дать своего рода этику, которая была бы вроде коррелята некоей онтологии», то есть теории Бытия, его можно было бы прервать и заявить: очень хорошо, на этом пути можно сказать вполне новые вещи, но есть один путь – спинозианский. Этот путь подписан именем Спинозы.
Измерения индивидуальности и роды познания
Три измерения индивидуальности
Вы помните – и я делаю это напоминание совсем не для того, чтобы вернуться к этим вопросам, но чтобы оценить приобретенное, – вы помните три измерения индивидуальности:
✓ первое измерение: я имею бесконечное множество экстенсивных частей. Более того, если вы помните, я имею бесконечное множество бесконечных совокупностей экстенсивных частей, внешних по отношению друг к другу. Я сложен до бесконечности;
✓ второе измерение: эти бесконечные множества экстенсивных частей, внешних по отношению друг к другу, принадлежат мне. Но они принадлежат мне при характерных отношениях: отношениях движения и покоя, природу которых я пытался описать в прошлый раз;
✓ третье измерение: эти характерные отношения только и делают, что выражают некую степень потенции, которая составляет мою сущность, мою собственную сущность, то есть сингулярную сущность.
Стало быть, эти три измерения суть экстенсивные части, одни из которых являются внешними по отношению к другим и принадлежат мне, отношения, при которых эти части принадлежат мне, и сущность как степень, gradus или modus, сингулярная сущность, выражающаяся в этих отношениях.
Однако Спиноза никогда этого не говорит, так как ему нет необходимости говорить это, но мы, читатели, действительно обязаны констатировать любопытную гармонию – между чем и чем? Между тремя этими измерениями индивидуальности и тем, что он – по совершенно другому случаю – называет тремя родами познания. Вы, в сущности, помните три рода познания, и немедленно увидите строгий параллелизм между тремя измерениями индивидуальности как таковой и тремя родами познания. Но то, что между ними существует такой параллелизм, уже должно привести нас к определенным выводам. Вы видите, это не такая вещь, о которой необходимо говорить, понимаете? Я на этом настаиваю, потому что я хотел бы также, чтобы вы извлекли отсюда правила для чтения всех философов. Спиноза не говорит, – заметьте. Это не его дело – объяснять. Невозможно сразу и что-то говорить, и объяснять то, что мы говорим. Поэтому мы сталкиваемся с очень трудными вещами. Хорошо. Не дело Спинозы – объяснять то, что говорит Спиноза: Спиноза должен делать нечто лучшее, он должен кое-что говорить. В таком случае объяснять то, что говорит Спиноза, – неплохо, но в конечном счете это нас далеко не приведет. Это не может привести очень далеко. Вот поэтому история философии должна быть чрезвычайно скромной. Он не собирается говорить нам: «Заметьте, вы хорошо видите, что три мои рода познания и три измерения индивида соответствуют друг другу». Не его дело – говорить это. Но вот когда мы выполняем нашу скромную задачу, то это вполне наше дело – говорить это. И в самом деле, в каком смысле они друг другу соответствуют?
Три рода познания
Первый род: неадекватные идеи
Вы помните, что первый род познания – это совокупность неадекватных идей, то есть пассивных аффекций и аффектов-страстей, проистекающих из неадекватных идей. Это совокупность знаков, неадекватных смутных идей и страстей, аффектов, проистекающих из этих аффекций. Вы помните все это: это было усвоено на последних лекциях. Однако при каких условиях? Что способствует тому, что, как только мы начинаем существовать, мы не только склонны к неадекватным идеям и страстям, но и как бы обречены на них, и даже, на первый взгляд, обречены иметь только неадекватные идеи и пассивные аффекты, или страсти? Что способствует нашей печальной ситуации? Поймите, что это вполне очевидно: я не хотел бы слишком распространяться по этому поводу в подробностях, я хотел бы лишь, чтобы вы почувствовали или предчувствовали: дело прежде всего в том, что мы имеем экстенсивные части. Поскольку мы имеем экстенсивные части, мы обречены на неадекватные идеи. Почему? Потому что каков строй экстенсивных частей? Опять-таки одни из них являются внешними по отношению к другим – и так они идут до бесконечности, по две сразу. Наипростейшие тела, представляющие собой конечные части, как вы помните, – наипростейшие тела не имеют интериорности. Они всегда определяются извне. Это означает что? – Ударами. Ударами какой-нибудь другой части. В какой форме они встречаются с ударами? В простейшей форме, а именно они непрестанно меняют отношения, потому что всегда при каком-то отношении части принадлежат мне или не принадлежат. Части моего тела покидают его, принимают другое отношение – отношение мышьяка, отношение чего угодно, отношение москита, когда он кусает меня; в общем, отношение.
