Лексика русской разведки. История разведки в терминах — страница 56 из 90

по 12 нижних чинов в каждом эскадроне; для обучения они сводятся в особые команды. Усиленные рекогносцировки производятся отрядами из двух или трех родов оружия непосредственно перед боем, с целью немедленно воспользоваться добытыми сведениями. Обыкновенные рекогносцировки. Должны производится с наивозможной осторожностью, быстро и скрытно. Ввиду того, что противник старается скрывать свои силы, расположение и намерения, судить о всем этом при рекогносцировках приходится в большинстве случаев на основании косвенных признаков, называемых военными приметами. Военные приметы бесконечно разнообразны (густота и направление пыли, цвет мундиров, номера на пуговицах, степень изнурения отсталых неприятельских солдат, состояние и число трупов палых лошадей, брошенные повозки, длина позиций, исправление неприятелем дорог, разрушение мостов и т. п.)»[750].

Статья в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона отчасти повторяет статью, опубликованную ранее в «Энциклопедии военных и морских наук» 1883 г., и в определенной степени более точно отражает действительное состояние дел. Вместе с тем, учитывая открытый характер издания, не обошлось и без неточностей как в части задач, стоящих перед военной разведкой (они были значительно шире), так и в части зарубежных сил и средств центрального органа военной разведки, которые к концу XIX века состояли не только из военных агентов, но и из лиц военно-ученых экспедиций, из негласных военных агентов и офицеров, командируемых за границу с разведывательными целями. В части же разведки, организуемой морским ведомством, упоминаются только морские агенты. В статье делается ссылка на разведочные бюро. Разведочные, а не разведывательные. Об уточнении этого термина речь пойдет далее.

В 1892 г. русским военным издателем и книготорговцем В. А. Березовским[751] была опубликована небольшая по объему монография «Тайные разведки. (Военное шпионство)»[752]. Ее автор 32-летний подполковник Генерального штаба В. Н. Клембовский [753] к моменту выхода в свет своего труда был прикомандирован к Тверскому кавалерийскому юнкерскому училищу для преподавания военных наук (1890–1894 гг.).

До этого практической деятельностью по организации и ведению разведки Клембовский, безусловно незаурядный офицер, не занимался, что, не помешало ему сделать достоянием общественности, и в первую очередь, военной, свои изыскания в этой области. На этот труд, возможно, и не следовало обращать внимания, если бы он не нашел своего читателя и спустя 18 лет не был переиздан после дополнения и переработки. Более того, отдельные его выводы и рекомендации не утратили своей актуальности и сегодня. «Знаток разведывательной службы»[754], так называл Клембовского один из руководителей военной разведки в годы Первой мировой войны генерал-майор Генерального штаба П. Ф. Рябиков[755].

«Во всех руководствах по тактике, стратегии, в пособиях для производства военных рекогносцировок и т. п., упоминается, что для получения сведений о противнике и местности можно пользоваться услугами шпионов[756], — писал В. Н. Клембовский в предисловии к изданию своей книги. — Наша военная литература не идет дальше подобных кратких указаний, между тем как в иностранной, в особенности французской[757], вопрос о военном шпионстве разработан довольно подробно. Имея это в виду, решаемся поделиться с читателем теми сведениями, которые нам удалось собрать»[758].

В. Н. Клембовский отдает должное роли шпионов в получении информации, обозначая их деятельность как тайные разведки, но выдвигает на первый план кавалерийские разведки. «Нам могут сделать еще упрек в том, что мы придаем чрезмерное значение тайным разведкам, — продолжает он. — Во избежание этого оговариваемся, что отнюдь не равняем шпионства с кавалерийскими разведками, которые незаменимы. Но не всегда есть кавалерия под рукой, а с другой стороны, есть данные, которых не выяснит никакая кавалерия; так, например, в период стратегического развертывания армии пленные вместе со шпионами представляют чуть ли не единственное средство к сбору сведений о противнике (г. Леер). Следовательно, не возлагая чрезмерных надежд на тайные разведки, нельзя и отрицать пользы их»[759]. Однако подобная параллель, судя по всему, была вынужденной данью распространенным в то время взглядам на кавалерийскую разведку. На протяжении всего повествования автор-теоретик подтверждает необходимость использования шпионов, одновременно называя их и лазутчиками, и тайными агентами.

