Мне безумно нравится находиться здесь. Между прочим, никакое это не царство — здесь нет никакого царя! Господин Серегин не царь, которого следует бояться, а обожаемый командующий, которого все здесь боготворят, а он относится к местным жителям как к членам своей семьи. А Тридевятым или Тридесятым царством в русских сказках принято называть несуществующую сказочную страну. Это и есть сказочная страна! Но она существует в реальности — и я нахожусь в ней! Подумать только — мир, наполненный магией! Просто ум за разум заходит, когда начинаю думать об этом… но уже понемногу привыкаю. К магии, оказывается, довольно быстро можно привыкнуть.
Ну а вообще я привыкаю к СВОБОДЕ… И вполне успешно, в отличие от сестрицы. Она просто вянет здесь, не зная, куда себя приткнуть и чем заняться, и все больше погружается в уныние. Скучная, чопорная Лиллибет! Горечь разъедает ее сердце: думала, что станет править Британией — и в один миг стала никем. Она все никак не может с этим смириться, как и с тем, что возврата к прежнему не будет. Никогда. Вся ее жизнь была подготовкой к роли монарха Великой Империи, и ее мировоззрение было завязано именно на этом. Быть величественным воплощением восходящего Солнца — и вдруг оказаться низвергнутой в пучину темного океана, утратив весь свой блеск, сжавшись до размеров песчинки, оказавшись в чуждой и непонятной среде — это сокрушающий удар для королевского тщеславия! И теперь ее наполнила пустота, которая пугает ее, подавляет и постепенно пожирает. И тут ей никто не в силах помочь.
Именно здесь с беспощадной ясностью проявилось то, насколько сильно мы с ней отличаемся друг от друга. Я никогда еще не чувствовала такой энергии, такой жажды жизни… Главное, что мне больше не нужно притворяться — здесь меня никто не осудит и не начнет стыдить. Я делаю то, что считаю нужным, никого при этом не ущемляя. Наверное, я изначально была создана для такого мира, как этот… Потому и называли меня бунтаркой и ужасались моим выходкам. Да, я была хромой уткой в своей семье… Лиззи стыдилась такой сестры. И я вечно чувствовала вину перед ней, просила прощения… Она меня великодушно прощала, наставляла. А потом все повторялось… Но я ничего не могла с собой поделать — некий неукротимый зов побуждал меня делать все то, что осуждалось в королевском доме. Но это, как я сейчас понимаю, не было ни бунтом, ни протестом. Я просто хотела быть собой! Какой-то бесшабашный чертик сидел во мне, нашептывая о тот, что жить нужно ярко и интересно. И вот ведь досада: имея деньги и неограниченные возможности, я все же была ограничена нормами приличия и скована репутацией королевской семьи. Безусловно, я тоже имела «фамильную гордость», и не могла просто плюнуть на нее, прослыв блаженной и попутно подорвав престиж правящего дома. А потому — вечное притворство, игра, борьба с собой, выливающееся в это самое «бунтарство» и снобизм.
Но здесь — здесь уже нет всей этой шелухи. Королевского дома Виндзоров больше не существует. Вообще не существует. Весь наш мир перевернул с ног на голову господин Серегин. И, черт возьми, очень хорошо, что он это сделал! Чем больше я познаю окружающую меня реальность Тридесятого царства, тем больше в этом убеждаюсь. Ибо никакого значения на самом деле не имеет ни положение, ни происхождение — главное, следовать тому, что диктует тебе твоя суть! А изначальная суть человеческая испорченной не бывает — я уже осознала это путем некоторых наблюдений и размышлений. Все мы разные — и каждый в идеале должен стремиться в полной мере применить то, что дано ему Свыше. Вот именно на таком подходе и основана могущественная империя господина Серегина. Он считает, что каждый бывает незаменим, будучи применен на своем месте. Всем тут находится дело по душе и умениям — и семифутовым великаншам, что машут двуручными мечами, и хрупким девушкам, что служат посыльными или санитарками в госпитале.
Когда я, немного робея, первый раз пришла на танцы под открытым небом, то меньше всего думала о том, чтобы подцепить какого-нибудь мужчину… Музыка была необычная и столь зажигательная, что я просто не могла стоять на месте. И вся эта обстановка — звездное небо, огромные деревья вокруг, бегающие огоньки — увлекала меня с головой, заставляла забыть обо всем и просто наслаждаться. Вокруг меня в энергичном танце двигались разные люди, и это были счастливые люди — совсем не такие, которые я видела в ночных клубах Лондона: те по большей части приходили, чтобы в рюмке спиртного утопить свою тоску и одиночество, забыться в кратковременных связях. Да, там было весело, но это было больное веселье; мрачные страсти витали там, перемешиваясь с дымом дорогих сигарет.
Здесь же все было по-другому, и сейчас я хорошо почувствовала этот контраст. Здесь я всей кожей ощущала то незримое, что властвовало над этими людьми. В их сердцах не было тоски. Они просто жили. Они радовались и веселились, знакомились и приятно общались. И всех их что-то объединяло — что именно, я никак не могла понять. Но мне тоже хотелось быть такой, как они. И я танцевала, и смеялась, и улыбалась мужчинам, и мне казалось, что я становлюсь «своей»… Я даже забыла о том, что хотела выпить чего-нибудь. Мне и без алкоголя было хорошо, и это также меня удивило.
