Товарищ Грубин измерил главного основоположника взглядом с головы до ног и сказал:
— Коммунистическая партия у нас оберегает понятие справедливости, а церковь, христианская по своей сути, является хранительницей морали. Наш примас падре Бонифаций происходит из тех далеких для вас времен, когда служители Божии еще помнили, для чего они нужны в этом мире, а христианская церковь не превратилась в финансово-промышленную корпорацию, жаждущую денег и власти. Творец Всего Сущего дан нам в ощущениях в виде Посредника, когда он занимается проектом «Аквилония», производя в этот мир забросы на пополнение материальными запасами, а также испытывая наши бдительность, решимость, мужество и чувство человеколюбия. Последнее — главное, потому что, победив злобного врага, мы должны безошибочно отделить агнцев от козлищ и направить выживших по пути к лучшей жизни, а не превратить их в бесплатную и безропотную рабочую силу. С самого начала мы решили, что будем этому миру не господами и хозяевами, а учителями и наставниками. Мы надеемся, что и партия, и церковь у нас будут не бороться между собой за влияние на людей, а вместе делать одно дело, не забывая о том, для чего они предназначены.
— Да, это так, товарищи основоположники, — подтвердил старшина Давыдов, — товарищ Бонифаций честный, умный и, самое главное, любящий людей батюшка, а потому он полностью соответствует своей должности. Как врач, он руководствуется принципом «не навреди», и, как инженер, отмеряет семь раз, прежде чем отрезать по живому.
— А что, вам часто приходится резать по живому? — спросил Энгельс.
— Да, нередко, — ответил товарищ Грубин. — Здешний мир жесток и беспощаден, а потому любого, кто не пожелает жить по нашим правилам и законам, приходится исторгать прочь почти на верную смерть со стальным ножом в одной руке и огнивом в другой. И только тех, кто применил насилие против своих товарищей или местных жителей, а также совершил предательство в этой или прошлой жизни, мы казним через усекновение головы. Естественным исключением из этого правила являются женщины и дети — ним подобные наказания применяются лишь в исключительных случаях. Если виновный искренне раскаялся, у отца Бонифация есть право попросить суд проявить к этому человеку милосердие и сохранить ему жизнь, списав в рабы Божии, то есть в монахи. Поскольку после вынесения приговора преступник юридически считается уже мертвым, то монах теряет даже прежнее имя, все его связи с другими людьми считаются разорванными, и он превращается в безымянного послушника, который должен заслужить себе новое имя. Такой человек либо смиряет гордыню и изживает свои грехи, ставшие причиной преступного поведения, достигая тем самым святости, либо, если раскаяние было притворным, первоначальный приговор все же приводится в исполнение.
— И что, господа аквилонцы, вам ни разу не доводилось сжигать живьем разных инакомыслящих еретиков? — с каким-то болезненным любопытством спросила Женни Маркс.
— Наш уголовный кодекс не предусматривает такого наказания, как сожжение заживо, — довольно резко ответил товарищ Грубин. — Люди, не желающие жить по законам нашего общества, исторгаются из него в окружающую среду, ибо таков их собственный выбор. Положение может быть отягощено, если какой-то человек сначала дал слово соблюдать наши законы и верить в то, во что верим все мы, а потом решил, что это обещание можно и не соблюдать. За такой обман мы караем без всякой пощады, и в том случае, если дело дошло до агитации за несоблюдение наших законов, одним изгнанием преступник уже может не отделаться.
— Но это же диктатура! — воскликнула Женни Маркс.
— Разумеется, диктатура, — спокойно подтвердил товарищ Грубин. — Демократия тут только для законопослушных граждан, а для отщепенцев-диссидентов нет ничего, кроме диктата закона. Другого устройства у прогрессорского общества в диком мире быть не может, малейшее отступление от норм социалистического общежития чревато гибелью для всех и каждого. Однако те наши сограждане, что закон соблюдают, не чувствуют для себя никаких ограничений или угнетений, ибо все в нашем обществе устроено в их интересах.
Госпожа Маркс хотела было еще что-то сказать такое же резкое, но мне эта перепалка надоела, и я на нее рыкнул:
— Я привел вас сюда не для того, чтобы вы критиковали моих друзей и вступали с ними в ненужные споры. Местная система проверена практикой с приемлемой точностью, и как раз на ее основании нужно строить теорию, а не наоборот. Большая часть представлений о том, что правильно или неправильно, бытующих в вашем времени и в вашей среде, пригодна только для того, чтобы собрать их в ком и с размаха запустить в корзину для мусора. В некоторых условиях диктатура и даже тирания могут пойти обществу во благо, а вот стремление к свободе для каждого отдельно взятого индивидуума, напротив, может погубить все дело. Баланс между личными и общественными интересами, между свободой и диктатурой, в каждом конкретном случае должен подбираться индивидуально, в соответствии с теорией, которой у нас еще нет.
