Лекарство против застоя — страница 32 из 60

— Да, сир, я вас понял, — кивнул старина Роберт и тут же спросил: — А что же тогда вы прикажете делать нам?

— А вы с мисс Коброй, мисс Мэри, мисс Зул и мисс Анной-Птицей совершите визит к многоуважаемому мистеру Хью Хеффнеру, — сказал я. — Его «Плейбой» — это довольно интеллектуальное и к тому же независимое издание, завернутое в оболочку из голого женского тела. Если у врага еще не пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата, попробуем нанести ему упреждающий информационный удар. А еще у меня есть отдельное поручение для мисс Мэри. Сразу же после встречи с Хью Хеффнером необходимо развязать неограниченную биржевую войну. Подбери брокерскую контору попронырливей, и вперед — я хочу видеть, какое нижнее белье носят нынешние хозяева Америки. Остальное на твое усмотрение. Чем лучше вы сделаете свое дело, тем меньше жертв среди ваших сограждан в процессе силового усмирения много понимающей о себе алчной американской верхушки. У меня все, коллеги. Пора браться за дело.


Тысяча третий день в мире Содома, поздний вечер, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости

Мэри Смитсон, в прошлом сержант армии США, а ныне начальник финансовой службы у капитана Серегина

Почти три года я служу у капитана Серегина главным казначеем и начальником финансовой службы. За это время вся моя прошлая жизнь подернулась дымкой забвения, и иногда мне кажется, что и родилась я прямо на берегу внутреннего моря, когда из меня изгнали дьявола, а та другая Мэри Смитсон, что существовала в этом теле прежде, была не более чем дурным сном. За это время я много раз удостаивалась когда сдержанной, а когда и горячей похвалы своего начальника, потому что считалась ценным, почти незаменимым работником. Если дело касается экономики или финансов, то Серегин всегда спрашивает моего совета, и я, скажу без лишней скромности, несколько раз наводила его на путь истинный.

Через мои руки прошло огромное количество разных ценностей — по шкале начала двадцать первого века, на несколько десятков триллионов долларов. Точную сумму я назвать не могу — еще продолжается подсчет и оценка добычи, взятой в разгромленной долине, где содомитяне вели кустарную добычу драгоценных камней. Это просто истинное безумие! Несколько тысяч лет, почти с самого начала своей ссылки в этом мире, эти через попу рожденные изо всех сил, не считая напрасно погубленных жизней рабочих, самым примитивным способом, вручную, вели разработку этого рудника, при том, что сбыт всегда (быть может, за исключением самых ранних времен), был заведомо меньше добычи, а потому излишки складировались и складировались в башнях-хранилищах навалом, как какая-нибудь кукуруза, пока не пришел Серегин и не сгреб со стола весь банк. Он это умеет.

Впрочем, эта гора драгоценных камней нашему Единству сто лет была не нужна, ведь уже давно золото для текущих расчетов нам добывает на Луне харвестер. Каждый месяц я составляю заявку, сколько тонн желтого металла в слитках мне требуется для текущих расчетов и поддержания на плаву некоторых наших друзей и союзников, и ровно в срок получаю необходимое количество. Однако с недавних пор у нас, то есть у Серегина, завелось несколько миллионов потенциальных женщин-магичек из его нового владения, а каждой из них был нужен свой специально подобранный камень. Другой на месте Серегина сначала схватился бы за голову, а потом махнул на все рукой, но мой начальник не таков. Получив на руки проблему, он тут же стал оглядываться по сторонам, где что плохо лежит, и, конечно же, нашел эту полную сокровищ долину. Все остальное, как говорят русские, было делом техники.

И вот ведь какое дело: все эти несколько миллионов будущих магичек имеют исключительно чистокровное англосаксонское происхождение, ведь бывшее Царство Света на наших картах — это восточное побережье плюс Диксиленд плюс Средний Запад. Но Серегин к ним тоже отнесся как к родным, будто к своим драгоценным русским, назвал своими любимыми приемными дочерями и названными сестрами и пообещал вывернуть наизнанку любого, кто попытается причинить им зло (а он может). Я уже давно знала, что Серегин напрочь лишен любых национальных предрассудков и готов договариваться с кем угодно, лишь бы с этого вышел толк, но такой душевной теплоты по отношению к представительницам главной «вражеской» нации не ожидала. А ведь он их и в самом деле любит. И когда я спросила его об этом, мой начальник выдал одну из тех фраз, которые потом высекают бронзой по граниту: мол, нет проклятых народов, есть проклятые идеи.

Я неодноератно по делам бывала в Шантильи, который Серегин облюбовал в качестве своей резиденции, и каждый раз мой начальник приглашал меня отобедать в его компании. Это у русских такой обычай выражения своего благоволения к приятным им людям: если они тебя не накормят до отвала, то будут чувствовать себя совершившими тяжкий грех. Каждый раз, садясь за стол у своего нанимателя, я мысленно благодарила Димитрия-Колдуна за наложенные на меня заклинания, поддерживающие мое тело в соответствующей форме. Иначе, если питаться по русским рационам, можно быстро раздобреть, вплоть до полного непролезания в дверь, как их императрица Екатерина Великая, начинавшая жизнь как худосочная немецкая принцесса Фике (Фредерика).

