О выявлении разведчиков турецкого султана в составе посольства Великого княжества Литовского говорится в грамоте литовскому послу от «великого государя, божью милостию, царя и великого князя Иван Васильевича всеа Руси» от 26 августа 1570 г.: «А ныне то ново учинилось, что с литовскими послы приходили розных земель людеи; а те люди с вами были салтана турского, а под именем государя вашего, и те люди с вами были для лазученья и искали над государя нашего землею лихова дела»[268].
В 1574 г. толмач одного из шведских посольств Аврам Николаев [Оврам (Обрам) Миколаев], живший в Москве с целью «учити наших русских робят свейскому языку», был задержан и потом отпущен на родину с грамотой к шведскому королю. Однако до Швеции он не доехал. Его остановили на границе, в Орешке, и «выняли книги о наших о великих делех, и многие наши родословцы, и иные наши многие дела повыимали у него, а Аврам, живучи в нашем государстве, те наши великие дела крал лазучством»[269].
В Западной Европе еще с XVI в. был распространен обычай держать в различных государствах постоянных первоначально торговых, а в последующем и дипломатических представителей — резидентов и агентов.
Значение слова резидент дается в «Словаре русского языка XI–XVII вв.»: «Резидент (резедент, резыдент, рыдезент) — ‘дипломатический представитель одного государства в другом, рангом ниже посланника[270]’». Резидент (лат. residens, франц. resident) — ‘пребывающий на месте’[271]. Понятие резидент не было новым для Москвы — уже в 1585 г. упоминается английский резидент, функции которого приближались к консульским[272]. Помимо защиты торговых интересов соотечественников (не забывая при этом о собственных), резиденты выполняли роль «шпионов и осведомителей»[273].
Отсутствие постоянных представителей за границей неблагоприятно отражалось на деятельности русской дипломатии (и как следствие — разведки), которая нередко оказывалась недостаточно осведомленной о положении в Европе и готовившихся против Русского государства союзах и войнах[274]. Московское правительство только в середине XVII в. приступило к направлению постоянных представителей за границу, в первую очередь, в те государства, с которыми Россия была связана непрекращавшимися войнами — в Швецию и Речь Посполитую. В 1635 г. в Стокгольм «был отправлен русский резидент, или пребывательный [‘постоянный, неизменный; долго остающийся, сохраняющийся в каком. — л состоянии, положении’[275]] агент, Дмитрий Францбеков (Фаренсбах)[276], крещеный иноземец»[277]. В наказе ему поручалось не только вести официальные переговоры со шведским правительством, но и «тайно проведывать от нарочитых [знатных, именитых] людей, добрых и досужих, кому бы доверить можно, и у агентов разных земель, как с цесаревыми людьми войну ведут, кто от цесаря против свейских людей учинен начальником, и чаять ли миру»[278]. Большая часть обширного наказа касалась польских и крымских дел. При отправлении в Швецию Францбеков получил государева жалованья и подмоги 500 руб. деньгами, да соболями на 200 руб.; даны были ему разные запасы (рыба, икра, меды, пастила и т. п.), «чем ему иноземцев потчевать»[279]. Но уже в апреле 1636 г. царской грамотой Францбеков был отозван в Москву. Причина — неудовлетворительная работа по информированию Посольского приказа о событиях в Швеции и других странах, представлявших интерес для Москвы: «По нашему указу велено вам быть в Швеции и проведывать всяких вестей, и каких вестей проведаете, о том велено было вам писать к нам в Москву часто. Вы жили в Швеции немалое время, а к нам о вестях не писывали; если же и писали, то дело небольшое, и потому указали мы вам ехать из Швеции назад в Москву»[280].
В последующем в Посольском приказе посчитали необходимым объяснить, что отзыв Францбекова был вызван не только скудными вестями, поступавшими от него из Стокгольма, но и заключением мира с Речью Посполитой, в связи с чем надобность в польских и литовских вестях якобы отпадала[281]. Все это свидетельствует о непонимании в Посольском приказе важности иметь на постоянной основе дипломатических представителей в столицах иностранных государств, особенно в Швеции.
