к повторному осмотру. При первом обыске помещение было перевернуто и прошарено, как говорится, «от и до». Осмотрен в буквальном смысле каждый квадратный сантиметр жилого помещения. Но сейчас что-то может выскочить после всего, что узнал Морозов. То, что до этого не обращало на себя внимания, казалось простым и незначительным. То, что подскажет о награде, которую этот Коробов ждал от Лавры…
– Молодец. Хорошо работаешь. – Сидевший в кресле за столом полковник закончил читать принесенный лейтенантом отчет и посмотрел на вытянувшегося по стойке смирно подчиненного. – Хвалю за службу. Но вот какая беда: попросил меня тут один хороший знакомый, чтобы ты это дело закрыл.
– А кто…
– Коробов свою вину признал. Бумага у меня есть, собственноручно им подписанная. Преступник согласился на проведение следственного эксперимента, но по дороге пытался совершить побег и был застрелен конвойным. Так что закрывай дело, старлей.
– Товарищ полковник, я не понял…
– Чего ты не понял, баран? Если закроешь дело и забудешь про него, останешься работать капитаном. А если откажешься, тут уж я бессилен. – Полковник развел руками. – Даже защитить не смогу. Везде достанут. – И, помедлив немного, добавил: – Решай.
Морозов нахмурился. Не стоит впустую тратить слова, особенно если тебя не хотят слушать.
Он все-таки нашел в комнате Коробова то, что искал. Ту вещь, на которую изначально никто не обратил внимания. Простая Библия. Небольшого формата книжица в черном переплете с белым крестиком на лицевой стороне. Такая есть почти в каждом доме. С тончайшими, серыми листами из неоднократно переработанной бумаги. В некоторых местах можно даже найти текст и остатки изображений от предыдущих книг, отправленных инквизицией в переработку ради богоугодного дела. Лейтенант открыл первую страницу. Отпечатано в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Пятьсот сорок экземпляров. Последний тираж, выпущенный менее чем полгода назад.
Повинуясь какому-то внутреннему наитию Морозов пролистал священное писание, остановившись практически в самом конце книги, на закладке, сооруженной простым сгибом угла страницы. Типографская краска на ней была сильнее затерта пальцами, что говорило о более частом просмотре этого раздела писания.
«Новый завет. Откровение. Глава 7.
3. Он сказал: «Не наносите вреда земле, морю и деревьям до тех пор, пока мы не отметим слуг нашего Бога с печатью на лбу».
4. И тут я услышал, сколько человек было отмечено печатью: сто сорок четыре тысячи, и были они из каждого рода Израилева.
5. Из колена Иудина – двенадцать тысяч, из колена Рувимова – двенадцать тысяч, из колена…»
Лейтенант пригляделся, а затем отвел раскрытую книгу на расстояние вытянутых рук и сначала прищурил глаза, а затем закрыл один. Вот это уже интереснее. Напечатанные библейские строчки лежали на фоне старой картинки, которую решено было переделать и использовать повторно. Но, видимо, в типографии Лавры был пропущен дефект или же допущен брак по недосмотру; как бы то ни было, теперь фоном для приключений евреев было изображение одной из самых прекрасных девушек, которых когда-либо видел Морозов. Поистине ангельское лицо, обрамленное каскадом ниспадающих с плеч волос, тонкая шея, обнаженные плечи и грудь. Над головой красавицы можно было разобрать название подпольного издательства, вот уже несколько лет специализирующегося на выпуске подобной продукции, которая пользовалась тайной популярностью практически у всей мужской половины населения города. Ее находили при обысках даже в квартирах священнослужителей. Самое интересное, что изображение это было не просто красивым рисунком, а рисунком с натуры. Позирующие для подпольных художников девушки зарабатывали подобным образом, втайне надеясь соблазнить своими достоинствами кого-нибудь из власть имущих и прекратить таким образом свое бедственное положение.
Зачем же ты хотел получить рекомендательное письмо от Лавры, господин Коробов? Неужели найденная при обыске в чьем-то доме запрещенная литература была арестована вместе с натурщицей и передана инквизицией в Лавру? Журнал – на некачественную переработку, а девочка – в служанки кому-нибудь из действующего синода. И неужели ты, господин Коробов, смог узнать в измененном послушанием лике образ, пленивший твое сердце и ум? И что такого потребовали от тебя в Епархии в обмен на рекомендательное письмо настоятелю Лавры?
– Я принял решение. – Лейтенант посмотрел на полковника.
Юха Корхонен быстрым шагом шел по коридору, соединяющему научный сегмент Саворрата с жилой зоной. Вмонтированные в потолочное покрытие осветительные элементы то освещали, то погружали в тень его напряженное, пересеченное тонким длинным шрамом лицо. Рука в очередной раз легла в карман халата, коснулась пластиковой поверхности нейропарализатора. Предыдущей ошибки, чуть не стоившей ему зрения, он больше не допустит. Висевший на поясе служебный информационный носитель коротко пискнул. Корхонен, не глядя, отцепил его и, поднеся к глазам, быстро прочитал пришедшее сообщение.
Черт возьми! Хейккинена переводят в камеру биологической поддержки. Диагностирован начавшийся отек головного мозга. Необходимо предотвратить повреждение жизненно важных центров. При любом раскладе у него есть минимум полчаса. И это время лучше потратить на беседу с вновь прибывшей. Незнакомая обстановка всегда вызывает стресс у тех, кто прибыл с поверхности. Стресс – это выброс катехоламинов. Это плохо. А длительный стресс для этой… как ее? Корхонен достал небольшой, умещающийся на ладони рабочий планшет. Николаева Наталья. Язык сломать можно!
