С введением новых штатов Генерального штаба полковник Н. А. Монкевиц был назначен 22 октября 1910 г. помощником 1 обер- квартирмейстера Огенквара ГУГШ. На него было «возложено ближайшее заведование военно-статистическими делопроизводствами части 1-го обер-квартирмейстераи Особым делопроизводством ГУГШ»[833], т. е. он должен был осуществлять непосредственное руководство разведкой, ее добывающими органами и частью обрабатывающих органов, потому что на помощника I-го обер-квартирмейстеране замыкались военно-статистические делопроизводства части 2-го обер-квартирмейстера.
Наличие с 1903 года в структуре Главного штаба специального органа, на который были возложены контрразведывательные функции, привело к делению разведки на внешнюю и внутреннюю, где под внешней разведкой понималась собственно военная разведка, а под внутренней — контрразведка.
В сентябре 1906 г. делопроизводитель 5-го делопроизводства Генерального штаба полковник М. А. Адабаш представил по команде «Расход на организацию постоянной разведки внешней и внутренней на 1904–1908 годы»[834]. Вскоре он заменит в документах, которые выйдут из под его пера, термин внутренняя разведка на контрразведка и введет в разведывательную терминологию главных и второстепенных агентов.
М. А. Адабаш считал, «что последняя война еще раз наглядно подтвердила крайнюю необходимость организации разведывательной службы в мирное время на возможно широких основаниях»[835].
«Для успешного результата тайных разведок», по мнению Адабаша, были необходимы следующие условия:
«1) правильная организация разведывательной службы;
2) достаточный отпуск денежных средств;
3) соответственный выбор как руководителей разведки, так и вообще всех агентов, главных и второстепенных;
4) ведение разведок постоянно и непрерывно;
5) соблюдение полной тайны»[836].
Последний пункт, это и есть соблюдение правил конспирации.
«Разведка должна быть строго разграничена, — отмечал М. А. Адабаш, делопроизводитель 5-го (разведывательного) делопроизводства, — на внешнюю, т. е. разведку неприятельского государства и его вооруженных сил, и на контрразведку или охрану от разведки неприятелей»[837].
В части организации внешней разведки, как считал Адабаш, «главная работа должна быть возложена на специальных тайных агентов, постоянно живущих в неприятельской стране и имеющих в ней связи». В распоряжении ГУГШ окружных штабов должны были находиться «главные агенты, живущие в главных пунктах неприятельской территории и приписанных к ней районах». Главные агенты должны были собирать разведывательную информацию через «агентов второстепенных, как живущих постоянно в наиболее важных пунктах, так и подвижных».
Для организации разведки в широких масштабах нужен значительный отпуск денег. Недофинансирование нужд военного министерства напрямую сказывалось и на размерах выделяемых ассигнований военной разведке. В 1906 г. «на известное его Императорскому величеству употребление» было отпущено 156 950 рублей, «в том числе 3 000 рублей на голубиную почту в Дании и 1 200 рублей на негласные расходы консулу в Бомбее», 56 890 из этой суммы По-прежнему предназначались для штаба Кавказского военного округа. Дополнительно к этой сумме было выделено 27 600 рублей на «содержание в Петербурге наблюдения за иностранными военными агентами». Выделяемых средств было явно недостаточно. «С такими отпусками денег на разведку, — отмечалось в документе о потребных ассигнованиях на специальную службу, подготовленном в ГУГШ в сентябре 1906 г., — нельзя и помышлять об организации на постоянных и правильных основаниях сложного и трудного дела внешней и внутренней разведок и о должном ведении их»[838].
В 1909 г. «секретные расходы» на военную разведку вышли на уровень 344 130 рублей. В этом же году Военный совет передал на утверждение Государственной думы и Государственного совета представление на дополнительный ежегодный отпуск (сроком на три года) средств на разведку — внешнюю и внутреннюю. Речь шла на сей раз о 16 000 рублей. «Мероприятие это, — подчеркивалось в Объяснительной записке, подготовленной ГУГШ, — вызывается невозможностью поддерживать на правильных основаниях на ассигнуемые ныне ежегодно 344 130 рублей сложное дело внешней разведки в 11 сопредельных государствах и вести борьбу для воспрепятствования разведывательной деятельности тех же государств в России. Для дальнейшего постепенного развития разведывательной деятельности в мирное время и чтобы быть возможно более подготовленными ко времени начала военных действий, а равно могущих быть политических осложнений, требуется теперь же с 1 января 1910 г. увеличения ежегодного ассигнования по § 4, ст. 1 сметы Главного управления Генерального штаба на 160 тысяч рублей»[839]. Государственная Дума проголосовала за дополнительные ассигнования и спустя три года повторно высказалась за выделение запрашиваемых 160 тысяч рублей, что и было в последующем “Высочайше утверждено”. В течение нескольких последующих лет термины внешняя разведка и внутренняя разведка исчезают из официальных документов.
