Василий Розанов «Сумерки просвещения»
Цель интерпретатора состоит в том, чтобы увидеть и понять подлинную, а не иллюзорную реальность, ощутить в своих венах пульс грядущих событий. Это самый первый шаг для того, чтобы обрести подлинную Свободу и заслужить право именоваться Человеком — образом и подобием Божьим.
ИССЛЕДУЙ ПРИРОДУ И ПОЙМЕШЬ МИР
«Многие и горестные бедствия постигнут тех, которые населяют век, в последнее время, потому что они ходили в великой гордыне. Ибо они, получив свободу, презрели Всевышнего, пренебрегли закон Его и оставили пути Его, а еще и праведных Его попрали, и говорили в сердце своем: «нет Бога», хотя и знали, что они смертны…
Ты не любопытствуй более, как нечестивые будут мучиться, но исследуй, как спасутся праведные, которым принадлежит век и ради которых век, и когда.»
Ветхий завет «Третья книга Ездры»
Представленные в «Марсельских картинках» знания, вполне созвучны призыву архангела Уриила «исследовать пути спасения». Разбираясь в их запечатленной мудрости, постигая совершенно точную систему мироустройства, интерпретатор шаг за шагом постигает механизмы бытия, приучается видеть тайное в явном и окончание в едва начатом.
Однако не стоит воспринимать Марсельское ТАРО односложной инструкцией «по применению действительности». Арканы лишь провода, по которым идут энергии знаний, они всего лишь проводники, и если не подключиться к источнику, то и свет истины никогда не осветит ваш путь.
Обманываться — легко и приятно; видеть и принимать правду жизни — тяжело и болезненно. Поэтому каждый выбирает жизненный путь по своему нутру, проходя его на собственный страх и риск.
«Я, более или менее, окончил Санкт-Петербургский Императорский и Социалистический университет. Я был больше чем невежественным: все кафедры и все профессора этого университета позаботились снабдить меня самым современным прицельным приспособлением, которое гарантировало промах на сто восемьдесят градусов. Если исключить гражданское право и сенатские разъяснения, что должно было в будущем гарантировать мне буржуазные гонорары на фоне пролетарской идеологии, то все остальное было или никому ненужной схоластикой, или совершенно заведомым враньем, которое должно было быть уголовно наказуемым во всяком добросовестно организованном обществе. Я собственными глазами зубрил профессорские труды и я теми же собственными глазами видел живую жизнь: труды и жизнь не совмещались никак…
Я видел сытость, и я читал о голоде. Я сам из крестьян — да еще из беднейшей полосы России, я видел всяческий рост крестьянства, я видел, как оно массами скупает разоряющуюся помещичью землю, и я читал ученые вопли о крестьянском разорении… Но из газетных передовых, с университетских кафедр, со всех подмостков интеллигентного балагана России нам талдычили о нищем крестьянстве, о революционном рабочем, о реакционном царизме, о мещанской семье, об эксплуататорской собственности, о суеверии религии и о науке социализма — о науке о вещах, которых еще не было. И надо всем этим, со всех сторон неслись к нам призывы: выше вздымать кровавое знамя бескровной, социалистической революции, научно организованной и научно неизбежной.
Удивительно не то, что какой-то процент рабочей и прочей молодежи поверил этой науке и этим призывам. Удивительно то, что им не поверили девяносто процентов. Рабочему, как и всякому человеку в мире, не чуждо ничто человеческое. Как не поверить, если вам десятки лет философы и профессора, публицисты и ораторы твердят, твердят о том, что вы — самый лучший, что вы — самый умный, что вы есть соль земли и надежда человечества, что только эксплуатация человека человеком помешала вам, — как это утверждал Троцкий, — стать Аполлоном и Геркулесом, Крезом и Аристотелем…
Я, более или менее, окончил Санкт-Петербургский Императорский и Социалистический университет и мое умственное состояние точнее всего можно определить термином: каша в голове. Мне преподавали «науку». О том, что все это ни с какой наукой ничего общего не имеет, я тогда еще не смел и догадываться: до умственного уровня Иванушки Дурачка я еще не дорос. Мой школьный мозг был переполнен призрачными знаниями, знаниями о вещах, которых не было в реальности. Мой внешкольный мозг был снабжен рядом жизненных впечатлений, никак не переработанных и никак не систематизированных, и все они казались мне «наивным реализмом», как солнце, которое вертится вокруг земли и вокруг меня. Потом пришла революция, с ее практической проверкой отношения «теории науки» к наивному реализму. Реализм оказывался прав…
Вы видите: от самых завалящих зауряд-профессоров до самых вершин человеческой мысли люди городят вздор. Этот вздор кажется достаточно складным, пока он находится вне какой бы то ни было проверки. Но как только наступает момент проверки фактами, реальностью живой жизни — все-все философско-научные, историко-социологические конструкции рушатся, как карточные домики, неумело построенные из крапленых карт. Все оказывается вздором.
