Лекции по искусству. Книга 2 — страница 26 из 63

Студенты Да! (смех)

Волкова: Олимпиада дело добровольное и полезное?

Студенты: Очень!

Волкова: Оно может быть даже и не полезное, а бесполезное. А где бы была Древняя Греция? Тоже самое и театр. Он был дело не добровольное, но чрезвычайно важное. И если вы зададите мне вопрос, я скажу: «Думайте сами». Ответ дадите вы, а не я, потому что я — человек старый, принадлежу к консерваторам, головы у нас уже не те, а вот у вас-то молодых головы открытые. Так кому это было нужно?

Студенты: Метафизике. Европейской цивилизации.

Волкова: Метафизика, это да. Это относится к совершенно особенной области. Я считаю, что античная Греция относится к области единственной и уникальной. В том числе и театр.

Уже во времена Эсхила, и это очень хорошо известно, были театральные костюмы. Они были 3-х или 4-х видов. Самый красивый и пышный — костюм царя. Потом были костюмы для главных лиц, для ролей второго плана и хора. Мы с вами должны обязательно поговорить о роли хора и его значении. Главные действующие лица, лица менее главные и хор. Из всего этого вырастает опера и европейская драматургия. Потому что, по своей природе, опера диалогична, хотя, казалось бы, они поют. Но это диалоги. И обязательно существует внутренняя спрятанная конструкция театра — система союза хора и оперных певцов. Отдельно исполняется опера хора. А какую роль, скажем, играет хор у Верди? Если проанализировать, какую роль играет хор у Верди и античный хор, то это не только некое коллективное начало, но это сложный, по своему смысловому напряжению, коллектив.

Наконец, я хочу сказать, что первые театральные маски сделал Эсхил. Он специально сделал их скульптурными. В истории античного греческого и римского театров существует два типа грима: грим как маска и грим как краска, нанесенная на лицо. Это было в античном театре, но в основном это относится к римскому театру. В римском театре обязательно пользовались маской. У Плавта — гениальнейшего драматурга всех времен и народов, были маски, но он очень любил гримировать лица и это зависело от ситуации. Иногда в своих пьесах он комбинировал. Появляются гримы у Еврипида и Аристофана. Аристофан почти был без масок, в гриме. А у Эсхила театр масок. Актеры надевали катоны — такие сандалии на большой платформе и выходили на скену. Это выражение «на катонах» имеет иносказательное значение и всегда свидетельствует о приподнятости и торжественности. Театр Эсхила отличался от остальной античной драматургии своей монументальной неподвижностью. Такой торжественностью! Своей неподвижностью он совпадает с застывшими характерами. От античной архаики там нет движущегося характера. Очень интересно, что и для Софокла, и для Еврипида необыкновенно важен был момент открытия истины. Ведь все драматурги писали по уже известным сценариям. Они, приходя в театр, не спрашивали: «А чем кончится?» Все знали, чем кончится, что конечно не важно (смех).

Почему основой для всей античной драматургии, за очень редким исключением, был опять-таки Гомер? Потому что была мифология и, если, какой-то тип убил своего отца и переспал с матушкой, мы можем сказать: «Вот он, нехороший человек!», а если речь идет о царе Эдипе — это же совсем другая конструкция. Это мифологическая конструкция и относится к каждому. Потому что миф — это архетипическое клише, которое находится на дне нашего сознания и это было доказано в 20-м веке психиатром Юнгом, от Штендера до Бехтеревой. Да, мы рождаемся с листом бумаги. Иногда. Тогда, если нам объяснят в школе, что такое царь Эдип, мы все равно не запомним. Никогда. То есть повторить это мы можем, но о чем будет идти речь — нет. Это должно быть в тебе. Это должно пробудиться.

Хочу на этом месте, поскольку у нас осталось одно занятие по античности, сказать пару слов о великой педагогической деятельности Сократа, который был первым великим профессором-педагогом. Он изложил всю свою педагогическую теорию в «Федоре» и одним из положений этой системы является то, что научить вообще нельзя. И научиться тоже. Сократ сказал свою знаменитую фразу: «Мальчика можно теореме научить, если эта теорема есть в мальчике. Надо делать с ним что-то другое». Поэтому, если в вас заложен миф, вы можете его реализовать, Ну, а если нет, то вы никогда не поймете, о чем идет речь. Греки знали, о чем идет речь. Абсолютно точно. Таково было их коллективное сознание. Речь была о другом. О некоем раскрытии обстоятельств и положений, потому что никто из античных трагиков, следуя мифологической фабуле, никогда не воспроизводил ее одинаково.

Эсхил, как и Софокл был богатым человеком, аристократом, он содержал театр на свои деньги. Что вы хихикаете? Что я сказала такого смешного?


Софокл


Эсхил


Студенты: Кто-то так вздохнул тяжело на словах «содержал театр».

