— Свобода воли есть неотъемлемая часть человеческой сущности, так же, как и наличие души, и может быть направлена как к добру, так и ко злу, — ответил отец Александр. — Огромное количество людей стремится к добру, благодаря чему на каждом витке истории человеческая цивилизация поднимается все выше и выше, но есть отдельные деятели, которые из чисто эгоистических побуждений — алчности, зависти, мстительных рефлексов и жажды власти — готовы вершить зло в тех или иных количествах. Некоторых из них при этом еще сдерживают хоть какие-то моральные ограничения, другие даже не продаются, а отдаются Сатане с особым сладострастием. Отделять добрых людей от отщепенцев при непосредственном контакте могут только наши аватары и специальные исполнительные агенты, но пригодные для этой работы люди среди вас крайне редки, а еще меньше таких, что могут распознать только созревающее зло и попытаться исправить малолетнего отморозка. А если мы попытаемся накинуть узду на всех подряд, то души людей быстро начнут ветшать и истончаться, а сами они превратятся в подобие кукол-марионеток. Такой судьбы мы своим детям не хотим, а потому никогда не пойдем на подобный шаг. И вообще грешно возлагать на нас те обязанности, которые должны исполнять родители-воспитатели и хорошая полиция. Достаточно тебе таких объяснений или ты хочешь дополнительных дискуссий?
— Нет, Господи, — ответил я, смирив свою гордыню, — дополнительных дискуссий мне не надо. Я принимаю приговор, который ты вынес в отношении моего брата, и не буду против него роптать. Прости меня, если можешь, за высказанные сомнения и за то, что отнял твое время.
— Ты прощен, Джорджи, — ответил священник все тем же громыхающим голосом. — А теперь я умолкаю, и пусть говорит мой специальный исполнительный агент Серегин Сергей Сергеевич. Его забота — уврачевать то, что наворотил твой брат Александр и его подельники из «Черной Руки».
— В первую очередь, — сказал господин Серегин, — необходимо решить македонский вопрос, имея в виду и ту часть этой территории, которую в первую балканскую войну забрали себе греки. Любителей воровать куски с чужого стола следует наказать.
— Я согласен со справедливостью ваших требований, господин Серегин, — опустив голову, произнес мой отец. — То, что сделал Александр, просто подло. Но тогда я не имел ни сил, ни желания ему возражать, лишь очень жалел, что в свое время согласился на роль короля-марионетки. Однако я хотел бы знать, как мы сможем отдать болгарам Эгейскую Македонию, ведь греки нам, сербам, никак не подчиняются. Честно сказать, они не подчиняются вообще никому, и даже собственного короля прогнали прочь, чтобы он не мешал им вступить в эту войну.
— А нам их подчинение и не потребуется, — ответил господин Серегин. — В соглашение между Сербией и Болгарией будет включено условие, что сербская армия перейдет через линию фронта, не предупреждая об этом ни французов, ни англичан, ни никчемных греков, а болгарские войска, соответственно, промаршируют походными колоннами на ваше место, что означает глубокое вклинение в центр позиции с угрозой изоляции всей Солунской группировки.
— Как-то это нечестно, господин Серегин… — усомнился мой отец.
А я промолчал. Во-первых, потому, что на фронте имел множество примеров того, что союзники относились к сербским солдатам как к расходному материалу (мой отец находился глубоко в тылу, и этого не видел). Во-вторых, потому, что отче Александр (точнее, тот, кто иногда говорит его голосом) не выказал этой идее ни протеста, ни малейшего возражения.
— А обворовывать союзника было честно? — ледяным голосом спросил в ответ господин Серегин, и над головой у него затеплилось такое же сияние, как у священника. — Умели грешить, господин Караджоржевич, умейте свой грех исправлять. Царь Фердинанд, мягко выражаясь, неприятный человек, но подставили вы не него, а болгарских солдат, которые оттягивали на себя главные силы турок, пока вы вместе с греками занимались крысятничеством.
— Вот в Фердинанде-то и было все дело, — вздохнул мой отец. — Кстати, болгары вполне могут напасть на наших солдат, когда те будут переходить через линию фронта.
— Нечего, — хмыкнул господин Серегин, — возвращать покраденное вы будете новому царю Борису Третьему, а он человек вполне приятный — помягче, конечно, чем Джорджи, но такой же честный. Кстати, болгары будут знать, что любой, хоть генерал, хоть поручик, который прикажет своим солдатам стрелять в сербов, будет тут же обезглавлен по моему приказу, как германские генералы Гинденбург и Людендорф, возражавшие против мира с Советской Россией. Известнейшая была история по ту сторону фронта.
— И что же, вернем мы болгарам Македонию и останемся в прибытке только с Косовским краем? — с обидой спросил отец.
