А теперь посмотрите на то, что Мария не вписана в Анну и младенец в ее руках занимает положение между двумя женщинами. В этом рисунке заложена существенно другая мысль. Если на картине младенец-человечество не имеет отношение к Анне, то здесь все по-другому. Анна — мать Марии и младенец, занимая промежуточное положение между этими двумя женщинами, указывает нам на то, что у человека есть не только земное происхождение, но и небесное. Очевидное и не очевидное. Как вы понимаете, Леонардо несколько по-другому разворачивает мысль — она более традиционна, потому что Сын послан, и он не совсем дитя человеческое. А на этой теме я хочу немножко остановиться.
Вот человек, который живет на границе 14 и 15 веков. Давайте перенесемся и посмотрим, что в это время происходит в России. Вообще-то это догрозненский период. Момент становления государства московского и становление древнерусского искусства. Что пишут в этот момент художники? В этот момент происходит рассвет московской и белгородской школ. Феофан Грек и Андрей Рублев впервые в начале 15-го века создают Иконостас. Вся художественная мысль, как бы она не была рафинирована по своим художественным качествам, находится в жестких рамках традиционной греческой ортодоксии. Почему в этот момент западная мысль так свободна и так широко раздвигает все границы? Почему в этот момент начинается реформация и этот эскиз находится в пределах рассуждений, потому что младенец благословляет. Кого? А кто второй младенец?
Студенты: Ангел?
Волкова: Конечно! Разумеется! Или назовем это еще одним словом «Предтеча» — тот, кто раньше был Агнцом.
В своих эскизах Леонардо пробует свинцовый карандаш, свинцовые белила, графическую технику. Он очень много занимается складками, отдельно их пишет. А мы с вами уже говорили, что складки — это такая античная вещь и подчеркивает выразительность тела. И так же, как и в картине, главным здесь остаются отношения Анны и Марии. Это остается неизменным.
И, наконец, третья картина из этой серии, смысл которой мне не понятен. За исключением нескольких деталей.
Точно также, как и в двух показанных работах здесь присутствует два пространства. Одно, собственно говоря, и есть сам грот в скалах, а второе то, что вы видите в просвете между скалами, особенно когда вы подходите к самой картине. Вот с этого просвета мы и начнем.
Итак, эта картина написана с той поверхности, что окружает грот и мы можем наблюдать, что происходит внутри самих скал. В результате мы понимаем, что другое пространство как бы заходит в один из гротов. Эта картина отличается именно тем, что мы видим эту поверхность с тем же самым освещением. Поскольку это репродукция, то, к сожалению, несколько изменен цвет, но, когда вы стоите рядом с самой картиной, то это просто бросается в глаза. Тот же самый цвет, тот же самый ландшафт. Абсолютно. Плюс свет пространства. Вроде бы он уже покинул грот, он на другой поверхности, однако он продолжает присутствовать. А как он сюда входит? А через еще небольшое пространство, что находится над самим гротом.
Мы смотрим на картину и думаем, неужели это безводное место? А Леонардо говорит нам: «Нет. Пусть не обманывает вас эта безводная поверхность — там есть вода. И там есть жизнь, но только она находится внутри». Но мы ее не видим. Мы видим Марию с лицом Джоконды, очень маленький, бледный какой-то цветочек — плющ, младенца, которого она поддерживает рукой, и который сложил свои ладошки пирамидкой. И у каждой руки на этой картине свой смысл и свой знак. Знак рук Марии — это знак покровительства, написанный в очень интересном ракурсе. На одной из версии картины, младенец, находящийся около нее — это Иоанн Креститель и его руки, сложенные в виде пирамидки, можно трактовать по-разному. А посмотрите на сына Марии. Он тычет своим пальчиком, таким острым, пронзительным, как гвоздь. в сторону Иоанна Крестителя. Он хочет сказать этим что-то? Или это жест благословения? Узел, как бы здесь — на младенце Иоанне, которого Мария поддерживает за плечо. А может эта пирамидка рук есть покровительство Отца и благословение Сына? Или мы должны поменять имена младенцев, поменять их местами? Описание зашифровано. И зашифровано очень изящно и изысканно.
Явно, что два пространства: безводное и безводно-водное хранят тайну. Очевидно, что речь идет о том, что там, где присутствует вода есть и тварность, и растения, а, следовательно, и тайная обитель. И я не могу до конца расшифровать это таинство — оно для меня не очень внятно. Есть замок, но ключа у меня пока нет. А для того, чтобы совсем разомкнуть замок, надо понять то таинство, которое связано с водой, потому что вода, как источник, есть абсолютная жизнь и таинство крещения. А таинство крещения связано с водой не только как с жизнью, но и как приобщение человека к высшему, то есть жизнью в другом измерении, а при земной жизни это связь с другим измерением. Спору нет: все эти персонажи из одной сказки — сказки Леонардо да Винчи.
