— Сергей Сергеевич, вы считаете, что негры в этом смысле неисправимы? — краснея от невозможности произносимых слов, спросил товарищ Романов.
— Вполне исправимы, Григорий Васильевич, — ответил я. — Просто надо поощрять их к ответственному поведению, свойственному взрослым дееспособным людям, а не к тотальному иждивенчеству. Все африканские народы южнее Сахары, за исключением разве что эфиопов, на момент колонизации их европейцами находились в первобытнообщинном состоянии, занимаясь примитивным земледелием, охотой и собирательством. Любой дармовой ресурс, неважно чего, эти люди воспримут как источник для безграничной эксплуатации, а не как возможность для самостоятельного развития. Впрочем, сейчас это не тема для обсуждения, потому что Африка для Советского Союза не предмет первой необходимости. Возвращаться туда можно будет уже на следующем историческом этапе после устранения всех внутренних противоречий и обретения возможности доминировать в мировой политике. Исключение можно сделать только для Анголы, отдав ее на откуп товарищу Фиделю Кастро. В его государстве тружениками с ответственным поведением являются все граждане, без различия цвета их кожи, и этот феномен достоин отдельного изучения.
— Что вы имеете в виду под устранением внутренних противоречий в Советском Союзе? — спросил у меня товарищ Брежнев.
— Первое внутреннее противоречие, — сказал я, — это когда одни территории создают национальный продукт, а другие его проедают. Уровень благосостояния в республиках Прибалтики, на Украине, на Кавказе и в Средней Азии совершенно неадекватен их трудовому вкладу. А когда вы начинаете строить там заводы, рудники и шахты, то оказывается, что местные жители не хотят работать в промышленности, и необходимо завозить трудовые ресурсы с территории РСФСР. Второе внутреннее противоречие — это диссонанс между официальной советской доктриной интернационализма и фактически националистическим характером автономных и союзных республик. Вместе с большим количеством русских людей, завезенных по оргнабору для работы на предприятиях союзного подчинения, комбинация получается премерзкая. Вот выйду на уровень девяностых, а еще лучше двухтысячных годов — натыкаю вас носом в конечный продукт такой политики. Третье внутреннее противоречие заключается в конфликте между гарантированным Конституции демократическим устройством советского государства и превращением замкнутой партийной верхушки в подобие нового боярства, оторвавшегося от широких народных масс. Фраза «он вышел из народа» означает лишь то, что теперь данный персонаж возвысился и перестал быть простолюдином. Отсюда — ошибки в планировании и даже в целеполагании, ставшие причиной всеподавляющего дефицита, ведь номенклатурным небожителям в партии и правительстве стали безразличны проблемы ползающего по земле плебса. И все три этих противоречия, вызванные несовершенством марксистской теории и понятийного аппарата, обозначают великую ложь, которую власть преподносит своему народу как истину в последней инстанции. Поскольку даже самое маленькое начальственное вранье рождает сначала недоверие, а потом тотальное неверие, ради будущего советской страны следует прекратить эти безобразия раз и навсегда, сначала исправив теорию, чтобы она соответствовала наблюдаемым фактам, а потом устранив все внутренние противоречия.
— А до этого мы чем занимались? — немного раздраженно спросил Просто Лёня.
— До этого, — сказал я, — вы вскрывали и чистили уже назревшие нарывы, но если не устранить причину болезни, новые оппортунистические деятели того же толка, что дядя Миша и дядя Боря, будут регулярно выскакивать в партии, как чирьи на заднице. На нижних ярусах партийной иерархии личинок агрессивных карьеристов-оппортунистов более чем достаточно, и стремятся они наверх со страшной силой, распихивая нормальных конкурентов локтями и пинками и не гнушаясь ни доносами, ни наветами, ни даже заказами бандитам убрать конкурента. И вся моя помощь в таком случае уйдет как вода в песок, а я очень не люблю возвращаться к уже пройденному материалу проводить работу над ошибками. Делать надо все с первого раза, и очень хорошо…
— Да, — согласился со мной Григорий Романов, — если на основе неправильной теории проектировать машину, то в лучшем случае она просто не станет работать, а в худшем взорвется, поубивав множество людей. А государство во много раз сложнее любой самой сложной машины. Мне только непонятно, почему все это работало раньше, и перестало работать сейчас?
— Раньше это работало потому, что товарищ Сталин оказался настоящим гением, — ответил я, — изъяны теории он залеплял своей интуицией, глазомером и голой эмпирикой практического опыта, оплаченного кровью. Зато те, что пришли после него, перечеркнули все достижения предшествующего периода, поскольку полностью отрицали эмпирический опыт — стремясь действовать строго по теории, они раз за разом приводили страну и партию к большим и маленьким катастрофам. А недавно я пришел к выводу, что в естественных условиях Основного Потока из-за сопротивления среды исправить теорию не получилось бы ни у товарища Ленина, ни у товарища Сталина, потому что их окружение восстало бы против такого как триста спартанцев царя Леонида.
