Что отличает меня от вас, а вас от меня? То, что ясно мы выражаем не одну и ту же часть. Вы скажете мне: у нас есть некая общая сфера, и тем самым мы принадлежим к одному и тому же миру, мы со-существуем. Вы понимаете: у каждого из нас есть своя часть, но она может заходить на часть соседа; например, когда мы собираемся в этом замкнутом месте, мы ясно выражаем малую часть пространства. Но если мы рассеиваемся, то каждый обретает собственную комнату. Мы можем объединяться, разлучаться, и это похоже на складывающийся и раздвигающийся аккордеон. Но, как бы то ни было, наша часть ясного и читабельного охвата остается крайне ограниченной.
Итак, с необходимостью существует несколько точек зрения, или – если угодно – с необходимостью существует множество индивидуальных субстанций. Теперь у меня есть ответ, ибо даже если верно, что всякая индивидуальная субстанция охватывает весь мир, она способна ясно прочесть лишь часть мира, с необходимостью отличающуюся от другой части читабельного мира. И в то же время этого недостаточно, так как мы сейчас окажемся перед неразрешимой проблемой. Из нее следует хотя бы немного выпутаться.
Какой бы великой ни была данная проблема для Лейбница, он всегда думал только об этом: об индивидуации. Вот в чем его проблема. По счастью, удалось сохранить небольшую его диссертацию, точное ее заглавие написано по-латыни, потому что в те годы в университетах писали по-латыни, и озаглавлена она «Рассуждение о принципе индивида»; ему было 17–18 лет. В ту пору это было преждевременно, это небольшая записка, и неслучайно, что с самого начала это стало его проблемой. Это очень интересная дискуссия с несколькими философиями Средневековья, с Аристотелем, но прежде всего с Фомой Аквинским и Дунсом Скоттом – и именно это сохранится во всей философии Лейбница до самой старости.
Здесь мы попадаем в невозможную ситуацию, так как вы видите, чтó творит индивидуацию у Лейбница.
Первый ответ, который напрашивается: точка зрения. Он наделил понятие точки зрения непротиворечивостью, достаточной для того, чтобы это был возможный ответ. Это совершенно ново – определять индивидуацию через точку зрения: необходимо было иметь для этого средства, необходимо было пройти через всю теорию сгиба, кривизны. Ответ: может быть и так, но это не последнее слово, потому что, строго говоря, точка зрения не может определять индивидуацию, точка зрения не может определять индивида, потому что точка зрения есть всего лишь модальность индивида. Это всего-навсего модус индивида…
[Конец пленки.]
…Что же определяет индивидуальность индивида? Что же такое индивидуация? У нас уже есть два возможных ответа, они возможны, но не удовлетворительны.
Повторим: весь мир охватывается каждым субъектом, субъект – это индивид, это индивидуальная субстанция, или индивидуальное понятие, это концепт, доходящий до индивида. Индивидуальное понятие – это то, что заслуживает имени собственного; субъект – это то, что заслуживает имени собственного. Почувствуйте: забавная история с этой логикой собственных имен. Это забавная история, потому что, вообразите – сколь бы мало вы ни знали, – до какой степени это порывает со всей философией, до какой степени это вносит новое. Вообразите Платона… Нет, это предполагает, что вы знаете Платона. Платон – это идеи. Платону случалось спрашивать: существуют ли идеи индивидов? Существует ли идея Сократа, идея Алкивиада? И все такое. Но он сталкивается с проблемами. И тут приходит Лейбниц и говорит нам, что понятие индивидуально, что концепт доходит до самого индивида. Почему он может сказать это – вот что нельзя отложить про запас, потому что на это надо отвечать. Необходимо срочно на это отвечать, необходимо отвечать сегодня. Может быть. Предполагаю, что у нас не будет времени, но ответить следовало бы сегодня. Почему?
Здесь есть нечто необычайное. Можно было бы подумать о Декарте. Все картезианцы непрестанно размышляют о «Я» у Декарта, о «Я мыслю». И что же такое это «Я»? Существует очень интересная диссертация, написанная о понятии индивида у Декарта. Но это чрезвычайно сложная тема, потому что надо глубоко зарываться в тексты. «Я» из «Я мыслю» – это что, индивидуальный субъект? Нет, это трудно, мы уже не можем сказать, кто именно обозначен именем собственным: «Я мыслю» не означает, что я, Декарт, мыслю! А вот что говорит нам Лейбниц: «субъект» может иметь лишь один смысл – это то, что имеет в виду имя собственное. Цезаря, Августа, вас, меня. Субъект индивидуален.
Я возобновляю рассуждения. Каждый мир охватывается каждым субъектом – мы видели, как именно, по мнению Лейбница, различаются субъекты: малой частью. Заметьте, что уже здесь у нас два ответа: вариацией в ряду, или, что сводится к тому же самому, малой частью. Я говорю, что в конечном счете это сводится к тому же самому, потому что малая, ясная и отчетливая часть, охватываемая каждым субъектом, варьируется сообразно субъекту; это вариация бесконечного ряда. Итак, два ответа хорошо работают, но они хорошо работают, если включаются в то, что представлялось нам их недостаточностью.
