ом деле, совсем не романтик. Потому что у него романтическая тема Помпеи — крушение мира, а выстроена она по железным законам классицизма.
Последний день Помпеи
Он по манере своей классицист. У него темы были романтические. И Саврасов, и Васильев даже очень художники эпохи романтизма. И корреспондируется с ними русская поэзия. Один Пушкин чего стоит. Я должна сказать, романтизм есть общеевропейская тенденция, связанная с пост наполеоновской эпохой, которая просто взорвала культуру. И этот взрыв был просто невероятным, с колоссальной энергетической отдачей в разные стороны. Создались новые направления в науке. Археология была и до этого. Помните такую компашку из богемно-аристократической публики, которая называлась «Буря и натиск»? Так Винкельман входил в нее. Он был идеологом этого направления. А разбойники Лессинга? Помните такую драму? И Шиллера. А потом Пушкин сделал Дубровского, русский вариант шиллеровского. Надо было иметь такой аналитический ум, который был у Шиллера и у Пушкина, чтобы сказать, что если человек, даже самый прекрасный, встает на путь разбоя, грабежа и насилия, по каким бы романтическим побуждениям это не происходило, то он становится разбойником. Уж насколько Дубровский имел хорошие намерения из-за любви, а получилось, что он разбойник.
Эти величайшие умы говорят: Надо контролировать, чтобы не перейти за грань.
И хотя Франция является классической передовой страной всей культуры 19 века, начиная с романтизма и Мюссе, и Теофиль Готье, и Жорж Санд, и Виктора Гюго и, конечно, парнасская школа поэтов и потрясающие художники, но северный Альбион совсем не отсталый. Во-первых, он имеет Байрона, во-вторых, гениальную поэтическую озерную школу, во главе которой стоял замечательный поэт Вильям Вордсворд. А живопись англичане создали уникальную — через романтическую школу. Они создали школу живописи, а самое главное создали стиль. Любимейший англичанами, который в ходу до сих пор. Они считают его лучшим стилем на всех уровнях. Их философом был теоретик Джон Рескин. Я недавно читала книгу по архитектуре, которую просто читать не стоит. Скучно. Время не тратьте. Но они на него богу молились и, если называли его имя, то закатывали глаза. И его школа оказала влияние на мировую культуру. Она для англичан является выражением национального эмоционального сознания.
В следующий раз я начну читать вам прерафаэлитов и продолжу на ниве французского романтизма. И это само по себе замечательно. Будем двигаться дальше. (Аплодисменты).
Лекция № 11. Наполеон — Блок — розенкрейцеры
Волкова: Так, значит в прошлый раз мы говорили о том, что, начиная со смерти Наполеона, постнаполеоновское время создает единое историческое пространство не только в Европе, но и во всем мире. Он был настолько неординарным явлением для истории, что своими действиями перевел часы. Необъяснимая личность. Я говорила, что он написал в своей школьной тетрадке о «Святой Елене». Поэтому сказать, чем было наполнено пространство этого человека невозможно. Будучи нищим капралом с итальянской кровью корсиканца, он заявился к величайшему Лапласу — астрологу того времени и заказал собственный гороскоп, что было в достаточной степени необычным. И через какое-то время Лаплас созвал свет французского общества в свою астрологическую обсерваторию. Гости никак не могли понять, почему этот великий астролог пригласил их к себе. Они сидели, пили кофе, трепались ни о чем, курили, обсуждали новости, пока не услыхали скрип старых деревянных ступенек. И тогда Лаплас сказал: «Господа, вы слышите скрип этих ступеней? К нам поднимается самый великий человек Франции и мира. Судьба Франции идет к нам». Дверь открылась и вошел маленький человек в разорванном мундире. Когда Лаплас сделал его гороскоп в нем было все! Вся кривая его судьбы, включая время его падения — Двойная Лилит.
Наполеон стал военным стратегом и непонятной личностью, всегда окруженный еще более странными людьми. У него была своя гадалка и астролог. Почему-то люд такого класса жаждет знать, что их ждет завтра. Черчиль был таким иронично-циничным человеком. У этих людей такой сложный внутренний мир, наполненный сложными знаниями о себе и о мире, что им обязательно нужны «компасы».
Сначала был барокко, потом революционный классицизм, потом классицизм академический, потом романтизм, импрессионизм, постимпрессионизм, авангард. У нас все разделено по годам. В жизни так не бывает. Это мы, чтобы иметь целую картину перед собой, классифицируем все. Но я могу сказать, что смена тенденций, духовных или художественных идеологий, требующих своего выражения в литературе, науке или живописи идет в абсолютном ритме. И ритм этот до сих пор продолжается с оттенком на историческую ситуацию или на национальные особенности. Пример: я недавно слушала передачу и читала книгу о том, что такое явление экзистенциальности после войны. Итак, рассматриваются времена, потом говорят: «Наступает новое время во всем мире». А что это такое? Кто это сейчас знает? Рубеж 43–44 годов — это война в переломе, война на сломе. В 44 году уже было все ясно. Папа Иоанн XXII издает энцИклику. Я ее читала сама. Я знаю ее не в пересказе. А мы о ней сейчас забыли. А там сказано, что отныне наступает абсолютно новая эпоха. Старая эпоха закончена, поэтому церковь в 1944 году, в Ватикане, отпускает грехи всем. Отпускает грехи фашистам, коммунистам, всем, кто участвовал в этом безумии войны, всем крайним идеологическим столкновениям и даже отпускает грехи Иуде.