В царствование Алексея Михайловича (1645–1676 гг.) осуществлялись всякие закупки товаров за границей и приглашения нужных людей на службу в Россию через посредство специально командируемых иноземных торговцев. В 1660 г. «торговый англичанин Иван Гебдон» посылается «блюсти за русскими интересами в Голландии и других окрестных государствах» в звании резидента: «По нашему, великого государя, указу послан с Москвы за море для наших, великого государя, дел резедент иноземец Иван Иванов сын Гебдон[282], а что ему для наших, великого государя, дел будет надобно ефимков [русское название европейского талера], а ему те ефимки велено имать взаймы в Галанской земле в Амстрадаме у бурмистров из их городовые казны»[283]. Гебдону не вменялось в обязанность оставаться в Голландии постоянно, предполагалось, что он вернется в Москву через несколько лет, что и произошло.
Масштаб решаемых задач и круг лиц, с которыми Гебдону приходилось иметь дело, далеко выходили за рамки обязанностей обычного торгового представителя. Так, согласно наказу, полученному из Тайного приказа, Гебдон обращается к королю Англии Карлу II с просьбой разрешить призвать на московскую службу 3000 конных и пеших ратных людей с офицерами[284].
Гебдон был принят в Генеральных штатах [парламенте Нидерландов], где вручил «верющую грамоту» и обратился к присутствовавшим с речью. В его обязанности входило не только приглашать специалистов на русскую службу, но и «проведывать всяких вестей», и «каких вестей проведает… о том велено писать в Москву… по часту»[285]. Однако при информировании московского правительства о событиях, происходивших в Западной Европе, он был крайне сдержан и лапидарен. В 1661 г. он пишет «наместнику шатцкому и лифлянтскому» А. Л. Ордин-Нащокину: «Из Галанские земли, из Амстердама города, великого государя царя нашего царского величества в окрестных государствах резидент Иван Гебдон челом бьет…А про Свитцких здеся славят же [‘распространяют слухи, какие-л. сведения о ком-, чем-л.’[286]], будто конечно весною пойдут оне войною на великого государя нашего, его царского величества землю. Тож я в дело не ставлю: раде оне и сами быть ныне при младом своем короле в покои»[287], а далее — подпись: «Твой милостивой покорной раб рабов Иван Гебдон». Речь идет о положении в Швеции при Карле XI (1655–1697 гг.), ставшем королем в 1660 г.
Производным от резидент[288]стало существительное резиденция — ‘пребывание в иностранном государстве в качестве дипломатического представителя, резидента’[289]. Слово резиденция воспринималось как процесс исполнения резидентом своих функций. Резиденты совершенно открыто посылались в соседние государства, их пребывание не было тайным. Так, в грамоте Петра I польскому королю Августу II от 30 июля 1699 г. говорилось: «Живет на вашем королевского величества дворе для скорого доношения наших царского величества дел вашему королевскому величеству столник наш Алексей Никитин, которому ныне указали мы быть с той резиденции к Москве, а для надежнейших же впредь… пересылок по любви братцкой посылаем к вам на перемену ево, на резиденцию ж, посланника нашего Любима Сергеевича Судейкина»[290].
Заимствованное слово агент от немецкого — аgent [с ударением на втором слоге], от польского — аgent [с ударением на первом слоге], от латинского глагола agеre ‘действовать, двигать, править, управлять’ появилось в русском языке во второй половине XVI в.[291]. В значении ‘торговый представитель, посредник’[292]оно встретилось в тексте 1584 г.: «Пожаловали есмя Аглинские земли купцов… Ульяна Товерсона да Ульяна Тронбура агента с товарыщи, ослободили есмя им ходити на кораблех в свое государство в Двинскую землю со всякими товары», — находим в «Английских делах» Посольского приказа[293]. Они освобождались от уплаты пошлин на товары, доставлявшиеся из Англии в Московское государство, в историческую область в бассейне Северной Двины — часть современной Архангельской области.
Сохраняя за собой первоначальное значение (торговый представитель, посредник), термин агент в значении ‘доверенное лицо, представитель иностранного государства’