— Стыдно или не стыдно, это не то слово, мисс Смитсон, — вздохнул тот. — Вы, видимо, слишком долго жили среди русских, и забыли, что в американских массах понятие стыда почти утрачено, в ходу «выгодно или не выгодно». Мне с вами сотрудничать выгодно, потому что вы сила, а те, что вам противостоят, скоро станут грязью под вашими ногами. Сходство наших убеждений имеет при этом важную, но далеко не решающую роль. Уж так устроены мы, американцы. Одним словом, скажите, что надо делать, и я буду сотрудничать с вами не за страх, а за совесть.
— Все очень просто, мистер Хефнер, — сказала Мэри Смитсон, — сейчас вы позовете сюда своих девочек Плейбоя, и мы спросим, кто из них желает отправиться с нами в Тридесятое царство, чтобы превратиться в таких же красавиц. Это недолго, совсем не больно и совершенно бесплатно, тем более что полученная таким образом внешность позволит им оставаться в модельном бизнесе еще лет пятьдесят. Такая уж у мисс Зул и Лилии гарантия качества. Но это еще далеко не все. К завтрашнему дню вы должны собрать команду для выездных съемок в Крыму семнадцатого века. Часть съемок пройдет на природе на морском берегу, а часть — в настоящем Бахчисарайском дворце, чья хозяйка, постоянно обитающая в Константинополе, любезно дала нам разрешение воспользоваться своей собственностью.
Некоторое время Хью Хефнер обалдело пялился на свою гостью, а затем сказал:
— Эээ… насколько я помню, в семнадцатом веке в Крыму обитали дикие татары, а Константинополь был захвачен турками… Там с людей сдирали живьем кожу, варили их в котлах и сажали на кол… Или я ошибаюсь?
— В том мире, куда мы вам предлагаем отправиться, — сказала Кобра, — татар из Крыма мы вышибли еще два года назад, чтобы не лезли в русскую политику, и нет их там теперь никак, ни одного человека. А год спустя на нас оскалил зубы стамбульский султан, и тем самым напросился на все свои несчастья. Мы это хорошо умеем. Одним словом, груды тухлого турецкого мяса из-под стен Константинополя уже убрали, чтоб не воняло, и ныне там тишь да гладь. Потерпите немного, и сами все увидите.
25 января 1942 года, 12:05. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский,император Четвертой Галактической Империи
В мире сорок второго года советско-финская война-продолжение фактически подошла к концу. Десант на Хельсинки, случившийся в оперативной пустоте (как и должно быть с любым внезапным стратегическим десантом), поставил действующую финскую армию в два огня, лишил ее управления и большей части материальных запасов для ведения войны. К полудню двадцать второго числа подвижная группировка из двух кавалерийских дивизий (переброшенных на плацдарм во втором эшелоне) и первой мотострелковой дивизии НКВД при поддержке вертолетного десанта с ходу взяла Тампере, в котором не было никаких сил, кроме полицейских подразделений, после чего фронт у финнов начал разваливаться. Говоров, приостановивший было наступательные действия, надавил с удвоенной силой, и под этим нажимом финны просто побежали куда глаза глядят. Маннергейм, эдакий гад, опять не попал в плен, потому что еще в полдень двадцатого числа пустил себе пулю в висок, не вынеся позора полного разгрома. И ничего не останется от этого человека — ни детей, ни внуков, ни даже основанного им государства. Обе дочери умрут в Париже своей смертью старыми девами, а зачатую им в ненависти и крови Финляндию похоронили советские бойцы и командиры. Отлились белофинской сволочи слезы русских людей, бессудно убитых после победы националистов в гражданской войне. И ведь истребляли они не только потенциальных «красных», но и осевших в Финляндии царских офицеров вместе с их семьями.
Теперь пружина раскручивается в обратную сторону. Поскольку товарища Сталина больше не интересует, что по тому или иному вопросу думает коллективная «княгиня Марья Алексеевна», то есть англичане и американцы, то подход к финляндскому вопросу был проявлен самый суровый и радикальный. Верховный Совет просто отозвал сделанное Лениным признание Финляндской независимости, после чего явочным порядком присоединил выморочную территория к Карело-Финской ССР, невзирая ни на какие вопли из Лондона и Вашингтона. Следственная машина НКВД уже набирает обороты, выявляя ярых сторонников белофинского режима и соучастников его преступлений. А дальше — кого куда. Непосредственных виновников — в расстрельный ров под пулеметы, чтобы не было их нигде и никак, совершеннолетних пособников и пособниц — с одним ножом и огнивом на пятерых бродить по приледниковым тундростепям Каменного века несовершеннолетних членов семей — в Аквилонию, проходить перевоспитание. У меня самого сейчас педагогических ресурсов хватает только на социализацию несчастных жертв демона Люци, из которых я должен вылепить настоящих людей, что стоят прямо и говорят только правду.