Но все-таки, когда я подустала танцевать, я отошла к краю площадки, к деревьям, где стояли столики. Половина из них была свободна. Я села на стул, грациозно положив ногу на ногу и, поскольку уже заметила, что тут за «официанты», произнесла: «Хочу джина со льдом!». И тут же по воздуху ко мне приплыл высокий запотевший стакан… Я проследила за тем, как он плавно приземлился на поверхность стола, после чего взяла его в руки. Стакан был приятно холодным, и по запаху там действительно был джин… И только тут, медленно оглядевшись, я осознала, что ни один из окружающих меня людей не выглядит выпившим. Я не слышу неестественных возгласов, не вижу, чтобы кто-то пошатывался или выделывал пьяные па… Я еще раз понюхала жидкость в стакане. Теперь, наряду с запахом джина, я ощутила нотки какой-то неуловимой свежести… Кусочек льда плавал в стакане, и будто бы светился, а вокруг него вспыхивали и гасли голубые, фиолетовые и зеленые искры. Дивясь, я вертела перед собой стакан, и так увлеклась, что даже не заметила, как напротив меня кто-то присел.
— Привет! Чудесный вечер сегодня, не правда ли? — услышала я приятный мужской голос с вкрадчивой хрипотцой записного ловеласа. Прозвучало это, конечно, на непонятном (кажется, русском) языке, но амулет перевел мне фразу.
Я подняла глаза и увидела перед собой широкоплечего красавца лет тридцати. Он улыбался, и в его светлых глазах горел озорной огонек. Форменная рубашка светло-зеленого цвета с короткими рукавами туго обтягивала рельефные мышцы, на левой стороне груди имелась орденская колодка (показывающая, что это заслуженный воин), короткие шорты открывали мускулистые ноги.
Я, продолжая держать бокал в руке, откинулась на спинку стула и смерила собеседника взглядом — довольно приветливым, но не слишком.
— Фи, как банально… — сказала я. — Можно подумать, вас только что научили хорошим манерам, и вы спешите их закрепить…
Он улыбнулся еще шире, явно оценив по достоинству мою довольно дерзкую фразу. Мужчин привлекает нестандартное поведение, это разжигает их интерес еще больше… Но если он сейчас начнет говорить банальности, то мне станет скучно, а тогда его шансы на продолжение существенно снизятся. Зачем мне глупый партнер, заучивший с десяток фраз для обольщения одиноких дам, и считающий, что остальное за него доделает внешность обаятельного красавца? Именно это я и называю «разборчивостью в связях» — когда мужчина, чтобы переспать со мной, должен обладать не только красивой внешностью, но и умом, и остроумием, и находчивостью, и известным упорством.
— Да, вы правы, — кивнул он, — я немного подзабыл хорошие манеры, пока находился в огне сражений… И вот сейчас освежаю в памяти, так сказать… Но и правда, оставим разговоры о погоде — собственно, тут у нас не туманный Альбион, и погода всегда прекрасная. Глупо было начинать знакомство с такой необыкновенной дамой с такой обычной фразы, согласен. Поэтому просто представлюсь: Артур Крамер.
Он замолчал и глядел на меня с ожиданием. От него исходило тепло и тот запах здорового молодого самца, который всегда сводил меня с ума…
— Вы немец? — спросила я.
— О нет, я русский, — сказал он и с оттенком некоторой гордости и добавил: — русский тевтон из первопризванных.
— Понятно, — кивнула я принялась снова созерцать свой бокал.
— А как ваше имя?
Я поставила бокал на стол и с напускной строгостью произнесла:
— Вам еще долго придется вспоминать хорошие манеры, Артур Крамер… Джентльмен никогда не спрашивает у леди ее имя — она назовет его сама, когда сочтет нужным.
Я не без удовольствия констатировала, что мне удалось смутить его.
— Я бы тоже чего-нибудь выпил… — сказал он, и тут же к нему приплыл бокал.
Он отхлебнул из него.
— Хорошая водичка… — сказал он.
— Водичка? — воскликнула я.
— Ну да. А вы что думали? — Он удивленно посмотрел на меня и отхлебнул еще раз.
— А я думала… думала, что это… — Я смотрела на свой бокал, едва удерживаясь от того, чтобы снова не понюхать налитую жидкость. — Я вообще-то джин заказывала…
И тут он… рассмеялся.
— Здесь нет спиртного, прекрасная незнакомка! Только вода! Но это не простая вода. Волшебная… От нее хорошее настроение становится еще лучше, но мозги она не туманит и похмелья не дает. При этом она может подстраиваться под вкус, улавливая мысленные флюиды… Да вы попробуйте! Ну, давайте!
Я подняла бокал и осторожно отхлебнула из него. Ах, каким же восхитительным был вкус этой воды! Словами его трудно описать, но аромат джина в нем присутствовал ровно в таком количестве, чтобы составить гармонию с основным вкусом. Мне казалось, будто я попробовала сам эликсир жизни. Мои чувства как будто бы немного обострились, стали отчетливей запахи и звуки… Это было восхитительно, и я сделала еще глот