Античность удивительна. Мы никогда не осознаем, до какой степени мы замешаны, если считать, что наше сознание можно замешивать. Мы замешаны на Риме и никак на Греции. Сейчас мы отправимся в очень интересное путешествие и начнем, пожалуй, вот с этой дамы. Если мы с вами будем говорить о периодизации, то была архаичная Греция, ранняя классика, просто классика и высокая классика, которую мы с вами еще не рассматривали.
Перед нами высокая классика, хотя очень трудно провести границу между высокой классикой и эллинизмом. Но эллинизм это уже не Греция. Греция кончается где-то в точке, необычайно интересной, и которая называется «вторая половина 4 века до н. э., где-то начало 3-го». В общем, конечно, смерть Александра Македонского ставит точку. Эллинизм — это античность, адаптированная на территориях, завоеванных Македонским — провинциальная античность, которая пришла в государства, созданные в результате его походов. Во время Александра Великого центром стала Александрия. Македонский хотел перенести столицу и сделал это. Его не интересовали Афины, а раз Петра не интересует Москва, значит она становится провинцией. Опальная столица. А что его интересует? Новая столица, которая будет столицей чего? Его Империи. Были полисные государства и сразу Империя. Он был гением! Историки рассказывают, что он любил смотреть сны — он видел вещие сны. И однажды увидел, что летает, а Александр любил летать во сне и делал это часто. И вот видит он себя пролетающим над каким-то местом, где есть река. Смотрит, а там уже разветвленная дельта реки. Берет он в руку дротик, бросает его и попадает в некую точку. Как только попал, сразу снизился. А утром, проснувшись, Александр нарисовал это место и сказал: «Здесь будет город заложен». И место это сейчас называется Фарос. Египетский Фарос. Маленький остров недалеко от Мемфиса (Мефиса?). Строительство города Македонский начал с острова Фарос, где было возведено первое в мире высотное здание с лифтом. Это был Александрийский или ФАросский маяк. Первый Император никогда не был в своей столице. Он умер по дороге в Вавилон, где тяжело заболел или его отравили. Возможно, и то, и другое. Он был безумен, и к 37 годам полностью износился. Он не ел, спал на земле, подложив под голову шкатулку и накрыв ее попоной или плащом. В ней было все его имущество, которое называлось «илиада из шкатулки».
Меня очень привлекает личность этого человека, начиная с момента его рождения и заканчивая трагическим финалом. Он ставит очень много интересных вопросов. Например, кто такой гений? Когда человек не может физически справиться со своим гением, он трещит под натиском тех сил, в которых живет. Я хочу привести вам в пример письмо отца Александра Флоренского к Василию Розанову — очень интересному философу и писателю. Я сама читала это письмо. И вот, что он пишет: «Как же не хочется заниматься ни богословием, ни искусством, мое призвание математика, физика и гидравлика».
Я уже говорила, что Флоренский построил Беломорканал и еще очень много чего другого, и когда я, будучи студенткой, впервые пошла в библиотеку Ленина, чтобы почитать его труды, то все, что я нашла в каталоге были только его работы по гидравлике, физике и математике. Там не было ни одной книги, связанной с его другими направлениями. Это был величайший ученый. Он писал: «Что мне делать?», на что Розанов ответил: «Гений безволен, дорогой мой друг. У него своей воли нет — он обречен на свою миссию. Он невольник своей миссии. И не тебе выбирать, чем заниматься».
Мне очень понравилось это письмо. Моцарт не выбирал, он был обречен, но он был бедным человеком и не мог справиться. Я люблю Гофмана, но и он не мог справиться. Очень тяжело. Это человеческая ограниченность, которая страдает от того, что в нее вложено. К таким страдальцам принадлежал Эйзенштейн. Ему было так тяжело, что разносило в разные стороны. А ведь в этом толстом мальчике из Риги было заложено очень многое. Его папа — архитектор, в начале 20-го века выстроил Ригу, и когда он с кем-то знакомился, то подавая ручку, говорил: «Позвольте представиться, Эйзенштейн, из православных». Очень гениально.
Эти люди себя не выбирают. И Македонский себя не выбирал. Я хочу сейчас сказать спорную вещь. Я не утверждаю ее. Я просто говорю спорную. Сейчас отмечали 80 лет Горбачева. Кто он был? Он был рекрутом истории. И сейчас мы присутствуем при очень интересных событиях. Это прекрасно показано в «Мастере и Маргарите». Она имеет свой знак — знак будущего. Но наступил такой момент, когда Филипп Филиппович завоевал ослабленную войной Грецию и положил ее к стопам предсказанного сына, которого он не любил. А что он мог сделать? Ну, скончался, когда тому было 16 лет. Как говорил Гумилев:
— Чего тебе, юноша, золотая молодежь? Посмотри, какое наследство тебе папа оставил. Радуйся жизни, какой ты богатый, красивый, образованный Аристотелем, побеждаешь на Олимпиаде.
— Нет, — сказал юноша, — я этим персам, которые нас 400 лет назад обидели, отомщу.