Волкова: Театр был самым главным, потому что он апеллировал ко всем людям, к их понятиям, к их анализу. А уж Эсхил, тот был гиперпатриот, он же воевал в Греко-персидской войне. Так что вы хотите? И Софокл тоже. Они оба были очень большими патриотами. Разумеется, это воспитание нации. И театр — это воспитание, в том числе и патриотическое.

Студенты: А вход в театр был платным?

Волкова: Платили только определенные сословия. Для остальных вход был бесплатным. Театр был делом меценатским. Он содержался на налоги. На 80 процентов театр был бесплатным, потому что это было делом государственной важности. Так. Значит, что я хочу вам сказать, так как мы читаем с вами без перерыва, то я почитаю вам немного из Эсхила, как драматурга и на этом мы сегодня закончим.

Что интересно, я села на ветку и пою до двух часов дня, а когда я читаю во вторник, то до шести петь не могу. Потому что прожит день, и ты за этот день себя уже как-то израсходовал. И вам до шести слушать тяжело. А мне важно, чтобы то, что я вам сообщила, вы запоминали, иначе, чтобы все это знать и понять надо 100 книг прочитать, а я даю вам обобщенно. Так. Я хочу остановиться, с моей точки зрения, на очень важной пьесе — чрезвычайно интересной, которая называется «Прометей прикованный». Я ее видела в необыкновенном театре, который назывался «Театром мимики и жестов для глухонемых», и который, когда-то, держал режиссер Знамеровский. Он не отступал от текста Эсхила нисколько, и актеры стояли на одном месте и говорили свои тексты. Тут же стояли переводчики, которые были одеты необыкновенно интересно. Например, один говорит несколько слов, потом поднимает руку, а на ней красная перчатка, потом еще говорит, поднимает другую руку, а на ней белая перчатка. И у каждого переводчика перчатки разных цветов. И когда они переводили очень быстро на глухонемой язык, то своим балетом рук давали информацию не только жестами, но и цветом. Этот цветной язык был переводом Казимира Малевича. Сферический супрематизм! Это был настолько гениальный спектакль, что на него валила вся Москва и люди смотрели по нескольку раз. Это было удивительно. И что важно. Помните я говорила, что в античной живописи вазопись была чернофигурная, белофигурная и краснофигурая? Вот Эсхил, скорее всего, принадлежит к чернофигурной, мекенской школе. Он такой монументальный, неподвижный, мощный и там присутствовал язык этого цвета. Так что цветовая волна тоже шла на зрителя.

Как правило, античные пьесы имеют определенную конструкцию. Они имеют пролог. Граница действия — это хор, причем разделенный на две части. Одна часть хора помещается у кромки, а другая на приступочке. Когда хор только вступает, он всегда вступает снизу. Это называет «пород». Не «пародия», а «пород». Та часть хора, что стоит на приступочке называется «стасим». Пород и стасим. И между ними происходит действие, которое называется «эпизодий», то есть, проще говоря, трагедия, выстроенная очень конструктивно, как архитектурный или скульптурный канон, олимпийские соревнования или Пир, имеющая внутри себя пород и стасим. То есть, это все разбито на эпизоды между разговорами.

Итак, главные действующие лица: Прометей, Власть и Сила.

Пролог. Выходит Власть и говорит:

Вот мы пришли в далекий край земли,

В безлюдную пустыню диких скифов,

Твоя теперь обязанность, Гефест, приказ отца исполнить,

И к горным кручам вот этого злодея приковать,

Нерасторжимых уст железной цепью,

Цветок твой яркий, творческий огонь,

Украв, он смертным в дар принес,

И должен за этот грех наказан быть богами,

Чтоб научился Зевса власть любить, свое оставив человеколюбье…

И это в 6-ом веке до н. э.! У Эсхила есть вот эта архаическая, свойственная монументализму и локальным цветам прямота и чистота выражения.

Власть говорит:

Ты, Прометей, должен быть прикованный в горах, потому что ты украл творческий огонь. И неси наказание.

Власть сказала очень важную вещь, на все времена: те, кто одарен небесным творческим огнем не ждите приятного существования.

Далее речь идет об окружении героя. Это изрекает Власть:

Украв, он смертным в дар принес и должен за это грех наказан быть богами.

А рядом стоит Гефест, бог-кузнец, который является родным братом Прометея. И его торопят, чтобы он быстрее приковал брата к скале. И Гефест говорит:

О, Власть и Сила, воля Зевса вами исполнена,

Вам дела больше нет, но как решусь я бога мне родного,

К скале, открытой бурям, приковать, и все ж решиться мне необходимо,

Приказом отчим страшно пренебречь, Фемиды мудрой, сын высокоумный,

Не по твоей, не по своей я воле, несокрушимой медью прикую тебя

К нагому дикому утесу, где голоса людского никогда ты не услышишь.

Солнцем опален, ты почернеешь весь,

Тебе на радость закроет ночь мерцающею ризою сиянье дня

И вновь рассеет солнце, росу заря,

Но бремя тяжких бедствий тебя все также будет иссушать….