ьше тени. Каждому свое, точно так же, как каждый имеет свою восприимчивость в соответствии со своей массой, каждый имеет свою массу, свою «moles», на уровне души. В буквальном смысле: что же такое восприимчивость? Это количество тени у каждого в душе.
Теперь мы оказываемся в средоточии проблемы прóклятых. Кто такой прóклятый? Это тот, чья тень заняла всю душу. Вот, стало быть, это кто, как говорит Лейбниц в прекрасной формулировке, которую я не могу найти. Как бы там ни было, имея душу, я обладаю ограниченной восприимчивостью. Вы видите: ограниченная восприимчивость – это моя зона света, в том плане, что она со всех сторон окружена тенью. Я говорил ранее: все, что окружает мою зону света, есть тень, потому что моя зона света отсылает меня к действию. Существуют души, обладающие чрезвычайно ограниченной восприимчивостью: все остальное – тень. А что касается прóклятого, то вы помните или, по крайней мере, чувствуете, что происходит: мы оказываемся перед проблемами, которые открывают перед нами настоящие бездны, потому что пока что я всегда говорил о разумных душах и я собирался утверждать: не существует такой души, в которой не было бы зоны света. Но верно ли это насчет животных, даже если у них есть душа, – а мы видели, что, с точки зрения Лейбница, очевидно, что душа у них есть. Наверное, в этом пункте он больше всего злится на Декарта, он говорит: Декарт, ну нет же, если кто-нибудь рассказывает вам о животных-машинах, то он несерьезен, даже если он говорит, что это объяснительная модель, так как после этого он уже ничего не понимает в том, что происходит с людьми. Он не видит, что существует дно души. Прóклятый – это кто? Неужели у животных тоже есть ясная зона? По-моему, можно уже ответить: да, безусловно. Может быть, эта зона совсем не такого типа, как наша, но они обязательно имеют ясную зону. Животные имеют тело и ясно выражают то, что происходит с их телом, то, что имеет отношение к их телам. Когда собака получает удар палкой (вновь берем пример Лейбница, он объясняет отчетливо), у нее есть зона ясного выражения, соотносящаяся с ее телом. Но прóклятый настолько затемнил свою душу, что единственный огонек, который там еще брезжит, таков: «Бог, я ненавижу Тебя!» К счастью, у прóклятого еще есть этот огонек: «Бог, я ненавижу Тебя!» Если бы у него этого огонька не было, тогда бы он был в полном смысле паршивым. У прóклятого есть только это, чтобы жить и выживать. Он мог бы увеличить этот огонек; если бы захотел, он перестал бы быть прóклятым. Как говорит Лейбниц: не существует такого прóклятого, который не проклинал бы себя каждый миг. Прóклятый – это не какая-то история из прошлого; было бы достаточным, если бы он бросил свое: «Бог, я ненавижу Тебя!» Но именно к этому он привязан больше всего на свете, а стало быть, он этого не бросит.
Замедленность или ограниченность его восприимчивости бесконечна. У нас даже складывается впечатление, что он не движется. Он уже не может двигаться. Вы видите: мы попадаем в центр этой проблемы метафизической ограниченности, причем Бог не несет ответственности за метафизическую ограниченность, Он ответственен не за ограничительную пассивную силу, но единственно за активную силу. Вот все, что я хотел бы сказать об этом первом аспекте.
[Конец пленки.]
Теперь у нас начало ответа. Задавался вопрос: почему существуют тела? Мы спрашивали, почему тот факт, что ясно выражается лишь небольшая зона, способствует тому, что я имею тело, – такой была наша проблема. Я должен иметь тело, потому что небольшая зона есть то, что будет касаться моего тела. Я действительно говорю в будущем времени, раз уж у меня есть будущее. И наш ответ теперь таков: поскольку монада имела изначальную пассивную потенцию, поскольку эта изначальная пассивная потенция, или ограничение, была требованием протяженности и сопротивления, то что может удовлетворить или выполнить это требование? Тело, и только тело. Иметь тело. На этом уровне монада вздыхает, буквально вздыхает: Бог, ну дай же мне тело, мне необходимо тело…
[Следует длительная дискуссия о судах и течении.]
Жиль Делёз: Лейбниц различает два случая относительно своих законов движения. Как бы то ни было, его проблема такова: как определить силу, или потенцию? Это очень хорошо, потому что это позволяет мне продвигаться к физическим критериям субстанции. Как определить силу, или потенцию? Лейбниц говорит: Декарт определял силу, или потенцию, через количество движения, то есть через m. И здесь необходимо различать два случая. Первый случай – это то, что впоследствии было названо случаем работы. Случай работы – это случай силы, которая расходует себя в действии. Пример: ты поднимаешь некое тело на какую угодно высоту, стало быть, ты совершаешь некую работу, а затем ты расслабляешься. Вот аргумент Лейбница: первый случай – я поднимаю тело A весом в один фунт на четыре метра. Затем я поднимаю тело B весом в четыре фунта на один метр. Для поднятия в обоих случаях мне необходима одинаковая сила. Однако – и это можно проверить в «Рассуждении о метафизике», там есть небольшой чертеж – согласно знаменитой теореме Галилея, падение в первом случае происходит с двойной скоростью по сравнению с той, какую мы имеем во втором случае, хотя высота в четыре раза больше. Какие же последствия извлекает отсюда Лейбниц? Он делает отсюда триумфальный вывод против Декарта: скорость и количество движений не могут смешиваться между собой. И это – первый случай. В этом первом случае время не должно вмешиваться. Фактически сила расходует себя, как говорится, в мгновение, и рассмотрения времени нет. Рассмотрения времени нет с физической точки зрения: и действительно, если ты ищешь, что сохраняется в двух случаях, то приходишь к Лейбницевой формуле mv2, а не к mv, как полагал Декарт, потому что Декарт смешивал силу и количество движения.
