Откуда я это знаю? Я этим занималась и просто нашла эти слова и могу сказать, что их культура была грандиозной, художественно-философской и всячески развивалась до конца 17 века, а потом — извините. Все. Начинается стагнация и, несмотря на мое почтение ко всем доктринам ислама, к его веротерпимости и миролюбию, но все-таки абсолютно все религиозные доктрины, в какой-то момент времени, перестают вырабатывать идеи и начинается период гниения. И тогда они начинают говорить те же самые слова, но только громко. И, разумеется, они тут же начинают работать против них. И, когда вы говорите, что сейчас исламское общество движется в том направлении, что дал пророк Мухамед, то вы заблуждаетесь.
Студенты: Но та же Саудовская Аравия держится зубами за эту доктрину.
Волкова: Да ради бога! Хоть до конца света, что очень неправильно. Надо какие-то люфты в голове иметь. Все! Продолжаем Питера Брейгеля. Если будут лишние часы, то я вам ислам почитаю. Я его могу читать не хуже Европы. Я Коран знаю от корки до корки. Что же мне бедняжке было делать в жизни? (смех)
Студенты: Паола Дмитриевна, туда же вопрос. А христианство стогнировало перед Брейгелем?
Волкова: Конечно. А раскол откуда? Даже гораздо раньше. Это началось на кризисе готики. 13–14 века. Там свои дела. 16–17 века — это уже вообще, а когда был век Просвещения, то официально объявленной культурой стал атеизм. И поэтому они говорят: «Бога нет, но для этих пусть будет. Хотят, пусть крестятся. А мы люди ученые».
Сам Паскаль, который был настоящим аббатом, говорил: «Никто еще не доказал, что бога нет и никто не доказал, что он есть, но мы сгнием, если не будем в него верить». То же самое, что говорил и Вольтер: «Если бога нет, то Его надо будет выдумать». Понимаете, если бы сегодня нас все это не касалось, я бы об этом не говорила. Я бы дула себе свои лекции и не заморачивалась. Но, к сожалению, так все устроено, что связано между собой. Так вот, я хочу показать вам одну вещь. Брейгель написал эти три картины, когда был совсем молодым. Это такие его ранние картины. Одна называется «Пословицы и поговорки», то, что я вам показывала в прошлый раз, только в мелком варианте. Вторая «Детские игры» — полная умора, то, о чем мы тоже говорили. И третья «Битва Поста с Масленицей» (смех). Вот это «Битва»… Что вы смеетесь?
Студенты: Хорошее название.
Волкова: Шикарное. О чем мы говорили? Мы говорили о том, что Брейгель считает человечество недоделанным. Оно не вырастает и пришла пора его доделать. Как говорил Архимандрит Тихон о моих лекциях, которые я им читала: «Очень хорошо читала, но очень еретично». (смех) Так что, вот так. А они так это изображают, что, спаси бог, как в порнографическом романе. Они не стеснялись особо. Грех, так грех. Вот эта самая «Битва» является продолжением тех двух вещей, и поэтому, когда пишут, что он просто отобразил момент, когда в некоем месте заканчиваются Рождественские гулянья и начинается Пост. Это, право, смешно. Он изобразил Великое обжорство и Великий пост, и сделал это, как человек, через гульбу, да пальбу (смех). Он показал, как толпа идет от обжорства к Посту, от греха к моленью и от обжорства к истощению. Это какой-то непрерывный момент массового сознания, не имеющий в себе простых или знатных людей.
Битва масленицы и поста
В этой картине много интересных деталей. Он очень любит тему калек и обязательно показывает их в наряде королей: мантии и короне. Его картины можно разглядывать беспрерывно. Действие данной происходит на площади какого-то города, и вся эта битва Поста и Карнавала происходит внизу. Вот товарищ сидит на бочке. У него такой фаллический знак винтика, из которого льется вино. Плюс окорок. А другой сидит на лопате и держит тощую рыбешку. А это что? Вывеска на доме. Видите, какие физиономии торчат? Вот он дом и вывеска. Эта вывеска-лодочка есть изображение публичного дома. Такие вывески вешались на кронштейнах. Мир есть бардак — эпиграф ко всему. Или, если это транслировать на современный язык — то мир абсурден. Им управляет абсурд. «Корабль дураков» то же самое. Мир остановился и никуда большего не движется. Он не слышит голос кормчего. Он остановился и все спуталось. И художник говорит: «Очнитесь, господа!»
Студенты: А до этого, что было в степенях абсурдности?
Волкова: По доктрине адамитов существует знак начала абсурда. Например, моментом истинности считается следование заветам — что можно и чего нельзя. Следование неким образам, которые они вкладывают в понятие двух вещей: истина, которая есть религия, готический собор, философия и рыцарство. Они называют себя рыцарями и обращаются друг другу, как к рыцарям, и начинается преклонение прекрасной даме. Они считают, что идея служения богу рыцарями, философами и простыми людьми идет с обязательным наличием духовно-творческой элиты, а как только появился Мартин Лютер все стало расползаться по швам, потому что духовная элита утратила свой авторитет. Что такое духовная элита? Сократ, да? А почему все с ума сходили по Аристотелю? Почему занимались алхимией? Они знали, что это и есть продвижение, а масса продвигать не может. Я придерживаюсь того же мнения. Я считаю, что обществом движут Боры, Ньютоны, Малевичи, Леонарды и т. д. Они переводят стрелки часов, а все остальные должны подтягиваться к этому. А, если говорить, что все взаимозаменяемы и мы сейчас создадим «НИИ НИЧАВО», то скажите мне: может ли хоть один коллектив заменить одного Ньютона? Мы можем создать условия для того одного, кто переведет стрелки часов, но назначить его мы не можем.