Почему персам? А они при чем? Не нужны ему персы, дело не в них, а в той воле, перед которой он бессилен. Можно соглашаться, можно не соглашаться, но завоевания Македонского изменили часы мировой истории. Греции не стало, а стала Империя. А когда он умер и той не стало — она развалилась на куски, а одному из его главных сатрапов — греку Птолемею, досталось очень большая территория, куда входили Египет и Александрия, и которая просуществовала 300 лет. И закончилась на тетеньке, которую звали Клеопатра из династии Птолемеев, которая не оставила наследника. Закончилось все завоеванием Рима и вошло в состав римской Империи, как и все, что создал Македонский. И культура, что образовывалась в этих местах была очень разной и прямой наследницей эллинской эстетики. Была линия высокой античности или классики и в том числе эта гражданка. Самая главная скульптура Греции. Вот есть она, Джоконда и Черный квадрат. Знаки времени. Это не греческая скульптура, хотя выдает себя за главное греческое достижение. Самозванка.
Венера Милосская
А знаете, когда она была сделана? В конце 2-го века. Если посмотреть на нее моими глазами, то я должна сказать, что есть один феномен: человечество неоднократно предпринимало усилия, чтобы приделать ей руки. Уж очень хотелось посмотреть, что она сделала своими руками. И знаете, это никому еще не удалось. Усилия пришлось оставить. Дамочка реконструкции не подлежит по одной простой причине — она была сделана именно так изначально. Без рук. Никаких конечностей не полагается. Почему? Потому что во 2-ом веке до н. э. греки уже столкнулись или мир столкнулся с Грецией, как с античной археологией и она — археологический предмет Греции. Греции давно уже не было. Это креатив.
С того момента прошло много лет, а это воспринимается, как высшее достижение античности. Проблема невероятная. Самое любопытное то, что ее болтающиеся складки сделаны очень грубо. Разве их можно сравнить с теми же рельефами на истинных скульптурах? А когда подходишь к ней со спины, то понимаешь, что там художник особо не старался, все мазки довольно тяжелые. А лицо и голова ориентированы на школу Фидия — это, как бы возвращение к эталонам 5 века. Что мы скажем на это? Начало 20 века минус 300 лет, что получается? На улице 17 век. Что происходило в искусстве в начале 20-го века? Происходила удивительная вещь — ретроспекция, когда художник, типа Билибина или Кустодиева, рисовали Россию 17-го века. Билибин идеально делал сказки, декорации никогда не использованные. Но гением-теоретиком первой ретроспекции или воспоминанием о былом величии был Бенуа, у которого был свой бог — Людовик XIV. Это их мир искусства. То же самое, что Бенуа, по отношению к прошлому, новое художественное воспоминание. Это страдания. Это ностальгия, мечта по тому времени и той эпохе, когда Греция была гениальна. И они воссоздают эти образцы. Просто из-за находки эта тетенька стала такой знаменитой. Там такие были баталии и страдания. Я считаю, что более интересная картина у Леонардо не «Джоконда», а «Анна, Мария, младенец и агнец». Она более глубокая, но в эпицентр попала «Джоконда». И здесь, мадама попала в эпицентр и заменила собой Грецию, а на самом деле это ностальгическая стилизация. И это очень интересно. (Аплодисменты).
Лекция № 6 Греция
Эдип — Античный театр — Аристотель и Македонский — Высоцкий — Пифагор — Рустам Хамдамов и его фильмы
Волкова: Я считаю, что в марте коты ходят на крышу. И март влияет не только на них, но и на меня. Читать я сегодня буду не очень собранную лекцию, она такая клочковатая и, кроме того, я должна буду сказать несколько слов о режиссере Рустаме Хамдамове, чей фильм вы сегодня будете смотреть. Он мне вчера такую истерику закатил. Орал, что не придет, если я покажу его фильм «В горах мое сердце». Я ему сказала: «Ну и не приходите! А мы все равно покажем».
Студенты: А он не любит этот фильм?
Волкова: Он его терпеть не может! Считает, что снял гадость и мерзость.
В прошлый раз, я немного недоговорила о Софокле. Что я хочу вам сказать… Для начала повторю еще раз, что для античного общества театр был гораздо важнее, чем прочее искусство, потому что театр представлял собой публичное действие, которое, охватывая ситуацию, помогал этому процессу эмоционально и непосредственно общаться с людьми. Античная Греция на своем уникальном примере показала, как драматургия вырастает из театрального пространства, и как театральное пространство вырастает из драматургии. Они выходят друг из друга, помогая другим частям театра: оркестру, сцене, помосту и уборным сочетаться и дополнять их самих до такой степени, что вся эта конструкция находилась в согласии и в соответствии с тем каноном драматургии, что существовала на тот момент времени. Только античная Греция смогла создать ту уникальную модель идеальности.
Мне иногда кажется, что я хочу поехать в Рим только для того, чтобы еще раз потихонечку, перешагнув через веревку заграждения, подойти вплотную к нужному мне шедевру. Даю вам слово, что есть вещи, которые очень сложно перевести на язык слов. На язык слов искусство вообще не переводится. Можно, конечно, постараться, но, чем больше скульптура или картина приближается к представлению о ее максимальном значении, тем меньше вы можете эту форму или идею перевести на язык. Это очень интересная тема.