— И что же нам делать? — на вполне понятном русском языке спросил Эрих Хонеккер. — Ведь, насколько я понимаю, пока не решится теоретический вопрос, вы не будете помогать нам с продовольствием…
— Вы, геноссе Хонеккер, понимаете неправильно, — ответил я, перейдя на тевтонскую версию немецкого языка. — Продовольственный вопрос Советского Союза, а также иных стран народной демократии вашего мира, и создание единой теории социальных последовательностей будут решаться параллельно и независимо друг от друга. То, что касается поставок продовольственной пшеницы и других продуктов питания, вы будете обговаривать с присутствующей здесь императрицей Ольгой Николаевной, ее принцем-консортом Иосифом Джугашвили-Сталиным и дядей Великим Князем Михаилом Александровичем Романовым. Там у них в пятнадцатом году наметились проблемы со сбытом хлеба во Францию, которая разорена поражением в Первой Мировой войне. Каналы для переброски товарных потоков я открою, а дальше вы договаривайтесь сами. Кайзер Вильгельм, когда подписывал мирный договор, помнится, по силе деловой хватки сравнил эту особу с нильским крокодилом.
После этих слов присутствующие воззрились на имперскую делегацию из пятнадцатого года, и Ольга Николаевна, с достоинством выдержав эти взгляды, с независимым видом на хорошем немецком языке произнесла:
— В первую очередь, герр Хонеккер, от Германской Демократической республики нам интересны встречные поставки промышленного оборудования и товаров машинной выделки, которые еще не производятся в Германской империи нашего дяди Вилли. И никаких политических условий в ту ли иную сторону. Мы выше этого. Вот примерная спецификация, чего мы хотим от вас и что предлагаем взамен…
Пока милейший генсек ЦК СЕПГ вчитывался в исписанные убористым почерком листы белой бумаги, Леонид Ильич Брежнев, сделав приличествующую случаю паузу, спросил:
— А у Советского Союза вы, ваше Величество, ничего не хотите закупить?
— У Советского Союза, уважаемый товарищ Брежнев, — потупив глаза, ответила императрица Ольга, — мы бы хотели бы получить полный комплект литературы и наглядные пособий, чтобы провести в нашей Империи процесс ликвидации безграмотности и реформировать систему народного образования под нужды всеобщей грамотности для уровня, приличествующего двадцатому веку. Все тухлые идейки о необходимости подмораживания России Мы уже выбросили во тьму внешнюю, и теперь у Нас с Иосифом начнется период быстрого развития, когда каждый день будут ставиться рекорды «выше, дальше, быстрее». Вообще-то так следует развиваться в любые времена, ибо Россия в любом из известных нам миров — это очень большая и крайне плохо освоенная страна, только вот некоторые деятели забывают о своем долге правителя перед подданными.
— Среди присутствующих таких нет, — торопливо сказал я, на корню пресекая возможную дискуссию. — Кстати, мне тоже требуются и оборудование с комплектующими, и готовые товары машинной выделки, и инвентарь для ликвидации безграмотности. Ситуация по этой части в бывшем Царстве Света будет даже похуже, чем в Российской империи образца пятнадцатого года. За все нужное мне я могу платить либо золотом в слитках, либо продукцией государственных латифундий, превращенных мною в совхозы. Хлопок, виргинский табак, тростниковый сахар-сырец, бобы, пшеница, кукуруза и пушнина прежде уходили на европейские рынки за золото и молодое китайское и африканское мясо, но мне это неинтересно. Моя задача — максимально быстрое развитие моей Метрополии до уровня цивилизации пятого уровня, поэтому источники энергии и системы интеллектуального управления у меня будут свои. А вот все остальное оборудование и готовые товары я буду заказывать на стороне.
— Очень хорошо, Сергей Сергеевич, — сказал Брежнев, хлопнув ладонью по столу, — программа ваша весьма позитивна и мы ее выполним, даже если нашим заводам придется, как в войну, работать в три смены. А теперь, есть у меня такое мнение, нам надо поговорить о теории.
— Нет, товарищ Брежнев, — возразил Эдвард Герек, — товарищ Серегин и госпожа Ольга договорились о встречных поставках с Германской Демократической Республикой и Советским Союзом, а о Народной Польше не было сказано ни слова. У нас тоже достаточно плохое положение с продуктами питания, и на этой почве даже могут вспыхнуть бунты, подстрекаемые антикоммунистическими элементами.
— Данные всех антикоммунистических элементов передавайте мне, — сказал я. — Максимально комфортная отправка в мир иной гарантируется. Кроме того, Польша тоже может получить контракты на поставку готовых изделий и оборудования, только труба у вас пониже, и дым из нее пожиже, чем в ГДР и СССР. А еще я готов платить вам продовольствием за польских крестьян, завербовавшихся для освоения пустующего западного приграничья моей Метрополии. Сразу могу сказать, что никаких колхозов там не будет. Впрочем, для уточнения деталей я позже пришлю к вам своего казначея Мэри Смитсон, а сейчас, в самом деле, давайте поговорим о теории.