Совершенно удивительно то, что очень присуще Леонардо вообще, и с чем я соединяю тему двойной природы всех его персонажей — это тема «ангел-демон». Всемиф о всечеловеке. О всечеловеке с двойной природой бытия, демонически разрушительной силой и совершенным ангельским присутствием. Я хотела бы остановиться на этом. Посмотрите, как он пишет сквозь полуприкрытые веки прозрачные глаза. Это просто невероятно. Какая-то прозрачность глаз: очень нежных, как лепестки век. А, между тем, независимо от того, мало или много мы видели подобных глаз, в этих очень большая содержательность. В них есть что-то видящее незримое и неявное. В них нежность и соблазн разрушения. Теперь вам понятно, какого персонажа искал Висконти для образа Тадзио. И он его нашел. Вот, кто глубоко залезал в проблему, кто своим древним и утонченным чутьем понял то, о чем я вам сейчас говорю — об этой двойной природе человеческого Абсолюта: позитивно-негативного, разрушительно-привлекательного. Как то состояние, что волновало Томаса Манна, и которое он описал во всех своих персонажей. Как гениальный Висконти воспроизвел все это в «Смерть в Венеции». Моя любимая тема «Мост через бездну», и я обязательно напишу в одной из моих книг и о Леонардо, и о герое Томаса Манна — Ашенбахе. Все смотрели «Смерть в Венеции?»
Студенты: Да!
Волкова: Помните, Ашенбаха, который живет в поисках Абсолюта, ищет его и, наконец, находит в лице мальчика. Он видит некое совершенство в этом подростке и тот становится воплощением совершенной ангельской природы симфонизма и гармонии. Помните, как он водит его по холерному городу? Вы помните, когда этот подросток идет по холерной Венеции с сестрами и няней, а Ашенбах их преследует? И Тадзио поворачивается к нашему герою и смотрит на него своими прозрачными глазами? Помните или нет? Если не помните, то пересмотрите. Обязательно! Это же тема Леонардо. И очень сильная тема. Надо ловить эти художественные флюиды. Так что показывает нам Висконти? Он показывает, как Ашенбах поднял этого мальчика к небесам, считая его божеством, и как тот привел и ввергнул Ашенбаха в ад. Потому что, когда ты приближаешься к совершенству, оно становится тьмой и его прикосновение испепеляет. И наш герой попадает в эту бездну. Жаль, что в фильм не вошел сон, что описывает Томас Манн, а ведь он является таким грандиозным узлом, таким скольжением по времени, таким комментарием времени!
Читать сейчас о Леонардо, думать о нем без того, как он отзывается, конечно, невозможно. Это фигура очень важна, потому что она не прочитана до конца. Эта его двойная природа, все его ангелы и демоны. Был такой в начале века писатель и журналист Волынский, который написал книгу «Демонион Леонардо». Правда, он очень сильно пережимает, потому что там нет никакого демониона, а лишь наблюдение за двойной природой гениальной, творческой личности и того, что происходит с ним самим. И о том, как Леонардо сам, своим финалом, своим концом проигрывает ту историю, которую описал Манн в «Смерти в Венеции», а Висконти в своем одноименном фильме, когда Ашенбах встречает своего ангела-демона, напророченного самому себе и напарывается на кинжал.
То же самое было и с Леонардо, как с личностью. И Манн, и Висконти очень хорошо знали об этом, потому что ни для кого не было секретом, что этот феномен — Леонардо остался без силы и без защиты. И он уже не мог выпустить свою рептилию из клетки, а просто сидел, укутанный в шубу, перед открытым окном с приспособлением, что двигало его руки и ноги, и мерз в жару. А тут, насвистывая какую-то мелодию, по двору пролетает ангел. Мальчишка. И Леонардо увидал совершенство. Его еще долго трясло от лицезрения этой абсолютной красоты. И в этот момент, как и Ашенбах, совершенно неуязвимый ни в чем, с Леонардо случается катастрофа. Он влюбляется. Но любовь его оказалась не платонической — она оказалась неожиданной для него страстью, жаждой взаимности. И он погибает. Как говорит Тонино: «Одну минуточку, будьте внимательны. Ты меня понимаешь?» Вот у Пушкина есть поэма «Дон Жуан». Я задаю вам вопрос. От чего погибает Дон Жуан?
Студенты: делают предположения.
Волкова: Нет. Он погибает от любви. Дон Жуану не положена любовь. Ему нельзя любить. Такие, как он, погибают от этого. И на этом историю можно закрыть. Когда я говорю о таких людях, как Ашенбах, Леонардо, что идут по жизни поступью неуязвимости, то я знаю — этим людям нельзя любить! Только обладание!
Надо отметить, что Леонардо боялись смертельно. Он убил мальчика. Позолотил его на праздник Благовещения из пульверизатора. Милое дитя, из хорошей семьи. И что? А ничего. Ему так надо было, он так хотел. Я процитирую буквально его слова: «Благодарением бога мальчик умер. Это доказывает лишь то, что кожа также является органом дыхания. Опыт необходимо повторить еще раз». И под словом «повторить» стоит двойная черта. Правда интересный эксперимент? И он повторил его дважды. Только теперь, наученный флорентийским опытом, он купил детей в приюте. Одного посеребрил, а второго еще чем-то облил, по-моему, ртутью.