— Отнюдь, — ответил Господень Специальный Агент, — когда как вы согласитесь вернуть чужое, настанет время забирать свое. Я имею в виду все земли, населенные сербами, прежде входившие в состав Австро-Венгерской империи, но только их, и ни пядью больше, а то вы снова наступите на грабли, от которых я вас намерен избавить. Кстати, кайзер Вильгельм, приглашенный на трон в Вене — во-первых, мой вассал, во-вторых, не намерен иметь в составе своей Империи земли, населенные буйными балканскими славянами. Он за чужое точно цепляться не будет.
— Да, так и есть, брат, — тихо сказал мой двойник. — У нас эта программа была выполнена в полном объеме сразу по завершении войны. Чужеродные народы ослабят наше государство, а сербы только усилят.
— Но Скупщина уже приняла постановление о необходимости создания единого государства сербов, хорватов и словенцев, — возразил я.
— Как приняла, так и заберет обратно, чай, не бином Ньютона, — отрезал господин Серегин. — Любой, кто вздумает противодействовать Божьему замыслу по умиротворению на Балканах, сразу же лишится своей глупой головы.
5 сентября 1918 года, полдень, София,площадь Князя Александра Первого, царский (княжеский) дворец, рабочий кабинет Бориса Третьего
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи
Дальнейшие действия проходили в темпе гонок Формулы-1. Новопроизведенный царь Борис несколько часов беседовал со своим альтер эго из мира пятнадцатого года и набирался ума-разума. Меня лично на сонно-астральное совещание по сербскому вопросу Дух Города вытащил аж из Шантильи. Едва смежил веки, и на тебе. Но поговорили хорошо. С утра пораньше я вернул Бориса в родной мир, усталого, но вполне довольного, условившись с ним, чтобы он к полудню пригласил к себе в кабинет господина Малинова* и господина Савова, на чем список приглашенных заканчивался.
Примечание авторов:* в этом правительстве Александр Малинов занимал сразу два поста: премьер-министра и министра иностранных дел.
Потом пришлось ждать, пока из ванн извлекут и хорошенько отмассажируют королевича Джорджи и короля Петра. Как только это было сделано, в мой кабинет принесли замороженную в стасисе тушку королевича Александра. Сняв с этого обормота заклинание остановленного времени, я предъявил ему все имеющиеся на данный момент обвинения, вплоть до бессудного расстрела верхушки «Черной Руки», и когда эта тля принялась отрицать все подряд, отец Александр протянул ему крест, чтобы тот мог на нем поклясться в своей невиновности. Фейерверк вышел не хуже, чем в прошлый раз, а король Петр и королевич Джорджи убедились, какую мерзость они взрастили на своей груди. Потом осталось только сходить за кайзером Вильгельмом в Виши, и можно было кидаться в бой.
— Итак, господа, — сказал я, когда участники саммита были в сборе, — приступим к самому важному на данный момент вопросу. Первое, что хочу сказать для членов болгарской и германской делегаций: принца Александра, причастного к множеству пакостей, больше нет среди живых. Этот персонаж не далее как сегодня утром сгорел заживо при попытке принести ложную крестоцеловальную клятву пред лицом самого Всемогущего Господа. Вот так тоже бывает — Творец Всего Сущего Всеблаг, но только не к тем, кто отдал свою душу силам Зла. На этом все об этом человеке, нет его больше ни среди живых, ни даже среди мертвых.
— Это, конечно, очень интересно, — сказал царь Борис, — но смерть виновника наших разногласий с сербами ничуть не отменяет созданных им проблем.
— Проблема первая — так называемая Вардарская область Сербии, ныне оккупированная болгарскими войсками… — сказал я.
— Мы называем это освобождением, — парировал Борис Третий, — люди там встречали болгарскую армию цветами, а сербов там ненавидят, потому что не видели от их власти ничего, кроме действий карательных отрядов.
— Там, где основным населением являются сербы, ненавидят уже болгарскую армию и добровольческие отряды ВМОРО*, поскольку те тоже ведут себя хуже турецких башибузуков, — парировал королевич Джорджи.
Историческая справка:* Внутренняя македонско-одринская революционная организация (ВМОРО; болг. Вътрешна македоно-одринска революционна организация) — национально-освободительная революционная организация, действовавшая в Македонии и Одринской Фракии в 1893—1919 годы.
— Ша! — резко сказал я. — Никто никуда не идет. Мы собрались здесь для того, чтобы уврачевать раны, а не раздирать их в кровь. Вы, горячие балканские парни, оба хороши, поэтому немедленно миритесь.
— Виноват, господин Серегин, — склонил голову Борис. — Приношу извинения, потому что это я начал первый.
— Я тоже приношу извинения, — откликнулся королевич Джорджи, — я не подумал о том, что, если бы не было безумной попытки превратить болгар в сербов, то не случилось бы и всего остального. А теперь нам, наверное, стоит послушать, как господин Серегин планирует уладить возникшие между нами противоречия. Один раз у него это уже получилось, но только тут, скорее всего, будет тяжелее, потому что кровь между нашими народами пролилась уже не один, а два раза.
— Да, — кивнул болгарский царь Борис, — я тоже с этим согласен. Давайте делать, наконец, то, ради чего мы тут собрались.