Он провел электронным ключом по замку двери. Мелодичная трель и тихий щелчок оповестили об открывшемся замке. Доктор распахнул дверь и вошел в комнату.
Новенькая стояла возле стола, запахнувшись в выцветший желтый халат, выданный ей на время подготовки индивидуального комплекта. Шустрая девчонка. Вскочила и успела отгородиться от открывающейся двери, словно дикий звереныш, впервые оказавшийся рядом с заботливым и дружелюбным человеком. Ничего. Все они поначалу так себя ведут. Некоторые даже начинают бросаться. Но эта вроде не такая психованная. По крайней мере, съела почти все, что ей было предложено. Хороший знак. Относительно стабильная нервная система.
– Hei5, – поздоровался Корхонен и, заметив удивленно поднятые брови девушки, усмехнулся: – Yksi minuutti6.
Он подошел к столу, за которым стояла Николаева, и включил небольшой прибор, стоявший на прозрачной столешнице. Какое-то время возился с кнопками, затем удовлетворенно кивнул и, сев на стул, дежурно улыбнулся.
– Теперь все в порядке. – Девушка внимательно посмотрела на него. Мужчина продолжал говорить на непонятном ей языке. Родной для нее язык тем временем шел с небольшой задержкой из динамика аппарата. – Позвольте еще раз приветствовать вас в Саворрате. И примите мои искренние поздравления с тем, что для вас теперь наступили по-настоящему хорошие времена. Для начала разрешите представиться. Доктор Юха Корхонен. Как вас зовут, я уже знаю. Могу сказать, что о вас тут знают все. Не волнуйтесь, – торопливо добавил он, и дежурная улыбка стала еще шире. – Вам нечего опасаться. Слежка была необходима исключительно для вашей безопасности. Впрочем, вы скоро сами сможете в этом убедиться, стоит только немного подождать. После того, как я закончу свой рассказ, у вас останется мало вопросов. Ой! – спохватился он. – Я совсем забыл спросить, как вы тут устроились? И совсем забыл сказать, что в этом помещении мы с вами находимся временно. Как только подготовят все необходимое оборудование, я провожу вас в лабораторию, и после обследования вас переведут в наш новый дом. Вы что-нибудь хотите сказать?
– Хорошо, что он выцвел. – Наташа села на стул и взяла в руку подол халата. – Ненавижу желтый.
Корхонен торопливо отвел взгляд в сторону. Везде камеры, Юха. Помни об этом. Не хватало еще, чтобы тебя отстранили за то, что ты пялишься на обнаженную ногу этой девчонки! Злоупотребление служебным положением.
Он потер переносицу, собираясь с мыслями.
– Пожалуй, будет лучше, если я начну с самого начала. – Он провел рукой над поверхностью стола, активируя фотоэлемент рабочей панели. На столешнице загорелась проекционная клавиатура. Доктор набрал комбинацию. Между ним и Наташей в воздухе высветилось окно монитора. Девушка смотрела на все происходящее широко раскрытыми глазами. Такого она никогда раньше не видела и даже не подозревала о том, что нечто подобное может существовать. Технологии, которыми преспокойно пользовался этот человек, были невероятны.
– У вас в городе, как, впрочем, и в любом из известных нам, – Корхонен с улыбкой отметил удивление девушки, – подобное назвали бы колдовством, а мной немедленно заинтересовались бы сотрудники ОБЗ. Возможно, вам сейчас нелегко привыкнуть к этой обстановке. Все кажется таким странным, пугающим. Но напоминаю: здесь вам бояться нечего. – На экране возникло изображение седоволосого человека. – Все началось около двух ста лет назад, когда британский ученый Александр Флеминг и его команда смогли открыть удивительные свойства пенициллина – первого природного антибиотика. Несмотря на эйфорию, охватившую человечество при демонстрации нового эффективного метода лечения, сам Флеминг писал: «Врач, который бездумно назначает пенициллин, будет нести ответственность за смерть пациента, поскольку в его организме разовьется устойчивость к этому препарату. Я надеюсь, что это зло можно предотвратить». Великий ученый тем самым предрекал наступление постантибактериальной эры, в которой мы с вами сейчас и живем. Но, как это ни печально, все мольбы и призывы к рационализму оказались пустым сотрясанием воздуха. Несмотря на строгий регламент назначения антимикробных препаратов, широчайшее применение их во всех отраслях жизни человека привело к тому, что уже через пятьдесят лет после открытия Флеминга медицинскими организациями была впервые озвучена тема грядущей полной резистентности. Я часто думаю о том, что было бы, если бы нашим предкам показали, как будут жить их потомки. Ведь страшно подумать: всего несколько поколений, а человечество стоит на грани вымирания! Смогли бы наши отцы что-то изменить тогда? Захотели бы? – Корхонен отвернулся от монитора и бросил взгляд в имитатор уличного окна, за которым можно было разглядеть оживленное городское движение. – Это, кстати, одно из первых изобретений кибернетической группы. – Он кивнул в сторону окна. – Простое и гениальное, оно многих спасло от психических болезней… Простите, я отвлекся. На чем я остановился? Ах, да… Так вот, если вернуться немного назад и просмотреть официальную биографию Александра Флеминга, мы узнаем, что он состоял в так называемом ордене масонов, являлся членом нескольких влиятельных лож и занимал в них серьезные посты. А также был назначен казначеем ложи «Милосердия». Мало того, Флеминг имел тридцатый градус посвящения. Выше только три градуса. Столь высокого положения можно было достичь только благодаря действительно экстраординарным заслугам. Но в чем они состояли, обществу так и не стало известно. Что мы имеем дальше? Умер ученый в пятьдесят пятом году в собственном доме. Причиной был