[433]. Тимоха Выходец был арестован в Риге и посажен в тюрьму, другие два гонца возвратились от границы. Только Лукаш Павлусов достиг Вены[434], «и дело государя, царя и великого князя цесарю объявил, и грамоты подал»[435]. На следующий год он вернулся в Москву уже в качестве посла «Максимилияна арцыкнязя Аустрийского» [эрцгерцога Австрийского], сопровождая «цесарского посла Миколая Варкача». Обратный путь в Москву был не менее опасен, чем дорога в Вену[436].
Московское правительство предлагало императору Рудольфу II заключить антитурецкий договор с участием Священной Римской империи, Испании, Римской курии и Персии. Переписка, по мнению императора, должна была вестись «писмом мудрою азбукою». В 1589 г. в Посольском приказе был сделан «перевод с Лукашова писма Павлусова, как ся у него государево дело делалось»: «И мы хотели в прошлом году учинити и стояти против всякого недруга за один… и только начают войне быти, и цесарево величество послу своему приказал на первом приезде, как будет у царского величества и царского величества умышленье уведает о том, а проведав наскоро, о том тотчас с двема или с трема велел отписать; а написать велел писмом мудрою азбукою, которую азбуку от себя в науку дал, чтоб опричь [кроме] цесарского величества никто не разумел, а им бы было мочно проехати; а того писма опричь цесарского величества, никому не прочести, и той тайные думы не уведают; а тех посланых, хоти один доедет, и ко цесарскому величеству вести будут»[437]. Письмо Лукаша Павлусова — это обстоятельный доклад об увиденном и услышанном во время его путешествия к императору Священной Римской империи, хотя задания о целенаправленной разведывательной деятельности у «немчина» не было.
Как поясняется в «Словаре русского языка XI–XVII вв.», мудрая, цифирная азбука — это ‘шифр’[438], своего рода ключ, с помощью которого можно было прочитать послание. Наряду с азбукой в этом же значении встречается существительное литорея — ‘письмо, употреблявшееся для сохранения тайны, тайнопись’. Литорея — ‘письмо особого рода, употреблявшееся для сохранения тайны; тайнопись, шифры’[439], — дается в «Словаре церковно-славянскаго и русскаго языка» 1847 г.
На первых порах, как правило, письмо составлялось по одному из наиболее примитивных способов зашифровки, получившему название “тарабарской грамоты”[440], либо простой литореи (т. е. «буквенной», от лат. litera — ‘буква’). Литорея — ‘тарабарская грамота, условная азбука, тайнопись’[441], сообщает в 1863 г. В. И. Даль. Самая ранняя тайнопись основывалась на взаимной замене букв[442].
В 1613 г. дворянин Денис Оладьин (Аладьин) был направлен «в гонцех… от духовного чину, и от бояр и ото всяких людей» к Сигизмунду III Вазе — королю польскому, шведскому и великому князю литовскому. В наказе Оладьину перечислялось, какие сведения он должен, проведывать тайно, как эти сведения следует фиксировать и через кого их надлежит отправлять в Москву. Документ составлен в самом начале царствования Михаила Федоровича, а это конец Смутного времени: «Лета 7121-го [1613] марта в 10 день… велели Денисью Григорьевичу Оладьину ехать к в<ликому>. Г<осударю>/ Жигимонту, королю полскому и в<еликому>. г<осударю>. литовскому… в гонцех з грамоты… А едучи ему от Вязьмы до Смоленска, и от Смоленска до Орши, и от Орши до короля дорогою и на станех проведывати ему себе тайно у всяких людей про короля и про панов-рад: где ныне король и паны-рада, на сойме ль или где инде… И что король и паны-рада на сойме приговорили и на чом уложили на Московское государство, и как вперед хотят с Московским государством быти — смиритца ли или воеватца… А болши всего проведывати ему всякими мерами накрепко, что с сойму вперед королевской и панов-рад над Московским государством умышление, и про королевской поход и про всякие вести, которые надобны ведати для обереганья от недругов в Московском государстве. А проведав про всякие вести подлинно, записати себе тайно и держати то письмо у себя бережно, чтоб отнюдь про то не ведал у него нихто.
