ждения о силе их флотов… Ваша опытность лучше всяких инструкций за глаза укажет Вам, что… может иметь интерес и применение у нас»[693]. Единственное конкретное указание касалось предмета, связанного с техникой: «Обратите особое внимание на положение минного вопроса; по имеемым в министерстве сведениям, этим делом много занимаются в Австрии, и в Пола производились серьезные опыты над движущимися торпедами»[694].
В морском ведомстве все еще не считали необходимым разработку общей Инструкции для военно-морских агентов и ограничивались отдельными наказами морским офицерам, отправляемым в командировку за границу в качестве представителей Морского министерства. Подобная ситуация была связана еще и с тем, что в это время ход и исход вооруженной борьбы между государствами определялся в основном на суше, а военно-морскому флоту отводилась вспомогательная роль.
Что касается задач, стоявших перед военно-морскими агентами, то к их окончательной формулировке в рамках единой Инструкции приступили только в 1888 г., взяв за образец «Инструкцию военным агентам (или лицам их заменяющим)» 1880 года.
Принципиально новым стал следующий параграф: «§ 20. Одною из существенных обязанностей агента должно быть заблаговременное приискание надежных лиц, через посредство коих можно было бы поддерживать связи со страною в случае разрыва, и получать верные сведения даже тогда, когда официальное наше представительство ее оставит»[695].
Процесс формирования института военно-морских агентов растянулся на многие десятилетия, и первый такой агент капитан 1 ранга Д. Ф. Мертваго был назначен в Северо-Американские Соединенные Штаты только 21 декабря 1892 года.
Военные суда, постоянно находившиеся на стоянке в каком-либо иностранном порту, назывались стационерами. В соответствии с Тяньцзинским договором 1858 г. для российских кораблей открывался целый ряд китайских портов. Одновременно Россия получила право назначать своих консулов в открытые для нее китайские порты, а для поддержания их власти и порядка «посылать военные суда» (ст. 5)[696]. Таким образом, перед экипажами стационеров открывалась возможность разведывательной деятельности. Эта возможность в ряде случаев использовалась довольно успешно. «Гонконгские газеты начали наполняться статьями о предстоящем разрыве России с Китаем. Это обстоятельство заставило меня посетить торговый центр Китая — Кантон, изучить фарватер и ознакомиться с вооружением батарей, — писал в своем отчете один из командиров стационера. — Батарея эта двухъярусная в 16 чугунных орудий 24 фунтового калибра, обстреливает вход во внутренний рейд; другая батарея около сухопутных казарм в 20 чугунных орудий 30-ти фунтового калибра. У этой батареи есть придаток в 2 орудия Армстронга рядом с сухопутными казармами, вмещающими один батальон, расположен военный госпиталь на 70–110 человек»[697]. Однако сбор разведывательных сведений экипажами стационеров в большинстве случаев являлся исключением и зависел от частной инициативы командира судна.
В процессе милютинских реформ, проведённых в период царствования Александра II в 1860–1870-х годах, были внесены изменения и в организацию разведки в военное время. К весне 1868 г. в Военном министерстве был разработан проект «Положения о полевом управлении войск в военное время». Он прошел обсуждение в Военном совете и 17 апреля 1868 г. был утвержден Александром II. Согласно «Положению», ответственность за организацию разведывательной деятельности возлагалась на начальника Полевого штаба. В ряду «главнейших предметов», по которым он должен иметь «подробные сведения», находились и сведения «о театре войны», «о силе, способах, движениях и намерениях неприятеля и о состоянии его крепостей и военных учреждений»[698].
Непосредственная же ответственность за сбор сведений о противнике на театре войны возлагалась на штаб-офицера над вожатыми, который подчинялся начальнику Полевого штаба. Подобная должность была впервые введена в «Воинском уставе» 1716 г. Петром I в главе XXXI «О капитане над вожами», но тогда в обязанности «капитана над вожами» не входил сбор сведений о неприятеле. В «Положении о полевом управлении войск в военное время» 1868 г. отмечалось, что штаб-офицер над вожатыми «заведует собиранием сведений о силах, расположении, передвижениях и намерениях неприятеля и распоряжается доставлением Армии проводников»[699]. «К его непосредственным обязанностям» относился «опрос пленных и лазутчиков и составление из показаний их общих сводов». Штаб-офицер над вожатыми должен был «проверять показания пленных и лазутчиков, следя за сведениями о неприятеле, сообщаемыми периодическими изданиями и собирая таковыя сведения всеми возможными путями»[700]. Штаб-офицер над вожатыми должен был «заботиться об отыскании для Армии надежных проводников из местных жителей», заведовать «содержанием этих проводников и распределять их к частям войск, по указанию Начальника штаба».