И тогда же, во время тех неофициальных визитов в резиденцию моего нанимателя, я встречалась с бывшими наложницами хозяина того дома, которых Серегин нарек своими младшими сестренками. Могу сказать, что более счастливых молодых женщин я в своей жизни еще не видела. При этом все четверо по-щенячьи влюблены в Серегина как названного старшего брата, так как тот является для них мерилом всех мужских достоинств. Говорят, что именно так на юных девушек действует Призыв. Впрочем, по-английски «сестренки» говорят не особо охотно, норовя сбиться на недавно выученный русский язык. Точно так же, как моя бывшая воспитанница-служанка Руби — поступив на обучение к Нике-Кобре, она совершенно обрусела. Раньше по такому поводу я испытывала приступы желчного раздражения, но на этот раз все обошлось. Я подумала, что и меня тоже постепенно усестрили, просто не объявляя об этом вслух. И пусть я не приносила страшной встречной клятвы, отношение ко мне было таким же, как и к другим женщинам подобного ранга — миссис Елизавете, мисс Анне, миссис Нике-Кобре, мисс Анастасии и мисс Зул. Именно положение равной среди равных изменило меня настолько, что сейчас я не узнала бы себя прежнюю.

Итак, что касается драгоценных камней, необходимым женщинам и девушкам с магическими талантами. Взять их у магов-содомитян было совершенно недостаточно. Все эти груды, сейчас похожие на кучи битого разноцветного стекла, предварительно требовалось тщательно рассортировать, причем дважды. Первую сортировку осуществят «обычные» ювелиры, разложив изумруды к изумрудам, рубины к рубинам, алмазы к алмазам, сапфиры к сапфирам, а затем камни будут разбиты на группы по оттенкам цвета и количеству дефектов. При этом на особо крупные образцы следовало заводить особые карточки, и именно они в первую очередь поступали на второй этап сортировки, которым занимаются среднеранговые маги, служащие в нашей корпорации — они определят, насколько данный кристалл годен в качестве второй половины души для людей с особыми способностями. Просто драгоценных камней горы, а вот пригодных для магических целей — гораздо меньше.

Что касается ювелиров и оценщиков, то, когда началась вся эта суета, специалистов такого профиля на службе нашей корпорации было недостаточно. Лишь некоторое их количество пришло к нам из революционной России мира восемнадцатого года. Но этого было крайне мало, хотя эти люди имели высокую квалификацию, а их лояльность не подвергалась сомнению. Дополнительные контингенты удалось получить из мира сорок первого года от нового фюрера Германии Рейнхарда Гейдриха, который сплавлял Серегину соскобленный со всей Европы человеческий осадок. Ювелиры с оценщиками в этой массе, конечно, тоже были, только вот верить этим людям можно было лишь в самой минимальной степени. Как говорят мои новые русские друзья, «доверяй, но проверяй». Для контроля за таким скользким контингентом мы используем новопроизведенных магинь Разума из бывших «мамочек» бывшего же Царства Света. Серегин говорит, что в силу своего происхождения они чрезвычайно чувствительны к любому злу: вожделению, хитрости, алчности и мелочной людской жестокости. Если такая магиня говорит, что с этим человеком лучше не работать, то так и есть. Доступ к сокровищам должны иметь только те специалисты, которые прошли все необходимые проверки. Любой другой подход грозит серьезными неприятностями.

Например, я сама перестала испытывать чувство алчности при виде сокровищ еще после того, как Серегин захватил Бахчисарай. Что-то во мне перегорело, и я стала воспринимать груды злата и драгоценностей с какой-то холодной отстраненностью, чему изрядно способствовало то, что на службе у Серегина у меня и так было все, чего только может пожелать человеческая душа. А большего мне и не надо. Нет ничего глупее, чем участвовать в ярмарке тщеславия, увешивая себя жемчугами и бриллиантами. Чтобы это понять, достаточно уроков мисс Зул и тихого незаметного влияния моего работодателя. Уж у господина Серегина с чувством собственного достоинства все в порядке — недаром все монархи, начиная от Генриха Наварры и заканчивая мистером Сталиным во всех его ипостасях, сразу принимают его за своего. Меня сейчас тоже никто не примет за дочку разорившегося фермера из Новой Англии, и это благодаря урокам мисс Зул, мисс Анастасии, а еще из-за той уверенности, что излучает вокруг себя господин Серегин.

И сегодня я перешла на новый уровень. Очень долго я стояла у этой двери, которая пропускала внутрь кого угодно, только не меня; и вдруг во мне что-то хрустнуло, треснуло, дверь распахнулась, и обожаемый командир сам протянул мне руку, приглашая войти. Сильнее всего на меня повлияло то, что Серегин взял под свою защиту простой народ из весьма грешных Соединенных Штатов тысяча девятьсот семьдесят шестого года Основного Потока. Одно дело — американские женщины и девушки из переданного ему в вечное ленное владение бокового постапокалиптического мира, защищать которых ему положено по должности как провозглашенному императору и просто джентльмену, и совсем другое — поколения моих дедушек и бабушек, моих родителей и их старших братьев и сестер. Дьявол в эти времена сидит уже если не в каждом первом, то в каждом втором точно, иначе как наши морские пехотинцы могли бы учинять во Вьетнаме такое, что раньше могли проделывать только карательные отряды германских нацистов.