Вы думаете, что это не было объяснено? Было. И начался поток совершенно новой литературы, которая объясняет, что такое коммунизм. Это страшный, крайне левый диктаторский режим, в котором люди не могут выбирать своей судьбы и поступков. Они не вольны и могут думать что угодно, но у них нет выбора в жизни. Они действуют в соответствии с определенным диктаторским режимом. И фашисты также. И не надо сейчас разбираться. Но энцИклика рассматривает все это именно с той точки зрения, потому что неизвестно, что была за ситуация с Иудой. Полностью переворачивается концепция зла. И теперь говорят, что он был к этому приговорен, а без него ничего не получилось бы. Поэтому был сон апостолов. И Христос их предупредил. И во время сна происходило моление «О чаше» и «Отче, не оставь меня». А потом, самый верный Петр первым и предал, пока трижды кричал петух. Несчастный человек. Ему миссия была такая предложена. Вы не представляете, какое количество романов было написано по поводу этой трагедии. Петером Ваером была написана оратория и поставлена на Таганке. Подсудимые и судьи. В первом акте обвиняются одни и судят другие, а во втором они меняются местами. Еще там было сказано, что больше общей коллективной ответственности и безответственности нет и все отвечают, и каждый сам за себя. И следует знаменитая акция Нюрнберга, которая была опубликована в журнале ЮНЕСКО. Она и сейчас есть. Еще два человека открыли законы регулировки генетической наследственности. Они все рассыпали, разложили по банкам, собрать, как это должно быть, невозможно. Это есть и этого нет. Они получили нобелевскую премию, но сказали, что отдать в руки человечества они это не могут, потому что оно находится в таком младенческом состоянии, что тут же использует данные знания против всех людей. И без разницы у кого в руках это окажется.
В этот же момент появляется Сартр и начинается новая эпоха — сдвиг сознания. Новая ступень. Это хаос, и мы не знаем того, что есть документы, которые опубликованы. Мы не можем все соединить и собрать, и что происходит в нашей стране? Все тоже самое, только с другой поправкой. 1953 год — смерть Сталина. У нас начинается новая эпоха — из лагерей выпускают людей, начинается новая литература. Все тоже самое, только с отставанием, только со своим привкусом, со своим оттенком. И называется это пост — сталинское время. А сейчас я хочу сказать, что исторический процесс вошел в ноль и не нашего с вами ума дело думать, как им управлять. Внутри этого процесса всегда есть дрожжи, общие явления, на которые идут ответы. Я не буду углубляться в детали. Сейчас мы закончим с романтизмом, который я даю на примере Англии. Вот это английский романтизм. Это к вашему сведению на самом деле одна из последних попыток привлечь к жизни растворяющуюся, исчезающую, умирающую культуру. Английская элита это сделала, вызвала из небытия. Они задерживают, возрождают попытку точно так же, как и в позднем романтизме, включая поэзию.
У нас был такой человек — Гумилев. Что это была за попытка романтиков? Те, кто имел внутри себя кризис и растерянность потери почвы под ногами, решили реабилитировать, выбросить из себя и внести в жизнь рыцарский романтизм. Когда вы смотрите на картины английских рафаэлитов — это появление снова на арене истории настоящего идеала рыцарственности. Это называется «вопль у бездны, на краю». Все осыпается.
Вы видели фильм «Ночные посетители»? О чем тогда с вами разговаривать! Это последняя попытка утвердить темы, которые вот-вот должны исчезнуть и раствориться навсегда. Это рыцарские идеалы прекрасной дамы, рыцарского служения. Это прочтение истории в этом контексте, воспоминания о некоем короле, основателе династии Копетингов. Гога Копет, который полюбил служанку и стал ей служить. Та стала королевой, основоположницей рода Копетингов. В этот список входит король Артур. Именно в этот момент начинается вся идеология артуровского цикла. В России вся идеология сказочных богатырей и королей. Смотрите Васнецова и всех прочих. Идет попытка уцепиться, схватится за полусказочную, полустертую необходимость, чтобы вернуть его к ценностям, абсолютно утраченным и так необходимых для общества. И, когда обсуждается поздний романтизм, снова начинается помешательство на короле Артуре. До сих пор обсуждается наследство Копетингов. Я знаю одну девушку, которая в одном из европейских университетов защищала свою работу о наследстве и ценностях Копетингов.
Необыкновенная литература начинается во всем мире. О Шир Ле Мане, о Карле Великом. Памятник Шир Ле Мане поставлен в конце 60-х годов, потому что это необходимо. И это во всем мире. Внутри этого разлитого в европейской традиции абсолютно непременного, обязательного требования вернуть культуре представление о рыцарстве, мужчине-рыцаре и, конечно, обязательно прекрасной даме, потому что все стало обрушиваться. Замечательные слова написал Франц Анатоль: «Женщины, я предупреждаю вас: бойтесь эмансипации — она для вас губительна и смертельна». И сам же отвечает на вопрос, почему они перестали быть тайной и к ним потеряли интерес. «Я с ужасом предвижу те страшные времена, когда какой-нибудь нахал не уступит вам место