Да о том ему промышляти всякими мерами накрепко, чтоб ему о том о всём, что он проведает, з дороги отписати к бояром к Москве с руcским человеком с полонеником, в котором почаят правды или хотя кого из литовских людей, прикормя или что дав, которой бы верен был и то письмо от него к Москве донес; а изыскивати ему для такова дела, с кем ему то письмо к Москве тайно послати, с великим береженьем, уведав и розсмотря гораздо, чтоб хто на такое дело изязался [выразил желание] не на искус [не будучи соблазненным], чтоб отнюдь про то, оприч его да того, с кем пошлет, никому не отозвалося и не объявилось. А кого из русских или из литовских людей прикормит, и тому дати денег или мяхкие рухляди [пушнину], что пригоже, чем бы его хотна учинити [чтобы его желание удовлетворить]; да и тем его обнадежити: как он то письмо до московских бояр довезет, и ему за то будет великое жалованье. — А написати ему про свой приезд и про всякие вести самым мелким письмом, или литореею или иным каким затейным письмом, как он умеет, да то письмо зашити в платье или в ыном в чем, где б не знатно было»[443].
Промышляти (промыслити) — ‘действовать, заниматься чем.-л.’[444].
Простую литорею (или симметричный шифр) вынуждены были постоянно усложнять, чтобы она была эффективной. В результате через некоторое время появился более совершенный шифр — литорея мудрая[445]. Этот шифр, в отличие от простой литореи, предполагал обязательное наличие ключа и имел несколько вариантов, среди которых был один под названием цифирь[446].
В 1675–1678 гг. Николай Спафарий возглавлял русское посольство в Пекин, в ходе которого проделал длительный путь по Сибири, Забайкалью и Китаю. Из «Отписки Николайко Спафария (Николай Милеску) государю царю и великому князю Алексею Михайловичу» выясняется: «А к великому государю писано и цыфирным письмом, о чем на Науне [река в пограничных районах Китая] в тайне слышали и не смели писать явным письмом для ради того, чтоб китайцы не задержали письмо по дороге, п[отому]. ч[то]. были они в подозрении от нас, а у них по-русски чести есть изменник один, которой грамоты русские и китайские умеет же»[447].
Цыфирное (цифирное) письмо — письмо, зашифрованное с использованием цыфири — шифр, когда вместо букв в тексте использовались цифры.
Петр I уделял большое внимание тайнописи как надежному средству сохранения государственных секретов[448]. Он настаивал на том, чтобы дипломатические представители имели средства тайнописи. В 1700 г. русскому послу в Константинополе П. А. Толстому была дана цифирная азбука для переписки с Посольским приказом. Она представляет собой шифр простой замены, в котором кириллической азбуке соответствует специально составленный алфавит. В Архиве внешней политики России в связи с этим имеются две записи. Первая из них: «Список с образцовой цифирной азбуки, какова написана и послана в Турскую землю с послом и стольником с Толстым сими литеры». Вторую азбуку изволил «в 1700 г. написать своею рукою великий государь», то есть автором этого шифра был Петр Великий[449].
В годы Северной войны (1700–1721 гг.) высший командный состав русской армии и флота имел шифры для переписки с царем и между собой. Большую часть писем Петр I зашифровывал сам, сам же и составлял шифры. Для защиты сообщений от военных, как и в дипломатической переписке, использовались шифры, составленные на разных языках. В этот период применялись шифры с русским, немецким и французским алфавитом открытого текста, при этом, помимо отдельных букв, шифровались также слоги, слова и целые предложения, соответственно, русские, немецкие, французские. Сам Петр I предпочитал французские шифры[450].
Ответы на письма царя военачальники также шифровали, при этом нередко собственноручно, а в отдельных случаях и сами составляли шифры, которые не всегда устраивали царя из-за простоты дешифровки. «Цифирь вашу я принел, но оная зело к разобранию лехка; того для последней нужной пункт написал к вам другою цыфирью чрез господина Репънина»[451], — писал Петр барону Георгу Огильви 6 февраля 1706 г.
Однако и у барона Г. Огильви были претензии к шифрованным посланиям. В одном из писем он жаловался государственному канцлеру Головкину, что не сумел прочесть присланных ему распоряжений Петра I: «Францужские цыфирные грамотки нихто читать не может, тако не знаю, что на них ответствовать… Прошу вашего превосходительства, да изволте мне на все мои [письма] ответ учинить немецкою [цыфирью], ибо той францужcкой нихто не разумеет»[452]. Как видим, у Г. Огильви не было ключа, поэтому и письмо не могло быть расшифровано и прочитано: «Никого здесь нет, который бы французское ваше мог разуметь, понеже Рен [Карл Эвальд Ренне] ключ от того потерял… Изволте ко мне через цыфирь мою писать, чтоб я мог разуметь»