(смех) И Эйзенштейн дал ему честное слово, которого было достаточно для того, чтобы при Академии искусства кино было признано искусством и образован сектор кино.
Почему я говорю об этом. По двум причинам, если хотите знать. То, что связано с бессмертием греческого искусства, с тем что оно комментирует вот уже на протяжении 2,5 тысяч лет и будет комментировать, пока существует европейский античный мир — это учение о душе, как врожденной идее, постоянно обсуждаемой античной философией. Оно находит себя в идеях и сочинениях Пифагора, стОиков, софистов, философии Платона и Аристотеля, как бы они не были между собой различны. Но есть, кое-что еще, что безусловно их объединяет. Идея и есть душа. И душа есть идея.
Обязательно должна быть идея. Она просто должна быть. Не ее упрощенная форма — она должна быть ясна. А уж как вы ее воплотите — это другой вопрос. Но изначально, в глубине всего, лежат идеи.
Я начала с того, что от греков до нас дошли идеи. Идеи театра, идеи художника и материал, идеи Пигмалеона, идеи бесконечно и вечно живущей души искусства, идеи ордера, идеи философии. И, где-то в них надо искать главное, потому что у них очень много разных аспектов. Но главное, конечно, это тема идеи и она всегда представляет собой нечто одушевленно-одухотворенное. Идея — это не мертвая вещь — это матрица Дао. Идея — это суть сути. Идея и есть суть.
Поскольку Космос состоит из идей, то он выпадает во временное бытие, как идеи в облачении плоти. Я стараюсь выражаться как можно проще. Среди всего огромного количества идей нам нужно попытаться нащупать главное. В мировой христианской культуре, теологии и искусстве признаны две канонизированные фигуры — это Македонский и, конечно, Платон, так как неоплатонизм проходит через всю культуру средних веков, будь то православие, католицизм или наше новое время. И только поэтому «Вся мировая философия есть лишь комментарий к Платону». Это слова Мираба Мамардашвили.
Я хочу выделить только несколько основных точек. Первая — это тема души. Она сквозная и является сутью сути. Душа — это очень интересно, и она тесно связана с учением об идеях. Самые большие диспуты разворачивались всегда на эту тему. Древние обожали говорить о софийности души — софийности или мудрости, одним словом о том, что в средние века стало называться теологией или софистикой, и то, что было для Сократа очень важно. И, разумеется, бесконечные разговоры на тему о том, что такое любовь, потому что с душой и с бесконечными вариантами обсуждения того, что она представляет из себя, рождалось знание определяющее, по мнению древних, отличие человека от мира тварного. Человек рождается с врожденными идеями и в отличие от остальных тварей, в числе этих идей, наиглавнейшей является любовь. Любовь называлась ими по-разному. Я говорю вам об этом лишь оттого, чтобы вы знали, что никакая идея, будь она творческая или жизненная, не может быть связана с душой и не может существовать вне любви. У них даже была такая идея Эроса. Я много читала об этом. В частности у моего любимого Мирче Элиаде. Это такой венгр, эмигрант, который жил и умер во Франции. У него есть гениальная книга «Космос и история», а также масса других, связанных с идеями Платона и с темой того, кто есть Эрос. Мирче очень интересно рассуждает о том, что Эрос, родившийся еще до богов, предстает как первичное явление! И вне этой первичности не существует ничего — ни духа, ни материи — это центральное, ключевое явление. Это атом мира. Идею любви и Эроса, как стремление к абсолютной красоте и совершенству, развивают все философы.
Идеи любви стремятся к абсолютной красоте. Я говорю вам о цементе, который является связующим звеном всего того, о чем мы говорили и еще будем говорить. Художники, выделенные в особую группу, были бесподобными философами и по мнению Платона в его учении об Эросе, которое бесконечно сложное, подтверждает, что эротика восходит к красоте и что любовь есть высшая идея среди всех идей души. Кроме этого, настоящая любовь бывает только в идее, ибо вне ее настоящей любви не бывает, поскольку душа есть идея и человек, рождаясь с врожденными идеями, имеет задачу раскрыть эту самую идею в себе. То, что человек любит в другом человеке и есть душа, все остальное — заблуждение и наваждение любви, потому что только идея в духовной любви и есть любовь подлинная. И, далее он пишет так: «Есть вечно тождественное бытие и это вечно тождественное бытие — есть идея, среди которых первая любовь. И вне любви нет ничего». Что же касается того, что есть тело, то оно есть, как момент временный и очень часто является моментом заблуждения. Он говорил, что любовь к телу есть лишь только мнение — он употреблял именно это слово. Только мнение. А мнение гибнет и никогда не существует. Это все есть в его диалогах, которые называются «Тимей». Мнение временно, как мода и погибает. И тот момент, когда оно гибнет, пропадает та часть чувств, что называется любовью, и которая есть ни что иное, как увлечение телесными формами. Так что мнение — это вещь временная, очень хрупкая и повторюсь — гибнет, подобно моде. Мнение никогда не существует на самом деле, оно существует только как идея.