Что касается Черчилля и Рузвельта, то ничем, кроме нот протеста, товарищу Сталину они навредить сейчас не могут, потому что в настоящий момент ими со всей серьезностью занимаются подчиненные адмирала Ямамото. Там, на Тихом океане, кровавые сопли летят во все стороны: на Филиппинах американские войска загнаны на полуостров Батаан, британцы проиграли битву за Малайю и отступили в Сингапур, а на Индонезийском архипелаге японцы уже полностью доели британские колонии на острове Борнео и приступили к завоеванию Голландской Ост-Индии. Февраль будет решающим на всех направлениях. Сейчас с адмиралом Ямамото разговаривать преждевременно, нужный момент наступит где-то в первой половине марта, когда первоначальный запал наступательных операций будет исчерпан и надо будет за уши оттягивать Японскую империю от таких «неудобных» целей, как Австралия, Новая Гвинея и… Индия. Нет у них сейчас под подобные задачи ни транспортных возможностей, ни дополнительных десяти миллионов солдат в строю.
И вообще, чем глубже я ухожу к концу двадцатого века, тем меньше мне нравится рузвельтовская Америка Нового Курса. Внешнее благообразие якобы «демократического» государства прикрывает его людоедскую сущность подобно фиговому листку. Это Рузвельт изо всех сил стремился втянуть Америку в мировую войну. Это при Рузвельте американская буржуазия вкладывала конские деньги в германскую военную промышленность. Это при Рузвельте американские миграционные службы не пропускали на территорию США спасающихся бегством европейских евреев. И наконец, как докладывает энергооболочка, всего-то через месяц этот персонаж подпишет указ об интернировании всего населения японского происхождения, без различия, есть ли у этих людей американское гражданство. Товарища Сталина относительно подобных действий к советским немцам я отговорил, а вот этого деятеля отговаривать не буду. Во-первых, он мне никто — не сват, не брат и не товарищ. Во-вторых, подобный шаг поставит его для меня на одну ступень с Гитлером. Отсюда — и та поддержка, что я оказываю адмиралу Ямамото. Янки на этой войне в любом случае должны потерпеть поражение и униженно отползти на свою континентальную территорию. Ничего иного мой план в их отношении не предусматривает.
При этом мне еще предстоит решить, как совместить интересы Советского Союза, будущего Красного Китая и Японской империи, которую еще требуется трансформировать в какую-нибудь человекообразную форму. В своем нынешнем состоянии самураи совершенно неудобоваримы, примерно так же, как хищные бабуины на светском рауте. Именно об этом я и намеревался поговорить с товарищем Сталиным. Но начать пришлось все-таки с Финляндии.
— Добрый день, товарищ Сталин, — сказал я, шагнув в самый главный кабинет Страны Советов.
— Добрый день, товарищ Серегин, — ответил Виссарионыч. — Вы к нам по делу или просто зашли поздравить по поводу завершения финляндской эпопеи? Ведь все получилось, как вы и обещали — внезапный захват Хельсинки означал для противника мат в три хода.
— От поздравлений, товарищ Сталин, язык не переломится, — сказал я. — Ведь все самое сложное, трудное и героическое исполнили ваши бойцы и командиры, а моя роль ограничилась только обязанностями консультанта. И к ликвидации финляндской государственности я тоже претензий не имею. Туда ей и дорога. И то же самое было бы желательно проделать с Румынией, присоединив ее к советской Молдавии. Вот заберусь на уровни восьмидесятых-девяностых годов, покажу вам, что такое развитой социализм по-румынски.
— Мы уже ознакомились с этим явлением, — хмыкнул Виссарионыч, — и оно нам не понравилось. И вообще, стоило только распустить Коминтерн, как сразу же началось брожение — кто в лес, кто по дрова. Югославы в одну сторону, китайцы в другую, румыны в третью, чехи со своим Дубчеком в четвертую, а у нас здесь, в Москве, группа недобитых троцкистов принялась бороться с уже умершим товарищем Сталиным, попутно разнося вдребезги все, что оставалось от теории. Тьфу ты, мерзость!
— По теоретической части скоро тоже все будет хорошо, — заверил я вождя советского народа. — Товарищей Марксов, товарища Ленина и примкнувшего к ним товарища Энгельса я в скользкие места их теории уже натыкал. Второй товарищ Ленин из искусственной комы вышел избавленным от демона, и сейчас повышает свою квалификацию у искина Бенедикта. Так что теоретический комитет почти в сборе, и работа уже идет, благо исходной фактологии в моем распоряжении больше чем достаточно.
— Да, — кивнул Виссарионыч, — по части фактологии вы, товарищ Серегин, дока. Кстати, почему вы сказали про товарищей Марксов и примкнувшего к ним Энгельса, или мы чего-то в этой истории не понимаем?
— При ближайшем рассмотрении, — ответил я, — потенциал теоретика обнаружился у товарища Маркса, который проделал над «Капиталом» воистину титанический труд, да у его жены Женни, оставшейся в тени своего мужа. А Энгельс оказался всего лишь способным пропагандистом, не способным к правильным теоретическим обобщениям, зато обладает хорошо подвешенным языковым аппаратом. Впрочем, если Энгельса наполнить самым правильным фактическим содержимым, то под контролем старшего товарища он тоже окажется незаменим. Но с