— Да, господин Серегин, — сказал главный основоположник марксизма, — я вас понял. Мы c Женни и Фридрихом будем смотреть и слушать, а говорить станем после того, как выясним все обстоятельства. А еще мы должны хорошенько обдумать вашу мысль о том, что в обществе для достижения благих целей необходимо иметь баланс между свободой и диктатурой, имея их в виду как гегелевское единство двух противоположностей. Господин Ульянов уже говорил нам, что вы так, походя, на основе своего практического опыта, способны выдать теоретическое обобщение, над которым специалистам потом еще работать и работать. История уже знает случаи, когда безудержное стремление к свободе приводило к жесточайшей диктатуре и даже тирании, а просвещенный тиран-самодержец, решив задачи безопасности своей власти, гарантировал народу определенный объем прав и свобод, невиданный при его предшественниках. Помимо того, нам требуется изучить основные постулаты социоинженерной науки из далекого будущего, и мы не понимаем, почему вы обратились к нам с просьбой создать новую теорию, а не воспользовались знаниями из этого источника…
Я вздохнул и ответил:
— Социоинженерная наука, герр Маркс, больше похожа на самоучитель игры на скрипке, который сам по себе не работает, поскольку для получения результата необходим человек с талантами скрипача, то есть социоинженера. Такие таланты могут быть только у чистокровных светлых эйджел и полукровок в первом поколении. Далее эти свойства начинают размываться. Русская галактическая империя, которой социоинженерный ресурс был дан сразу и в достаточно большом количестве, воспользовалась этим шансом, интегрировала эйджел в свои структуры, и стала развиваться стремительными темпами, соединяя то, что прежде считалось несоединимым. А вот неоримлянам, истребившим тех, с кем надо было просто договориться, социоинженерная наука не особо помогла, и их общество никак нельзя назвать счастливым даже в общем приближении. Для меня социоинженерия — это гораздо лучше, чем ваша окостеневшая наукообразная догматика, но справедливое и оптимально устроенное общество мне требуется строить прямо сейчас, а не когда-нибудь в будущем, когда я смогу подвергнуть инверсии значительное количество кланов светлых эйджел. Сейчас у меня этого ресурса раз-два и обчелся. Теория мне от вас нужна такая, чтобы в социальных делах она играла такую же роль, как законы Ньютона в физике. Мне нужна крепкая непротиворечивая научная база, требующая вмешательства социоинженеров только в особо сложных случаях, и чтобы после этого вмешательства эти самые случаи, разобранные на составляющие элементы, переставали быть сложными.
— Теперь я вас полностью понимаю, герр Серегин, — кивнул Карл Маркс, — а потому считаю диспут исчерпанным. Сейчас мне хочется поближе рассмотреть это чудное общество.
— Сейчас мы пойдем посмотрим, как дела у брата-близнеца товарища Ульянова-Ленина, получившего тяжелое ранение на фронте борьбы за светлое будущее человечества, — сказал я, — и ваше присутствие тоже может оказаться нелишним. Пусть этот человек знает, что вы не выброшены за борт и не забыты, а привлечены к работе на общих основаниях. Ну а потом младший социоинженер Сати Бетана, товарищ Давыдов и падре Бонифаций покажут вам здешнее общество и расскажут о нем, каждый в разрезе своей компетенции. И только потом вам можно будет делать хоть какие-нибудь выводы.
— Да, — согласился Маркс, — это будет верно. А сейчас идемте. Я тоже хочу посмотреть на того господина Ульянова, который взялся строить первое в мире государство рабочих и крестьян.
И мы пошли. Тут было недалеко, метров триста пятьдесят по мощеной дороге через сосновый лес до моста через ручей Ближний, а там до медицинского центра уже и рукой подать. И вот он, Владимир Ульянов-Ленин за номером два — одетый некое подобие светлого спортивного костюма, плавает, погруженный с головой, в прозрачной цилиндрической емкости, до краев наполненной пузырящимся регенерирующим раствором. На его лице закреплена дыхательная маска с гофрированным шлангом, и каждый выдох порождает облако серебристых пузырей, поднимающихся к поверхности; затылок, шею и плечи охватывает нечто вроде пластикового корсета, а на подлысоватой голове надет обруч индукционного линка. Глаза у вождя мировой революции полуприкрыты, он явно не обращает внимания на окружающее, и при этом через линк напрямую увлеченно общается с искином Бенедиктом, который есть настоящий кладезь знаний, куда там библиотеке Британского музея.
Лилия (которая была с нами все это время, только не проявляла своего присутствия) подошла к емкости вплотную и некоторое время внимательно смотрела на Ленина за номером два, потом повернулась ко мне и сказала:
— Полный пипец, папочка! Демона в этом человеке больше нет. Явно это из-за пережитой им клинической смерти и болевого шока.
— Но это же хорошо, Лилюшка, — сказал я и бросив взгляд в сторону Ильича из пятнадцатого года, добавил: — Но повторять этот эксперимент мы не будем, ибо результат раз на раз не приходится. Однако, смотрите, товарищи, наше присутствие замечено.