Второй случай: речь уже вовсе не идет о силе, расходующей себя в работе. Речь идет о единообразном движении катящегося из-за набранной скорости тела, согласно гипотезе, не встречающего сопротивления. Этот случай – совсем другой, так как здесь надо вводить время. В каком смысле надо вводить время? Здесь – то, что мы будем называть уже не работой, а движущим действием. Пример, который приводит Лейбниц, таков: два лье за два часа. Движущееся тело. Все происходит иначе. Может быть, я неправильно выразился, так как предполагается, что тело вращается благодаря приобретенной скорости. Потому что – на самом деле – в первый момент скорости, как утверждает Лейбниц, верна формула Декарта, так что Декарт сумел понять лишь начальный момент. Но он не может понять единообразного движения. Итак, пример, который дает Лейбниц, таков: тело, проходящее два лье за два часа.
[Запись прерывается.]
Иногда говорят, что Лейбниц заменяет количество движения силой. Но это неверно. Подлинная физическая проблема, которую ставит Лейбниц, отнюдь не в том, что Декарт пренебрегал силой; она в том, что Декарт считал возможным измерять силу через количество движения, mv. В конечном счете это неразрывно связано с его концепцией субстанции. А идея Лейбница – в том, что это физически неверно. Итак, имейте в виду, что именно из-за современной науки, именно из-за науки эпохи модерна Лейбниц ощущает необходимость реактивировать кое-что из Аристотеля. И к чему это приведет? Лейбниц рассматривает два случая, которые Декарт не смог различить между собой. Случай работы, которая представляет собой, если угодно, – и Лейбниц это часто повторяет – восходящее движение, движение по вертикали, – это случай с такой работой, или силой, которая расходует себя в действии; а второй случай – случай движения по горизонтали, то есть предположительно единообразного движения тела, которое катится благодаря приобретенной скорости. В первом случае тело мгновенно расходует себя в действии. Во втором случае необходимо ввести время. В первом случае формула силы – mv2, а не mv. Во втором случае формула силы – mv2t, движущее действие. В чем оно напрямую связано с идеей субстанции? Итак, смотрите: в противоположность мнению Декарта, сама протяженность не может быть субстанцией. Если я говорю mv, то эта идея работает; я могу считать протяженность субстанцией. Формула же mv2 предполагает, что необходимо, чтобы к субстанции добавлялось еще нечто, и в тексте «Рассуждение о метафизике» Лейбниц очень хорошо скажет: необходимо нечто подобное Аристотелевой форме, то есть необходимо, чтобы имелась некая активная сила. И нам скажут: труд – это мгновенная активная сила, а движущее действие – это активная сила за некую единицу времени. В обоих случаях перед нами сила.
По природе она всегда позитивна, и Лейбниц придает этому большое значение. Почему? Потому что квадрат всегда позитивен. И это для Лейбница существенно: он видит здесь своего рода чудесную гармонию, некую дополнительную разновидность доказательства бытия Божьего. А именно: сила, которая сохраняется в физическом мире, есть mv2, так как v2 по природе всегда позитивна. Эта сила mv2, отличающаяся от количества движения и поэтому необъяснимая с точки зрения протяженности, есть активная сила. Декарт, согласно Лейбницу, неспособен объяснить генезис движения из протяженности. Отсюда великая формулировка Лейбница, которую вы найдете в работе «О самой природе (или о природной силе и деятельности творений)», небольшом произведении последнего периода его жизни: механизм притязает объяснить все через движение, но он совершенно неспособен объяснить само движение. Таким будет его всегдашнее возражение против Декарта и против идеи протяженной субстанции. И эту силу mv2 Лейбниц назовет производной силой. Производная сила будет активной силой, которая порождает движение и на которую реагирует пассивная сила. Пассивная деривативная сила есть ограничение восприимчивости, по закону движущего действия, и как раз в этом смысле Лейбниц может сказать, что именно физические тела символизируют при помощи монад, или метафизических субстанций, субстанций духовных, поскольку, подобно тому как духовная субстанция являла нам изначальную активную силу, изначальную пассивную силу, или ограничение, так и тела являют нам производную активную силу и пассивную силу ограничения, определяемого характеристиками восприимчивости тела – восприимчивости по отношению к реципируемым им движениям.