«Проект Расходного расписания на 1914 год по ст. I § 5 сметы Главного управления Генерального штаба [Высочайше утвержден 8 января 1914 г.]» состоял из следующих статей, в том числе и статьи «На ведение контрразведки»:
«2. Штабам военных округов на ведение разведки…
3. Военным агентам на ведение разведки и на приобретение мелких секретных документов…
4. На содержание постоянной негласной агентуры»…
5. На приобретение секретных документов…
6. На ведение контрразведки…
7. На расходы, связанные с подготовкой и использованием по разведке офицеров, знающих иностранные языки…
8. На заграничные командировки в целях разведки…
9. На канцелярские и почтовые расходы…
10. На случайные и непредвиденные расходы…
А всего: 1 947 850 руб.»[840].
Статья 4 «На содержание постоянной негласной агентуры» включала два пункта: «А. На содержание агентурных организаций» и «Б. Содержание негласных агентов», «Итого: 173 100 рублей». Агентурные организации и негласные агенты проходили под порядковыми номерами, причем речи не шло о выдерживании жесткой последовательности в нумерации.
В 10-е годы XX в. негласным агентам Главного управления Генерального штаба и штабов военных округов присваиваются порядковые номера (при этом отсутствует какая-либо систематизация и последовательность).
Пять из шести агентурных организаций действовали на Востоке и в Азии, четыре из них возглавлялись негласными военными агентами: № 6 — в Корее (Н. Н. Бирюков, консул в Гензане); № 14 — в Маньчжурии (C. В. Афанасьев, консул в Цицикаре); № 15 — в Корее и Маньчжурии (В. И. Надаров, вице-консул в Янцзыфу); № 20 — в Монголии (В. Ф. Ладыгин, коммерческий агент на Китайской Восточной железной дороге); № 23 — в Азербайджане (Андриевский, военный секретарь в Урмии).
На Западе имелась всего одна агентурная организация № 30 в Западной Германии, руководитель ее, вышедший в отставку полковник Отдельного корпуса жандармов, В. Н. Лавров проживал во Франции. В течение 1914 г. планировалось развернуть еще две агентурных организации ГУГШ в Западной Европе: в Австро-Венгрии и в Восточной Германии. Руководитель под номером 31 полковник Отдельного корпуса жандармов М. Ф. фон Коттен (с 29.12.1909 по 1914 — начальник Санкт-Петербургского охранного отделения) жил в Швейцарии под псевдонимом Викторов. С началом войны в 1914 г. агентурная организация № 31, находившаяся в стадии формирования, и агентурная организация № 30 прекратили свое существование.
Из шести негласных агентов четверо работали на Востоке и в Азии: № 12 — в Китае (Брей); № 17 — в Индии (М. С. Андреев); № 18 — в Сеистане (А. И. Выгорницкий); № 22 — в Китае (Чжао-юй-тин) и только двое — на Западе: № 118 — в Румынии и Болгарии (Шнейдер) и № 87 — в Германии (авторы документа или не знали того, кому был присвоен этот номер, или же не сочли нужным приводить его фамилию; скорее всего, первое). О № 87 было сказано: «Работает на германском фронте по Австро-Венгрии, поставил интересные данные из германского генерального штаба о влиянии босне-герцеговинских укреплений на общий план действий австрийцев»[841].
К категории негласных агентов были отнесены не только иностранцы, но и подданные России, служившие за рубежом в государственных и негосударственных учреждениях или проживавшие за границей как частные лица. Нехватка опытных негласных агентов приводила к тому, что повторно привлекались к сотрудничеству с разведкой уже проваленные агенты. Так, китаец Чжао-юй-тин «в 1908 году был принят на постоянную службу Главного управления Генерального штаба в качестве негласного агента по разведке в Пекине, где под руководством военного агента издавал на наши средства китайскую газету и работал не без успеха по документальной разведке». Уже в 1910 г. Чжао-юй-тин, проходивший по документам как негласный агент № 1, был арестован «по обвинению в военном шпионстве в пользу России, но за недоказанностью сего обвинения, осужден за политическую пропаганду к заключению в тюрьму», из которой был освобожден в середине 1912 г. ГУГШ сочло, что «принятие вновь на службу по разведке этого развитого и опытного агента, казалось бы, представляется весьма желательным», что и было сделано