Один говорит: «Весь мир — театр», а другой пишет «Битву» и в качестве эпиграфа говорит: «Да, мир есть театр, но кроме этого он еще и бардак». Вот вам, пожалуйста. Что у нас тут висит? У Босха также есть дома и ладья. Это знаковое искусство. Все в хаосе. Что они писали папам, будучи адамитами? Из-за чего мир погибнет. Мир погибнет из-за галлюцинаторного сознания. У них был вот этот четкий тезис. Не трезвый ум, а пьяный ум, поэтому у Брейгеля, как и у Босха в картинах все время пьют. Не потому, что их герои пьяницы, а потому что у них галлюцинаторное состояние.
Вот в России постоянно галлюцинаторное состояние. Мы очень хотим вообразить себе то, чего нет. Мы подвержены галлюцинациям, крайнему скептицизму или крайней возбужденности. А они говорят, что это есть абсурд.
В галлюцинаторное сознание входит одно, очень интересное обстоятельство, о котором писали сами папы — это я вам точно говорю. Там все это разложено по полочкам. Они считали, что Босх писал бессмысленное делание чего-то с большим количеством людей. Например, коллективное пение песен. У Босха в «Корабле», да и в других картинах, герои сидят, пьют, играют на музыкальных инструментах и поют. «Эх, грянем!» Адамит Булгаков замечательно запечатлел этот момент в «Мастере и Маргарите». Помните, когда Коровьев вывозит целый коллектив под песню «Священный Байкал»? Слезы текут, а остановиться не могут. И в «Собачьем сердце» вспоминайте Шмондера и песни жильцов. Это не его изображение — он это знал, как настоящий адамит. Почитайте, что он пишет.
Одна моя приятельница, светская женщина, рассказала, как она замечательно провела время. Просто замечательно. С девочками собрались и пели (смех). «Как здорово! — сказала я, — и, что пели и пили?» Я, конечно, поздравила ее с хорошим времяпрепровождением. Она тут же вспомнила эту историю у Булгакова. Просто то, что я вам рассказываю — материал известный только специалистам, в широко используемой литературе его нет. Когда я делала свой второй и третий том я написала, что Булгаков был самым настоящим адамитом. Скажите, а есть сейчас розенкрейцеры или нет? А тамплиеры? Еще как!
Студенты: А, кто это такие?
Волкова: А вы не знаете?!
Студенты: Я, к примеру, нет.
Волкова: Ну, вы даете! Если что-то в культуре появляется, это никуда и никогда не исчезает. Допустим, бабки когда-то гадали на бобах. Они сейчас это делают? Делают. И, по-моему, гораздо больше, чем раньше. Потому что они ходили в комсомольские ячейки и там пели хором (смех). Вот адамиты были, а самый большой адамит нашего времени — это Булгаков. Я, как прочитала его песни в ЖЭКе, то все сразу стало ясно. Это свидетельство абсолютно внутренней незанятости. Это называется «Мне скучно!». Это кому может быть скучно? Покажите мне этого человека. Поэтому книга и говорит: «Самый величайший грех — это когда нам скучно. А когда скучно, то мы поем вместе». Заполнить-то себя нечем, все между собой связано. Вот первый признак апокалипсиса — абсурд. Второй знак — лжемудрость, лжезнания. Высоцкий об этом гениально написал в «Бермудском треугольнике». Это гениальные стихи. А вы знаете, что Солнце гаснет? Да вы что! Целая программа на ТВ: «Битва экстрасенсов» и про то, что Солнце гаснет. А когда погаснет? Лет через сто тысяч.
Вот идет это рассказывание о каких-то теориях, лжезнаниях, только не в поисках истины. У Босха это выражено в одном знаке — книга на голове. У очень многих его героях на головах лежат книги или музыкальные инструменты. Третий признак — это объявленный в 16 веке технический прогресс. Человек становится рабом механизма. Когда Леонардо изобрел скафандр, то он ни разу, не испытав его, написал на полях: «Не могу себе позволить испортить морское дно». То есть, с одной стороны, он создавал эти машины, а с другой, не позволял себе этим пользоваться. Вот эти три момента волновали людей в 16 веке.
Теперь хочу показать вам некоторые детали из «Битвы». Кто это идет? (смех) Персонаж знакомый? Котяра какой. Кот-ученый. А посмотрите, как он пишет кошачьи уши. Это человек-кот, такой демон. Я смотрю и говорю: «Ну, привет от моего любимого художника Татлина». Просто татлиновский рисунок. Так точно, так лаконично, а как хвостик у него висит. Их надо смотреть близко. Он самый из удивительных рассказчиков, который рассказывает потрясающую одиссею абсурда. Эта одиссея. Он показал мир, как эту ладью, как бардак с гомеровским размахом. Эту картину не обязательно смотреть целиком, ее лучше смотреть кусками. Посмотрите, как он описывает людей. Вот стоит одинокая фигура. И вы скажете, что это написано в 16 веке? Никогда. Она на