Вся книжная, цитатная, русская интеллигенция сто лет роет яму и себе и русскому народу и все сто лет пребывает в полной уверенности в том, что именно она, ученая интеллигенция, всеми четырьмя своими копытами стоит на незыблемой платформе «теории науки». Что же это такое?
Вы видите: траектория тяжелых снарядов философско-научной артиллерии отклоняется от цели под углом в сто восемьдесят градусов. Иногда эта траектория уходит и в какое-то четвертое измерение — в «стихию», «рок», в мистику, в окончательный сумасшедший дом. Все совершается как раз наоборот. Все предсказания научной философии, истории социологии и прочего можно бы брать со знаком минус и тогда получить что-то приближающееся к действительности. Никакой профессиональный гадальщик на картах, на кофейной гуще или по полету птиц, не может позволить себе такого процента ошибок и такого угла отклонения. Никакой сапожник, пастух, металлист или футболист никогда не несли такой чепухи. Ни один врач не может позволить себе ни таких диагнозов, ни таких прогнозов. Никакой ботокуд не может позволить себе таких промахов по дичи — иначе он помрет с голоду. Ни для одного человеческого существа в мире не гарантирована такая свобода вранья, чепухи и глупости, какая гарантирована для тех людей, которых мы, в простоте нашей душевной, считаем «учеными людьми», людьми, которые хоть что-то обязаны же понимать, и которые, как оказывается, не понимают абсолютно нечего…
Все документальные доказательства, которые я привожу — они все найдены случайно. Сколько их есть еще не найденных? Сколько фактов скрывают от нас, профанов, монополисты черной и белой магии общественно-социальных наук? И этого я не знаю…»
Иван Солоневич «Диктатура сволочи»
Эта книга не о гаданиях и не о предсказаниях. Скорее, это краткий экскурс по «силам и процессам», определяющим наше бытие. Обзор того, что лежит на поверхности, но ускользает от неопытного взгляда. Самоучитель по тому, что было, что есть и что будет…
Кубики-буквы, картинки-раскраски… забавно рассматривать, крутить в руках… Но приглядевшись к Марсельскому ТАРО, вдруг обнаруживается, что карты следуют друг за другом не случайно, терпеливо объясняя, на каких шестеренках и каким образом крутится наш мир. Нелицеприятно объясняют вечные законы Природы, открывая всеобщие закономерности, подводя к неожиданным выводам. Поэтому для вдумчивого читателя они вполне могут стать полезным конспектом на экзамене жизни.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
На телевидении принято некоторые новостные сюжеты снабжать краткой надписью NO COMMENT и оставлять без поясняющего закадрового голоса диктора, как бы предлагая зрителю самому оценить и истолковать увиденное, стать свидетелем и очевидцем произошедших событий. Вот и я предложу читателю два разрозненных по времени информационных фрагмента, посвященных светлому или не очень светлому будущему человечества. Думай, уважаемый читатель, и делай выводы согласно своему усмотрению…
С уважением, автор
Фрагмент № 1 «Новый век»
…Есть ли разница между новым веком и старым?
Одиннадцатилетняя девочка, заспорив с гувернанткой, сказала ей: «Вы меня не понимаете, потому что вы 19-го века, а я — 20-го.» Дед сказал ей, что она не имеет понятия ни о 19-ом, ни о 20-м. «Сто лет разницы!»- быстро сказала она и убежала.
Что век грядущий нам дарует? Дальнейшие труды, дальнейшие заботы о хлебе насущном, неизведанные и неожиданные победы силы неправой над правым мужеством?
Неужели же вечно будет продолжаться эта страшная культурная трагедия?
Неужели и те, кто подобно нам будет приветствовать новый XXI век, когда от нас не сохранится и воспоминаний, будут в глубине души испытывать то же сомнение и те же страхи за будущее?
Сколько способов гадания изобретено нашими предками — перечень огромен. По зеркалам, кофейной гуще, треску пламени, требухе жертвенных животных. Безумные жрицы — пифии одурманенные наркотическими испарениями выкрикивали безумные прорицания перед полководцами и вершителями судеб мира. Подобно древним гаруспикам, внесем и мы свою скромную лепту в Книгу Перемен наступившего Двадцатого века! Мы вступаем в сии бурные воды и вот уже подхвачены его стремнинами, и вот уже вкусили от плодов просвещения и стали обыденными чудеса науки, о которых еще десять-пятнадцать лет назад мы могли прочесть лишь в романах-фантазмах. Новорожденное дитя — XX век щедро дарит нам свои прекрасные игрушки, он превращает ночь в день, и служит всем нуждам цивилизованного человека.
Сидя в покойном кресле, за рюмочкой хереса, так славно мечтается нам о грядущем, с жалостью и печалью проводили мы кровавый и сумбурный век XIX, начавшийся во вторник, в день Марса. О, сколько бедствий он принес человечеству — кровопролитные войны, их было более восьми десятков, гладоморы, попрание прав божеских и человеческих, не совершенная медицина, сервилизм, кумовство, нищета и преступные заблуждения целых народов. Но божественный младенец — век Двадцатый — мудрый наследник, мы верим, верим, исцелит раны, нанесенные нам тираном — прежней эпохой.