— Я вас понял, герр Сергий, — вздохнул кайзер, — и сам закаюсь делать что-то подобное, и наследнику своему закажу строго-настрого.
— А зачем вам наследник? — удивился я. — Я уже почти решил сделать вас своим спецпредставителем по Западной Европе и Северной Америке и наделить положенными при этой должности второй молодостью и идеальным здоровьем лет еще на пятьдесят. С момента нашего знакомства вы, Вильгельм Фридрихович, все делали правильно, а потому, по итогам кампании в Европе, вам положены продвижение по службе и связанный с этим солидный бонус.
— Вторую молодость — мне? — удивился кайзер Вилли.
— Вам, а кому же еще, — ответил я. — Из всех местных монархов вы мне наиболее симпатичны своим человечным отношением к подданным. Задача, которую я перед вами ставлю во второй жизни, будет простой и одновременно сложной. Вам предстоит на практике проверить, возможно ли воссоздание в условиях двадцатого века римской империи германской нации. Межнациональные различия и разницу в уровне материального благосостояния у граждан общеевропейского рейха вам, скорее всего, на протяжении одного-двух поколений стереть не удастся, да этого и не нужно. Ваше государство должно смотреть поверх этих различий и видеть только законопослушность и профессиональную компетентность. Империя тем и отличается от варварского королевства, что, не делая различия по нации и социальному происхождению, дает каждому возможность проявить свои лучшие качества, относясь к добрым по-доброму и к злым по-злому. Прежде в Основном потоке за создание такого вот общеевропейского общежития брались многие, нони у кого не вышло ничего путного. Может, у вас, по факту объединившего подавляющую часть Европы, получится лучше. Хочется в это верить, потому что в противном случае эти земли тоже станут частью Красного Проекта.
— Я вас понял, герр Сергий, — сказал Вильгельм, с которого за время нашего разговора как рукой сняло всю меланхолию. — Но скажите, что же будет дальше?
— А дальше — к звездам, — ответил я. — Есть в Галактике цивилизация эйджел, как целое безусловно враждебная земной цивилизации. Но воевать с ней требуется не на истребление, как янки с американскими аборигенами, а до капитуляции и интеграции в состав объединенного человечества. И учиться этому вам предстоит в домашних условиях, тренируясь на поляках, чехах, датчанах, французах и итальянцах. Но это будет потом, а сейчас я хотел бы вместе с вами заняться неотложным балканским вопросом…
— Всегда рад вам помочь, герр Сергий, — машинально отозвался кайзер, и тут же, спохватившись, спросил: — А в чем, собственно, там дело?
— Поскольку Австро-Венгерская империя развалилась окончательно и бесповоротно, на Балканах как можно скорее требуется навести самый правильный порядок, — сказал я. — Если этого не сделать прямо сейчас, то потом этот регион неизбежно превратится в очередной гнойный нарыв и очаг для возникновения новой войны. И в это дело опять неизбежно окажутся замешаны британцы…
— Вы думаете, герр Сергий, что тут у нас передерутся мадьяры с хорватами? — спросил Вильгельм.
— Совсем нет, Вильгельм Фридрихович, — ответил я. — В Венгрии, социально застрявшей в середине прошлого века, сейчас зреет социальный взрыв по российскому образцу, и лучше бы вам не играть в Антанту и не пытаться разгрести эти угли руками. Заниматься этим вопросом будут мои знакомые в Петрограде, большие специалисты по демонтажу отживших свое архаических конструкций. Проблема может возникнуть в другом месте. Я имею в виду ту же Хорватию, Сербию и Болгарию. В Болгарии мне срочно нужно сменить царя с Фердинанда на Бориса, после чего зафиксировать все ее территориальные приобретения в ходе этой войны. Сербию и вовсе требуется воссоздать из руин, при этом ее королем должен стать не мерзопакостный Александр, а его старший брат Георгий. И, самое главное, хорваты, которые только что убежали от мадьяр, не должны кинуться в объятия к сербам. Еще нужно решить, кому можно поручить надзор за нацией конокрадов и попрошаек, то есть румын, и нацией любителей таскать куски с чужого стола, сиречь греков. Но эти вопросы можно решить позже, в рабочем порядке, а вот вопрос власти в Софии и Белграде нужно решать прямо сейчас. И вы в этом вопросе тоже правомочны — и как кайзер Германии, фактический глава Четверного Союза, и как монарх, которому уже предложена корона австрийского императора с сопутствующим титулом воеводы Сербского…
— Э, ладно, герр Сергий, идемте, — махнул рукой кайзер Германии, — все одно я ваш неоплатный должник. Надеюсь, это недолго.
— Да, недолго, Вильгельм Фридрихович, — подтвердил я. — Одна нога здесь, а другая уже там…
4 сентября 1918 года, полдень, София,площадь Князя Александра Первого, царский (княжеский) дворец
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Прибыли мы в Софию с шиком, на большом челноке «Святогор», в сопровождении четверки «Стилетов», а несколько минут в середине полета мы даже провели в ближнем космосе. Таким образом, с ветерком по суборбитальной траектории, я кайзера Вилли еще не катал. Правда, с одним только кайзером соваться в Софию я не стал — на борту «Святогора» нас сопровождали головорезы оберста Вернера фон Баха, большого специалиста по острым и одновременно скользким делам. Форма одежды — боевая экипировка имперских штурмовиков, вооружение — самозарядки Мосина, единые пулеметы и тяжелые станковые парализаторы. Парализаторы у бойцов для работы, если понадобится, а все остальное для страховки.