Уж поверьте товарищу Платону. Неужели не понятна такая понятная вещь? А ведь это сказал человек, который жил за 2,5 тысячи лет до н. э, как минимум, и который сказал: «Господа, любовь — есть идея души и она вечна».
А почему для Данте нужна была Беатриче? А почему Боттичелли нужна была Симонетта Веспуччи? А прекрасная дама рыцарям-тамплиерам? А почему Александр Блок никогда не прикоснулся к тетеньке, которая хотела рожать только детей и больше ничего? Он назначил ее Прекрасной Дамой, неизменной любовью своей души, идеей, а этой идее хотелось только рожать. А он говорил: «Нет, наша с тобой любовь в вечность собралась. Поэтому давай без глупостей, в которых есть мнение и мнимости». Все так и случилось. Бедная Любовь Дмитриевна. Как ее жалко. Ну за что такое «счастье» здоровой, краснощекой тетеньке. Детей хотела. Ну, не повезло, просто до жути. А он платоникой полностью пронизан. Ему муза нужна. Да здравствует Дульсинея Тобосская! Правильно я говорю? Правильно. А, если бы он — бедный, несчастный, пошел бы за своим мнением, что бы он увидел тогда? Коровницу? Господи, какая бы это была трагедия! На самом деле мы должны осуществлять идею любви. А это размножение и деяние. В каждой вещи есть вечная и неизменная идея. А дальше мы будем говорить самые знаменитые слова, тенью или отражением которых является вещь — это такие вечные спутники идеи. Я постаралась коротко, внятно и очень точно рассказать вам о главном, что с моей точки зрения остается неизбежным для формы античной философии, потому что она есть форма для греческой идеи.
Философия существовала только в Греции и главным в ней было ядро формы. И ядро это — слово. Только слово и есть форма и даже, если это слово есть пластическая форма, то она, все равно, есть слово. То есть суть смысла. Даже если этой формой является фильм — это тоже слово, сказанное через кинематограф.
Главным предметом для греков было упражнение в диалогистики и я снова возвращаюсь к тому, о чем говорю непрерывно — искусство должно входить во внятный диалогический процесс с вами. Вы должны быть в диалоге с идеей. Сократовский диалог носит характер самопознания, потому что Сократ постоянно задает вам вопрос: «Я — шмель, я — шмель и я буду вечно гудеть над вашим ухом». Почему они все так взбесились в Афинах? Этот самый поэт Милет и кожевенник Анит? Почему? Этот Милет и поэтом-то был на подобии Ивана Бездомного. Сократ бесил их. Он толкает к разговору, задает вопросы, на которые нужно отвечать, провоцирует, требует обнажения, чтобы собеседник встал и увидел себя со стороны. Для Платона эта сторона вопроса «кто я?» или «кто ты?» не была чем-то таким очень необходимым. Его это мало интересовало. Его больше интересовала беседа о главном, сама философия или разговор о выяснении истины. Но всегда и во всем, в античной культуре, главным является слово. Это уже потом Рим скажет: «Мысль изреченная — есть ложь». Это скажет Рим, потому что они-то считали, что язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли. Они не были похожи на греков, а греки считали, что мысль или идея должны быть ясно выражены в слове, а слово есть диалог. Как уникальна эта культура! Как непонятна, таинственна и метафизична. Философия родилась из Пира. Поверьте мне, высшая форма существования человека в мире родилась из бытовой традиции Пира.
Студент: А Вы не знаете, откуда произошло слово «стоицизм»?
Волкова: Стоицизм произошел от слова «стои» и это есть ни что иное, как раскрашенный бортик на Акрополе — пропеллере, где собирались Зенон и его последователи, соратники. Вот они и были стоиками и говорили на эти же темы. Зенон был совершенно уникальным философом, родоначальником стоицизма.
И театр, как высшая форма общественной, культурной и духовной жизни объединяла их всех. Они говорили: главное диалог, образование и педагогика. Боже, как все просто. Если есть общие традиции, если есть свободный диалог, если есть некие общие идеи — уверяю вас, из этого дела что-то путное, да получится. Они слишком высоко относились к тому, что мы называем врожденные идеи… Точно так же, как любовь — есть любовь только тогда, когда она является идеей, а не мнением.
Когда я была молодой, то была очень дружна с одним человеком, намного старше меня. Я только пришла во ВГИК, а он был великим актером. Я его знала и до прихода во ВГИК — мой отец очень дружил с ним. Его звали Сан Саныч Ром. Это был необычный человек, который преподавал во ВГИКе. У него была такая внешность, которая сейчас мало у кого бывает. Красавец, с тяжелыми веками, он был очень интересным во всех отношениях. И вот, однажды, у нас зашла речь об одной даме, которая считалась первой красавицей Москвы, и я очень ей восхищалась. И он мне сказал: «Да, брось ты, Паола, что ты такое говоришь! Что за чушь?! Она абсолютно вульгарная и ее красота — мнимость». А он был такой холостой, абсолютно одинокий, жил со своей сестрой и племянником. Я ему говорю: «Это вы говорите?» И он ответил: «Да, это говорю я. Я — истинный ценитель красоты, потому что у меня нет мнения. Я беспристрастен. Я лишен беспристр