ского гражданина. Если вас зажало в метро между двумя дверями, не надо пытаться открыть эти двери. Лучше подумайте, как это могло случиться. Когда Павел ослеп по пути в Домаск, то не стал думать о том, что надо срочно бежать к врачу, потому что глаза засыпало песком. Как и у царя Эдипа, его глаза повернулись внутрь самого себя, т. е. то, о чем писал Платон: «Поверните глаза внутрь и долго удерживайте их в этом состоянии».
С момента царя Эдипа, во всей европейской культуре устанавливается традиция образа слепоты, как прозрения. Великий архетип — Апостол Павел, который стал Павлом и больше никогда не был Савлом. А как его вознесли-то высоко. Одесную по правую руку и всегда два камня. Два строителя церкви — Петр с ключами и Павел — с мечом и книгой. Там такой был темперамент, который мог это сделать.
Для меня большое значение имеет наш царь Александр I. Абсолютная аналогия с царем Эдипом. А то, что так было — это факт. Меня с этого не свернуть. Для него не отцеубийство, а одно только знание о заговоре, было равно отцеубийству. Он был христианином и поставил знак равенства. И то, что он сделал, было очень серьезно. Он никогда не роптал, был бит батогами, пошел на каторгу. Это знает вся Европа, это никогда не уходило с поверхности. Это становится архетипом. Например, историко-мифологический роман Томаса Манна «Избранник», о папе Григории. Вы не читали? Прочитайте. Он маленький. Томас Манн замечательно пишет о том, что человек, написавший этот роман, уже немолод и, может быть, последний из тех, кто призван напомнить миру о грехе и милосердии. Грех царя Эдипа также, как и грех Григория и Александра I был прощен, и мы помним не раскаяние, а осознание того, что была нарушена этическая мера вещей и то, что он осознал, сам понял и сам освободил свой город от проклятья. Александр не смог освободить род Романовых, но поступил, как полагается — он произвел акцию, которую древние называли словом «катарсис». Это не хэппи энд. Не путать! Хэппи энда не бывает, он появляется только в римской драматургии, а в греческой его нет. Но есть более высокая вещь, которую они и называли катарсис. Это не вульгарное очищение — это восстановление вселенской гармонии и порядка. То, что царь Эдип осознал и вырвал. Он иссек корень зла и мировой порядок был восстановлен. Это и есть катарсис. Поэтому вы представляете себе, какую огромную нагрузку нес в себе античный театр? Какая в нем была сила! Приобщение огромной массы людей. Мне трудно это сейчас обсуждать — я не додумала до конца и у меня нет ответа, но театр был сразу всеми средствами массовой информации. Олимпиады, Пиры и театры — это все средства информации. И театр направлял людей на текущие события, потому что они обсуждались там тоже, теми же сатирам, и в перерывах между трагедиями. Те вообще приходили, как газета, как ТВ. Они обсуждали события. Аристофан, который писал и высмеивал все на злобу дня.
Театр был местом очень важным, особенно в эпоху его расцвета, то есть во второй половине 5 века до н. э. Помещение театра использовалось как место для разных художественных информаций. Там выступали гастролирующие гетеры, пели мальчики-эфебы. Оно использовалось для разного рода действий. Но в основном, театр использовался, как место высокого опыта. И что же? А то, что они сделали осталось, а все ненужное распалось. Здание создается внутри лесов. И этими лесами было нечто, что мы знаем очень плохо. Этими лесами была сама жизнь: войны, споры, междоусобицы, любовь, ревность. Вот эти самые «леса» сгнили и распались. Но осталась гениальная идея, остался театр, остался очень ценный мир, осталась феноменальная скульптура, которая может быть создана только на уровне огня Прометея и остановившегося времени…
Так, а сейчас мы с вами поговорим об одном экземпляре. Вот он. В истории Греции есть несколько рубежных моментов. Первый момент — это Греко-персидская война, длившаяся в течение 30 лет на рубеже 6 и 5 веков. Вторая веха — Пелопоннесская война, проходившая на рубеже 5 и 4 веков и третья веха — это Македонский, живший на рубеже 4 и 3 веков. Я достаточно много говорила об Александре Македонском. Могу лишь добавить, что вы себе даже не представляете, сколько о нем ходило легенд. Знаете, было ли, что-то на свете или не было, делали ли пчелы модель или нет, лично я, по своему складу ума, предпочитаю всегда говорить, что было. Так мне проще и является объяснением только по одной причине — не потому, что так проще или легче — я точно знаю, что Зазеркалье такая же реальность, как и та, в которой мы все живем, и что эти миры тесно связаны между собой. Просто в тонком мире события происходят раньше. Да, иногда, некоторые обстоятельства того мира просачиваются сюда, но нам не дано заглянуть за эту тонкую перегородку. Я понимаю, что вы считаете меня не совсем нормальной. Ради бога! вы так и скажите: «У нас там тетка одна читает, и она немного того, ку-ку». Поверьте, мне все равно. Моей репутации навредить уже не может ничего. Она и так повреждена слишком сильно. Так что я хочу вам сказать следующее: я не то, что в это верю, я просто не сомневаюсь, что это так. И моя собственная жизнь неоднократно давала тому доказательства. А судьба, ребята, есть. Это то, что приходит оттуда сюда. Другой вопрос, как вы понимаете, как слышите знаки судьбы, и что вы с ними делаете. Китайцы говорили: «Судьба эта иероглиф, который выпадает оттуда сюда». Об этом же говорили и греки. Покойный Женя Шифферс говорил: «Жизнь постоянно посылает знаки, только вы просто не хотите обращать на них внимание». И он был абсолютно прав. Знак был послан и Александру Македонскому, и не один раз, а вот папаша-то его — Филипп Филиппыч мгновенно протрезвел, увидав маму с трубочкой в руках. Короче говоря, история этого человека, как личности — это одно, а история этого человека, как следствие личности — другое. К тому же история этого человека, как личности, несоизмерима по масштабам ни с чем, потому что показывает возможности личности. Когда я смотрела, как танцует Нуриев, то говорила, что такого быть не может, чтобы у личности были такие возможности. Нет, может! Только они были очень узко выражены — в танце. О Нуриеве можно кино смотреть, рассматривать фотографии, слушать рассказы, еще что-то, но все это не сопоставимо с тем, что вы видите живьем. Меня знобило, температура поднялась — это был бог! Бог, вершащий какой-то танец, как миротворение, перевернувший твое представление обо всем. Тело, которое рассказывало обо всем. Когда он вставал на пуанты, то его ноги невозможно было описать, как и ту энергию, что шла у него от этих ног к телу. Это был какой-то невероятный, прекрасный и мощный выброс. Он весь светился. А так может быть?
Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Разумеется, как личность, император Македонский, который никогда не был в столице, никогда не сидел на троне, никогда не имел дома, спавший на земле с Гомером под головой, напивавшийся так, что мог убить человека и убивавший — это же не какие-то легенды, что были о нем написаны. Он мог спалить город и палил, как спалил по пьянке Персеполис. А почему и нет? Не надо путать моего слесаря, что живет в моем доме с Македонским. Я этой путаницы не люблю и слесаря не рассматриваю, несмотря на то, что мои с ним разговоры достойны летописи. Когда его надо вызвать для каких-то работ — вода течет или замок не закрывается, то я заранее начинаю готовиться к этому бреду речи и распада личности. Но есть и другие случаи — и это Моцарт, и Македонский. Они были людьми и не всегда могли выдержать того напора гениальности, что распирала их каждый день. Им нужна была релаксация. Им нужно было сбросить это напряжение, ну, хоть, как-то. Как и у Высоцкого. Они напивались. Причем вульгарно. Пьянка у Александра так и называлась Пир у Македонского. Он был гениальным человеком, жившим трагически по всем пунктам, но он перевел часы времени. Он раздавил Грецию, он очень рано встал во главе державы. Как писал Гумилев: «Ну, чего тебе, мальчик, надо? Живи спокойно. Тебе папаша такое наследство оставил. Смотри, сколько у тебя всего. Радуйся!»
— Нет, меня обидели персы.
— Когда? 300 лет назад? Успокойся, никто тебя не обижает. Посмотри, какие у тебя друзья, какой учитель.
— Нет, меня обидели персы. Нас обидели персы. Мы греки или не греки? Я пойду и им сейчас за все отомщу! Я дойду до конца!
Нет слов! Вы не думайте, что он шел абы куда. Аристотель был вынужден нарисовать ему карту, и она сохранилась. Сейчас я расскажу вам то, о чем мало кто знает. Было такое издание документов Академии Наук. Замечательное. Академическое. Оно практически прекратило свое существование. Я считала его лучшим во всей советской культуре. У меня есть много книг, которые они выпускали: и по Византии, и по Риму, и по Бальтасару Грасиану — испанскому иезуиту, и по доктору Фаустусу, и по королю Артуру. И во главе этого издательства стоял академик Ученко (?). Мы с ним дружили, к тому же его жена работала во ВГИКе. Так вот, ему не дали выпустить ни одной книги по переписке Македонского с Аристотелем. Там была очень сложная история и подлинность многих писем не была доказана.
Аристотель был достаточно занятным персонажем, дважды женат, единственный из всех философов, имевший детей и друзей. Очень интересный человек, отслеживал все и Александр, по привычке, отчитывался перед ним. И, когда он дошел до Памира, то тут же повернул обратно. Он был в ужасном состоянии и написал свое знаменитое письмо Аристотелю: «Нет края никакого, зачем вы обманули меня учитель?» Я рассказываю вам об этом только потому, что академик давал мне читать их переписку. И для Александра изменился мир, в котором Пифагор был прав, а Аристотель нет. Эти два великих человека по уму были равны, но Пифагор вычислил, что Земля имеет сферическую форму. Точно так же, как и то, что не все небесные тела имеют сферическую форму и держатся через особую возможность, которую он описал, и которую мы знаем под словом «гравитация». Пифагор считал, что все держится на музыке сфер. На ритмо-вибрациях особого поля.
И Македонский был вынужден вернуться обратно. Разбитый, усталый, зареванный, потому что он много плакал, не зная, что ему теперь делать. Он заигрался в евразийство. А ведь он был первым теоретиком этого понятия. Ойкумена. Европа и Азия диффузионны. Их не должно было быть среди Средиземноморья и азиатских стран. Они должны пронизать друг друга, но ни в коем случае Европа не должна была оккупировать Азию. Македонский говорил: «Завоевание есть только одно: кровью и кровью. Когда вы приходите, как солдаты, вы неизбежно проливаете кровь и эта кровь, которая будет смыта всегда теми, куда вы пришли. И тогда вступает другая кровь. Вы должны породнится с тем населением, куда вы пришли».