Денежные средства на содержание проводников и «на другие расходы» штаб-офицеру над вожатыми назначались Начальником штаба[701].
2 ноября 1876 г., на следующий день после объявления частичной мобилизации в преддверии русско-турецкой войны 1877–1878 гг., Генерального штаба полковник Н. Д. Артамонов[702] был назначен штаб-офицером над вожатыми. Для сбора сведений о неприятеле Артамонов широко опирался на лазутчиков, совершавших длительные рейды по территории противника и являвшихся по сути агентами-ходоками. На общем фоне группы лазутчиков, привлеченных на территории Болгарии, особенно выделялся грек Константин Николаевич Фаврикодоров[703].
В 1882 г. были впервые опубликованы его «Воспоминания лазутчика», которые в последующем многократно тиражировались[704]. Эти воспоминания настолько красочны и порой неправдоподобны, что представляются скорее вымыслом, фантазией, чем правдивым рассказом. Может быть, к этим «Воспоминаниям» и следовало бы отнестись как к литературному опусу, если бы не приложенное к ним Свидетельство Генерального штаба полковника Артамонова и отдельные опубликованные архивные документы с донесениями лазутчика, которые подтверждают изложенное автором. В свидетельстве бывшего штаб-офицера над вожатыми присутствуют лишь факты: когда, куда и с какой целью направлялся лазутчик в разведку, а также собранные им сведения. То же, только значительно подробнее, содержится и в опубликованных архивных документах. Артамонов не уделял особого внимания тому, как удавалось Фаврикодорову проникать на неприятельскую территорию, возвращаться назад или отправлять сообщение с курьером, а также не анализировал приведенные им легенды о нахождении в стане врага. Но именно об этом и рассказывает лазутчик Константин Николаевич Фаврикодоров.
Ему, как никому другому, удалось вникнуть в сущность деятельности лазутчика и подобрать нужные слова. «Что такое лазутчик, для чего он нужен и какими качествами он должен обладать, чтобы служба его приносила действительную пользу, — рассуждает К. Н. Фаврикодоров. — Лазутчиком называется человек, который под величайшим секретом посылается в неприятельскую армию, чтобы разведать об оборонительных и наступательных средствах врага и заблаговременно сообщить эти сведения своим. Зная силы врага, движения отрядов войск, материальные их средства, противная сторона может действовать почти наверняка и маневрировать сообразно обстоятельствам, не рискуя потерпеть неудачу, если сведения доставляются лазутчиками верно и быстро»[705].
«Выбор лазутчика дело нелегкое, — справедливо далее замечает Фаврикодоров. — Нужен человек, который мог бы играть не только одну известную роль, но в случае надобности, сумел бы найтись во всяком положении; необходимо не только знание языка неприятельской страны, и знание отличное, но и полное знакомство с обычаями и характером жителей, умение перенять все их племенные особенности, так сказать, не казаться только, а в действительности быть тем, чем заставляют быть условия минуты. Лазутчик должен обладать смелостью, твердой волей и способностью настолько увлекаться своей ролью, чтобы и наедине с самим собой продолжать играть ее, потому, что опасность быть узнанным может прийти именно в то время, когда в уверенности, что никто на тебя не смотрит, сбросишь маску, чтобы отдохнуть от долгого напряжения»[706].
Успешное привлечение грека к сотрудничеству с разведкой в качестве лазутчика опровергло рекомендации другого организатора разведки, полковника Генерального штаба П. Д. Паренсова[707], который в разработанной им накануне Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. «Инструкции агентам» утверждал, что «агентами могут быть только болгары». В Инструкции Паренсов вводил категорию постоянных агентов: «В нижепоименованных местах учреждаются постоянные агенты, которые, в свою очередь должны иметь других агентов во всех деревнях и городах, а также должны иметь всегда готовых людей для посылки донесений.
Постоянные агенты ведут ежедневный журнал всем военным приготовлениям турок, которые подробно указаны ниже…
Агентами могут быть только болгары, так как Россия будет воевать для улучшения их участи. Греки отнюдь не допускаются в число агентов. При вступлении русских воск в Турцию агенты должны, по возможности, оставаться на своих местах и продолжать наблюдать…