Только прилетели, сразу к делу. «Святогор», опускающийся на площадь Князя Александра Первого, произвел просто невероятный фурор. Хоть я в этом мире не докучал народу своим присутствием и не проводил большого количества активных операций, все знали, что таким образом может появиться только защитник русских, сербов и болгар Бич Божий Артанский князь Серегин, с которым шутки плохи. Поэтому караул у царского дворца спокойно дал сменить себя людям оберста фон Баха, тем более что службу болгарские солдаты несли с незаряженными винтовками, из затворов которых были удалены бойки. А то вдруг завалит какой пламенный патриот не пользующегося популярностью царя, хлопот потом не оберешься.
Несмотря на то, что в весенне-летней кампании восемнадцатого года военное счастье повернулось на сторону Центральных держав, Болгария в борьбе на своем изолированном Солунском фронте находилась на последнем издыхании. В связи с подготовкой наступления во Франции германцы вывели почти все свои войска с Салоникского фронта. Болгарская же армия, предоставленная собственным силам, была в состоянии лишь обороняться. Предельное мобилизационное напряжение Болгарии — это двенадцать дивизий по двадцать тысяч штыков, и ни одним солдатом больше. У противника по другую сторону фронта примерно четыреста тысяч солдат, и это несмотря на то, что в феврале у союзников по Антанте из боевого состава выпали две русские особые пехотные бригады, а в апреле «до хаты» в связи с разгромом «макаронников» отправился итальянский экспедиционный корпус.
Одновременно с поражением Италии снабжение войск Антанты на Салоникском фронте значительно ухудшилось, а с середины мая, после успешного прорыва германских моторизованных частей под Бельфором, перестали получать пополнения и англо-французские контингенты, в основном состоявшие из колониальных частей. Особняком стоят три сербских армии численностью в шестьдесят тысяч штыков (в других местах формирования подобной численности назвали бы корпусами, если не дивизиями). Дополняют картину десять дивизий греческой армии общей численностью в двести тысяч солдат. Сербам, изгнанникам со своей земли, подкрепления получать неоткуда, а в Греции эта война крайне непопулярна, поэтому греческие солдаты воюют из-под палки. Впрочем, в Греции, хоть в девятнадцатом, хоть в двадцатом, хоть в двадцать первом веке, была бы непопулярна любая война, поэтому без подпорок в виде союзников Греция всегда и всюду терпела одни только поражения…
В результате сложившейся ситуации у Антанты боеспособными в полном объеме оставались только сербские войска, но их было слишком мало для наступательных операций. Однако армия и народ Болгарии тоже устали от трех лет непрерывной бойни. Устали от войны и депутаты Народного Собрания. Летом восемнадцатого года они совершили парламентский переворот, отправивший в отставку русофобское либеральное правительство Радославова, и в итоге к власти вернулся мой старый знакомый прожженный демократ Александр Малинов. Публично новое правительство провозглашало войну до победного конца, а в кулуарах искало способ вылезти из огня, не опалив при этом перышек. Ну, демократы, что с них возьмешь. Что касается либералов, то они пестовали и лелеяли эту войну, а потому поражение в ней означает для партии господина Радославова полное политическое развоплощение и самороспуск. И вообще, носится в болгарском воздухе ощущение, что пора менять все — царя, правящую партию, врагов и друзей. А то как бы потом не было мучительно больно для тех, кто не успел и опоздал туда, где вершится новый мир.
И, кстати, и здание Народного Собрания, и военное министерство находятся в шаговой доступности от царского дворца, а потому и там, и там поднялась суета. Еще бы, ведь иначе можно пропустить все самое важное и интересное. Все уже поняли, кто это явился к ним с такой помпой, а присутствие в моей компании человека, поразительно похожего на германского кайзера, только обостряет этот интерес до предела. А самому кайзеру Вильгельму, старому солдафону, доставляет удовольствие наблюдать, с какой четкостью отрабатывают свою задачу бойцы гауптмана фон Баха, сопроводившие нас с кайзером к подножью парадной лестницы царского дворца.
— Вот, полюбуйтесь, Вильгельм Фридрихович, — сказал я, — это и есть лучшие германоязычные бойцы моей армии. Одни из них, урожденные тевтоны, перешли в мою армию после того, как я нанес поражение злому идолу, овладевшему их страной в бездне времен. Другие попали ко мне с галерных скамей мира начала семнадцатого века, когда я мотал на кулак кишки Крымского ханства и Оттоманской порты. Третьи были солдатами вестфальских частей Великой Армии Наполеона Бонапарта, ранеными попали в плен в битве при Москве-реке, получили излечение из рук моих врачей и увидели во мне идеального военного вождя, с которым можно пройти до предела времен. Четвертые, самые малые числом, участвовали в Восточно-Прусском сражении четырнадцатого года на стороны германской армии, ранеными попали в плен и прямо на госпитальной койке услышали Призыв. Все они такие разные, и в то же время братья мне, друг другу и другим солдатам моей армии, лучшие из лучших, часть единого целого.