«Шпион — слово нерусское и происходит от французского йpier, что значит ‘подсматривать, тайно наблюдать’, — поясняет Клембовский. — Во время Семилетней войны… лица, состоявшие при нашей армии и занимавшиеся тайным сбором сведений о противнике и местности, назывались “конфидентами”, что значит ‘доверенное лицо’ (confident). Наконец, есть чисто русское слово “лазутчик”.

Строго говоря, все три слова выражают одно и то же понятие; но, принимая во внимание, что в глазах общества имя шпиона неразрывно связано с представлением о личности безнравственной, даже подлой, нельзя не сочувствовать предложению генерала Леваля, который говорит, что, так как в случае поимки неприятелем офицеры, не носящие присвоенной им военной одежды, судятся как шпионы, а между тем решаются на такую опасную роль не из корыстолюбия, а из благородных побуждений (патриотизм, чувство долга, выручка своих и т. п.), то было бы более справедливым называть их не малопочтенным именем шпионов, a еmissaire, т. е. тайными агентами или лазутчиками. Нам кажется, что можно пойти еще дальше в этом направлении и называть “лазутчиками” не одних офицеров, а вообще всех тех лиц, которые руководствуются такими же благородными побуждениями. Понятно, что подчас трудно точно разграничить эти две категории»[760]. Клембовский справедливо считает, что не следует называть шпионами тех, кто, добывая сведения о противнике, действует из «благородных побуждений».

Клембовский неистощим в детализации разновидностей шпионов, которые, как он считает, «разделяются на Добровольных и подневольных; Простых и двойных; Временных и постоянных; Подвижных и неподвижных, или местных»[761]. Он подробно анализирует мотивацию сотрудничества разных людей с разведкой и формулирует отдельные рекомендации по их использованию:

«Добровольные шпионы. По побуждениям, которые заставляют людей добровольно взяться за дело шпионства, они могут быть подразделены на четыре вида. Во-первых, некоторые смотрят на шпионство как на ремесло, которому они посвящают себя и в котором находят средство для удовлетворения своих материальных нужд. Таковы, например, агенты тайной пограничной полиции. Понятно, что степень их усердия зависит от количества получаемого ими содержания: чем лучше они оплачиваются или чем больше надеются на увеличение жалования или на наград<ы>, тем больше дорожат своим местом и тем ревностнее исполняют свои обязанности. В общем, так как эти люди уже испытаны, известны начальству и обладают опытом, то их показания заслуживают веры.

Во-вторых, есть люди, служащие лазутчиками из патриотизма или из ненависти к иноземцам. Их содержание обходится сравнительно дешево, так как они не стремятся к наживе, а сообщаемые ими сведения обыкновенно верны, ибо составляют результат добросовестной и усердной службы.

Иногда добровольно посвящают себя роли шпионов люди озлобленные несправедливостью, снедаемые завистью или увлеченные политическими страстями. На их постоянство труднее рассчитывать, а степень доверия к их показаниям должна быть тем больше, чем извинительнее повод, побудивший их принять на себя роль шпиона.

Шпионы подневольные. Определение этой категории шпионов, — пишет Клембовский, — находим в следующих словах Фридриха II: “Когда нет никакой возможности добыть сведения о неприятеле в его же крае, остается еще одно средство, хотя оно и жестоко: надо схватить какого-нибудь мещанина, имеющего жену, детей и дом; к нему приставляют смышленого человека, переодетого слугой (обязательно знающего местный язык). Мещанин должен взять его в качестве кучера и отправиться в неприятельский лагерь под предлогом принесения жалоб на притеснения с вашей стороны. Вы предупреждаете его, что если он не вернется со своим провожатым, побывавши у неприятеля, то вы задушите его жену и детей, разграбите и сожжете его дом…

Сообщения таких людей, делаемые неохотно, бывают большей частью неполны, недостаточны. Вообще эти шпионы малополезны; они или вовсе не возвращаются, если слишком запуганы, или возвращаются, так сказать, с пустыми руками, т. е. без вестей, причем всегда умеют подыскать разные обстоятельства в свое оправдание, а проверить справедливость их слов трудно»[762].

«Простыми шпионами называются те, — разъясняет свою градацию шпионов Клембовский, — которые служат одной стороне; двойными — те, которые для получения двойного вознаграждения служат обеим сторонам. Последние скорее вредны, чем полезны, так как они всегда оказывают одной армии больше услуг, чем другой; их двойственная роль, обличающая низкую нравственность, не позволяет верить их сообщениям. Единственная выгода содержания двойных шпионов заключается… в том, что ими можно пользоваться для передачи неприятелю ложных известий.