Если я говорю, что мир существует, будучи охватываемым каждым субъектом, то, очень хорошо, он существует не иначе как будучи охватываемым каждым субъектом. Мир не существует за пределами охватывающих его субъектов, мир не существует за пределами имплицирующих его, включающих его субъектов. Можно ли сказать, что это идеализм? Это будет очень трудно представить: даже если это отчасти идеализм, то необходима осторожность – почему? Потому, что, к счастью, существует несводимое множество субъектов. Видите трансформацию проблем, которые Лейбниц нам навязывает? Я бы сказал, трансформацию на двух уровнях: отношения, которые я мог бы назвать отношениями восприятия, отношения «видимое – точка зрения» заменяются отношениями точек зрения между собой. Или же – что сводится к тому же самому – отношения «мир – субъект» заменяются взаимоотношениями субъектов. Мир не существует независимо от субъектов, которые его охватывают; мир существует лишь как охваченный субъектами. Да. Но тогда основополагающей проблемой становится проблема взаимоотношения субъектов, так как объективность и реальность мира неукоснительно совпадают со взаимоотношениями субъектов.
Девятое замечание. Наконец настала пора. Ее следовало бы назвать как в английских романах, где бывают названия глав вроде следующей: «Как складываются события, в результате коих Лейбниц будет говорить с нами о понятии монады?». Как монада, это типично лейбницианское понятие, проистекает из всего этого? Именно по этому монада – термин, которого я до сих пор не смел произнести.
Отдохните, но, прошу вас, возвращайтесь…
…Об этом переходе от сгиба к присущности – нет вопросов? Нет проблем?
Вопрос: [о незнании…]
Жиль Делёз: Он продумал все, ваш вопрос очень уместен. Речь, наверное, идет, если я правильно понимаю, о том, можно ли иметь в виду нечто находящееся вне субъекта из-за того, что субъект об этом не знает. Ответ Лейбница, который мы пока не можем как следует оценить, потому что у нас будет еще несколько лекций на эту тему: незнания не существует, существуют только степени знания, эшелонированные до бесконечности. И фактически ваше замечание очень хорошее: существовало ли для Лейбница незнание? Необходимо сказать, что в мире есть нечто, что ускользает от субъекта, что не охватывается субъектом. Но для Лейбница не существует незнания; существуют лишь степени более или менее ясного, более или менее темного, более или менее смутного знания – то есть либо нечто ясно и мы знаем, либо же, как Лейбниц все время говорит, мы слышим какой-то гул. Когда вы говорите: «Я не знаю», речь идет о состоянии гула, о состоянии плеска, о своего рода космическом плеске в глубине каждого из нас. И тогда возможно, что все субъекты общаются при помощи этого космического плеска, но сам он – не за пределами субъектов. Но ваше замечание весьма справедливо. Лейбниц не мог бы ничего извлечь из него, если бы он не разработал теорию, которая является теорией не знания, а бесконечного множества степеней знания.
Вопрос: [нрзб.].
Жиль Делёз: Речь идет, конечно, о бесконечном множестве. Нет никакой оппозиции между множеством и бесконечным. У Лейбница бесконечное представляет собой необходимый статус множественного, множественное доходит до бесконечного. Тут нет проблемы. И у Лейбница [сказано] гораздо больше: нет конечных множеств.
Вопрос: Я не понимаю, в чем разница между индивидуальным понятием и концептом, который доходит до уровня индивида?
Жиль Делёз: Никакой разницы, это два эквивалентных выражения. Я говорил, что я накапливаю, а иногда и приумножаю выражения, потому что некоторые из вас могут понять одно и не понять другое, а могут и много разного добавить. Я пытаюсь объяснить вам Лейбница. Я как раз нахожусь в ситуации незрячей головы, которая пытается достучаться до ясной части в сознании каждого. Но ясная часть в сознании одного индивида сильно отличается от ясной части в сознании всех остальных – благодаря чему? Все объясняется просто: дело в вашей культуре. У тех, кто уже читал Лейбница, есть ясная часть в сознании – это не для того, чтобы разозлить других, – есть ясная часть, которая больше части, что есть у тех, кто совсем его не читал. И однако в той мере, в какой все субъекты содержатся в каждом субъекте, необходимо, чтобы Лейбниц, даже если вы его не знаете, находился в вашем сознании – в состоянии гула. Вы слышали, что говорил Лейбниц. Он произносил слово «монада». И тогда вас можно свести к этой минимальной части, а если существуют те, кто прочел Лейбница, то у них – бóльшая ясная часть. Ваша задача такова: улавливайте идеи Лейбница ясной частью вашего сознания. Почему у Лейбница мы увидим некий прогресс? Почему это один из первых философов, выдвинувших понятие прогресса? Потому что каждое индивидуальное сознание обладает свойством – увы, довольно ограниченным – увеличивать свою ясную зону. Узнать это означает повышать степени знания по шкале.