Я же непрестанно интегрирую части в мои отношения – когда я ем, например; когда я ем, имеются экстенсивные части, которые я присваиваю. Что это означает – присваивать части? Присваивать части означает делать так, что они покидают предшествующее отношение, которое они осуществляли, чтобы завязать новое отношение, и это новое отношение – одно из моих отношений, например, мясом я наращиваю свою плоть. Какой ужас! [Смешки.] Но, в конечном счете надо хорошо жить, и ситуация непрестанно такова. Столкновения, присвоения частей, преобразования отношений, сочетания до бесконечности и т. д. Этот режим частей, внешних по отношению друг к другу, которые не перестают реагировать, есть как раз режим неадекватной идеи, смутных восприятий и пассивных аффектов, аффектов-страстей, которые отсюда проистекают. Иными словами, именно потому что я состою из совокупности бесконечного множества бесконечных совокупностей экстенсивных частей, внешних по отношению друг к другу, я непрестанно имею восприятия внешних вещей, восприятия самого себя, восприятия внешних вещей в их отношениях со мною самим, и все это образует мир знаков. И вот я говорю: «Ах, это хорошо, это плохо». Что такое эти знаки хорошего и плохого? Эти неадекватные знаки просто означают: ну да, я встречаю вовне части, которые встречаются с моими собственными частями в своем, например плохом, отношении. Я встречаю… у меня происходят, кроме того, внешние встречи с частями, которые не подходят мне в том отношении, которое для них характерно. Итак, посмотрите: вся область бесконечных совокупностей частей, внешних по отношению друг к другу, как раз соответствует первому роду познания. Именно потому, что я состою из бесконечного множества частей, внешних по отношению друг к другу, я имею неадекватные восприятия. Так что весь первый род познания соответствует этому первому измерению индивидуальности. Но ведь мы как раз видели, что проблема родов познания была очень хорошо сформулирована спинозианским вопросом, а именно: в этом смысле мы посчитали бы, что в первом роде познания мы обречены на неадекватность. Коль скоро это так, как объяснить шанс, который мы имеем, чтобы вырваться из этого смутного неадекватного мира, из этого первого рода познания?
Ответ Спинозы: да, можем, потому что существует второй род познания. Но как он его определяет, этот второй род познания? В «Этике» чрезвычайно поразительно, что познание второго рода есть познание отношений, их складывания и их разложения. Невозможно лучше сказать, что второй род познания соответствует второму измерению индивидуальности. Потому что на самом деле внешние части – внешние не только по отношению друг к другу, но внешние радикально; безусловно внешние. Итак, что означает, что внешние части принадлежат мне? Мы видели это тысячу раз. Это всего лишь означает, что вещь у Спинозы, то есть эти части всегда обусловлены входить извне в такое-то или такое-то отношение, меня характеризующее. И опять-таки, что означает умирать? Умирать означает лишь, что некая вещь, то есть части, которые принадлежали мне в таком-то или таком-то отношении, обусловлены извне вернуться в другое отношение, которое не характеризует меня, а характеризует что-либо иное. Итак, первый род познания – познание следствий столкновения, или следствий действия и взаимодействия частей, одни из которых являются внешними по отношению к другим. Думаю, лучше определить невозможно. Это вполне ясно. Следствия, определяемые причиняемым ударом или столкновением частей, одни из которых внешние по отношению к другим, определяют весь первый род познания. И действительно, мое естественное восприятие есть, по существу, следствие ударов и сотрясений между внешними частями, составляющими меня, и внутренними частями, образующими другие тела.
Второй род: познание отношений
Но второй род познания есть совсем другой модус познания. Это познание отношений, составляющих меня, и отношений, образующих другие вещи. Вы видите: это уже не следствия столкновений между частями, это познание частей, а именно: способ, каким характерные для меня отношения сочетаются с другими отношениями и каким характерные для меня отношения и другие отношения разлагаются. И вот, это – адекватное познание, и, по существу, оно, это познание, может быть только адекватным. Тогда как познание, которое довольствовалось собиранием… Почему? Потому что это – познание, возвышающееся до понимания вещей. В сущности, какое угодно отношение есть основание. Какое угодно отношение есть основание, при котором бесконечное множество экстенсивных частей принадлежит скорее к тому, нежели к иному телу. Стало быть, второй род познания. Я попросту настаиваю на этом, и дело в том, что – как я пытался пояснить – это отнюдь не абстрактное познание. Если вы превращаете это в абстрактное познание, то рушится весь Спиноза.
Итак, очевидна ошибка комментариев, в которых всегда говорится: «Ну да, это математика; ну нет, это не математика». Это не имеет ничего общего с математикой, просто математика – частный случай этого. Математику можно, в сущности, определять как теорию отношений. Тогда здесь согласен: математика – это отдел второго рода познания, это теория отношений и пропорций. Посмотрите Эвклида. Это теория отношений и пропорций, и как раз в этот момент математика составляет часть второго рода познания. Но полагать, что этот второй род есть тип математического познания, – отвратительная глупость, потому что в этот момент весь Спиноза становится абстрактным. Мы не улаживаем свою жизнь согласно математике, преувеличивать не надо: ведь речь идет именно о проблемах жизни.