжело быть молодым. По себе знаю. Но мне нужно было срочно и безотлагательно набираться юного опыта, чтобы пропитаться с ног до головы молодым задором, как праздничный торт шоколадным соусом.
– Людочка, помогите мне решить трудную задачу. Муж со мной не разговаривает. Не хочет видеть. Избегает. Что мне делать?
Интимные проблемы лучше не обсуждать на работе. Но у меня безвыходная ситуация. Курс молодого бойца требует логического завершения.
– А вы познакомьте его с вашим другом. Случайно. Пусть они посмотрят друг на друга, оценят, тогда он сразу заговорит. Ему захочется обсудить с вами достоинства и недостатки вашего друга, – сказала она.
Я онемела от Людочкиных откровенных слов. Они ввели меня в шоковое состояние. На работе нужно думать только о работе. Учиться нужно было раньше. Много лет назад. Меня непременно уволят с работы. Без выходного пособия. Почему я всегда немею в сложных ситуациях? Нужно избавляться от вредной привычки. Немедленно.
– У вас есть друг. И вы страстно влюблены. Это написано на вашем лице. Муж чувствует, что у вас есть друг. И ревнует, считает, что он лучше всех мужчин на свете. И ваш муж не понимает, как вы могли предпочесть ему другого, недостойного.
Людочка говорила, говорила, говорила. Слова цеплялись за сознание, удерживались на короткое мгновение и тут же падали на пол, рассыпаясь, звеня детскими погремушками. У меня почему-то потускнело в глазах, будто я медленно и безнадежно ослепла. Секрет Полишинеля. Я думала, что никто ничего не замечает. А все давно догадались. Мои метания не прошли незамеченными, даже на работе обо всем знают, наверное, тайком от меня шушукаются в туалете.
– А где же они могут встретиться? На улице, что ли? Это же практически невозможно, – сказала я, терзая пересохшее горло.
– Не бывает ничего невозможного, – сказала Людочка, – вы можете пригласить вашего друга к себе домой. Так принято в цивилизованном мире.
– Нет, я не стану этого делать, это не просто невозможно – нереально, – заявила я громогласным тоном, будто Людочка сама напрашивалась ко мне в гости на пару со своим ненасытным женихом.
– Ну хорошо, пусть они встретятся где-нибудь в городе, в ресторане. Можете же вы пригласить их в ресторан? – спросила она.
Людочка смотрела на меня ясными и прозрачными глазами. Она не видела ничего плохого в том, что законный супруг и тайный друг могут случайно встретиться в ресторане. Я внутренне завопила от раздирающей муки. Молодость учила меня практической жизни. Читала лекции по морали и нравственности. Я не успевала записывать. Пожалуй, мне ни за что не сдать экзамены на юность.
– Но это же невозможно, что же вы такое говорите, Людочка, – прошептала я.
– Почему? – она капризно вздернула носик. – Почему-то в этой стране все считают невозможным явлением нормальные цивилизованные отношения. Нужно познакомить близких вам людей. Сравнить их. Вдруг вы ошибаетесь. И муж гораздо лучше других мужчин. Вы крутитесь в себе. А вы выберитесь из себя, осмотритесь вокруг, постарайтесь понять других людей. У них ведь свое собственное восприятие. И оно отличается от вашего, вы же не можете думать с вашим мужем одинаково. Вам кажется, что вы думаете одинаково, а в действительности вы с ним – совершенно разные люди. Посторонние, чужие, и что из того, что вы прожили вместе много лет? Ничего. Вы его зачеркнули. Сделали своим вторым Я. А ваш муж – отдельная единица, отличная от вас. Ему будет интересно в компании с вашим другом. Вот увидите. Они наверняка понравятся друг другу.
И умудренная любовными знаниями Людочка, почти профессор по этой части, настоящий академик, энергично заколотила изящными пальчиками по бездушным клавишам. Может, вырвать панель из-под ее тонких рук, чтобы она потолковее объяснила мне свою теорию. Я ничего не поняла из житейского курса мудрости. Наверное, мне практики не хватает. Я обреченно покачала головой и вышла из приемной. Представить Диму в компании с мужем не было никакой возможности. Он не пойдет на встречу. Пригласить его домой? Бесполезно. Тщетные усилия. Дима испугается. И я потеряю свою любовь раньше положенного часа. Мудрость юной девушки изумила меня до полного душевного потрясения. И потрясение не прошло даром. Заново прокручивая беседу с разумной Людочкой, я вдруг заметила, что мысленно соглашаюсь с ее доводами, принимаю на веру смелую и новаторскую теорию. Даже пытаюсь продумать внедрение современной теории в развалившийся семейный быт. От сухой науки давно пора переходить к живой практике. Идея насчет совместного общения не так уж плоха. Только бы Дима согласился. Володя-то точно не испугается. Муж не позволит уронить свое достоинство. Придет. Он захочет понять, что прельстило меня в молодом человеке. Начнет сравнивать. Сравнение окажется в его пользу. И тогда Володя еще больше расстроится. Он не захочет меня отпустить. Будет держать при себе. Вновь посадит меня в клетку. Закроет под замок. И ключ выбросит подальше и поглубже. Прямо в Неву. Нет, новаторскому свиданию не бывать!
Дмитрий заметно подрос, вытянулся, стал выше меня ростом. Ему четырнадцать лет. Он совсем еще маленький. Мамин сын, не папин. Любит меня, скучает, постоянно звонит по мобильному. Меня утешает то обстоятельство, что сына не нужно постоянно понукать. Он занимается самостоятельно, без посторонней помощи. Иногда мне кажется, что Дмитрий является нашим общим родителем. Взрослый и мудрый, как старый дед. Этакий второй мистер «Людочка». Сын имеет вполне заслуженное звание профессора по семейным наукам. А я отвратительная студентка, бестолковая, ничему не могу научиться.
– Ма, а поехали все вместе на кладбище? К бабушке, – сказал Дмитрий.
Я опешила. События постепенно отнимают у меня способность к нормальному восприятию действительности. Сын никогда не вспоминал бабушку, потому что никогда не видел ее, не знал, не интересовался, да и я никогда не рассказывала о ней. Есть одна бабушка, и достаточно. На жизнь хватит.
– Поедем, если ты хочешь, пожалуйста, – сказала я.
Красное кладбище неминуемо призывало меня, влекло к себе, вкладывало напоминания о себе в уста окружающих.
– Я отцу уже сказал, он согласился, – сказал Дмитрий и вернулся в виртуальную жизнь.
Иногда он выходит из нее, чтобы поразить меня в самое сердце. Сын выбрал нам отличное место примирения. Нашел наш общий Тильзит. От поездки на кладбище отец не смог отказаться. Мы были обречены протянуть друг другу дружественные руки. Я собралась в поездку. Долго размышляла, что взять в дорогу. Набор продуктов, пакеты и коробки, бутерброды и напитки. Мне предстояло свидание с мамой. Она ведь любила Вовку. Наверное, мама догадывалась, что у него есть другой отец. Мы должны выбрать подходящие слова для примирения, чтобы понять друг друга. Мама хочет, чтобы мы по