Египетская пирамида, только из черепов и нам, ребята, это очень понятно. Мы видим, что такое война, обезлюживание мира. Люди уходят вот так. Смотрим мы какой-нибудь переход Суворова через Альпы и думаем: «А война — вон как здорово! Парни какие молодцы, на заднице сами спускаются. Да, хоть, с Эвереста, мы все равно победители». Прелесть какая, правда? Это точка зрения. Мы главные и пришли всех освободить, потому что наш солдат с оружием откуда-нибудь скатится. Это уже просто можно лечь под него и все. Мысль! А Пикассо — человек 20-го века, но там пространство стоит на месте, там земля стоит, горы стоят, просто вопрос в том, что Верещагин, попугивая, говорит: «Будем все-таки пацифистами, потому что не понятно чьи, черепа-то. Это череп моего солдата, а тот еще кого-то — это черепа человечества».
Верещагин «Апофеоз войны»
Он за весь земной шар объясняется, и эта гора становится «не русских против кого-то» или «кого-то против русских», а апофеозом войны, а у Суворова это становится апофеозом патриотизма и победы.
Суриков «Переход Суворова через Альпы»
Но мир продолжает ставить. А Пикассо говорит: «Не надо этих иллюзий и заблуждений. Только без этого давайте посмотрим правде в глаза. Потому что война — это не гора черепов и не апофеоз патриотизма. Это ввержение мира в хаос». И не останется мира, как Логоса. И возвратится мир к начальному Заосу, из которого он с величайшим трудом превратился в Логос. А при хаосе будет уничтожена материя. И мы люди должны знать, что хтоническое начало и вся цивилизация вместе взятая — все превратиться в разодранные куски, лишенные внутренней связи и выброшенные в виде шлака на помойку. А когда я увидала эту картину в подлиннике, в Испании, я поняла, что больше не пойду ее смотреть. Ты находишься за границей, в Испании — синее небо, солнце, так хорошо, а тут такое, что моментально портится настроение. Картина-то большая, написана здорово и очень убедительно. А в чем дело? Как сказала Ахматова: «Когда человек дерется на шпаге или на турнире он видит вас в лицо, видит ваши глаза». Это одна степень контакта. А, если ты поднимаешься над Хиросимой и никого не видишь — ни детских глаз, ни стариков, а в трубку кто-то говорит: «Люк первый открывается», то ты выбрасываешь смертоносный груз и улетаешь. Так что после тебя осталось? А вот это. Вот почему я показываю вам разные примеры, чтобы вы поняли то, что понял Пикассо еще тогда, до Хиросимы, когда он — человек 19=го века увидал первую в Европе бомбежку. И, как гениальный художник он сразу помножил на пространство и время, и сделал вывод раньше, чем все это произошло.
Пикассо «Герника»
Пикассо «Война»
Пикассо «Резня в Корее»
Настоящий художник тот, у кого одним из первых бьют молоточки, отсчитывая время, и он слышит, что там говорят, и не закрывает интуицию. Он живой организм и отзывается на это. И то, на что отзывается искусство нового — это всегда новое пространство. Именно по этому принципу. Вот нам говорят: «Античность меняется совсем другим искусством» а мы, раз, и предъявляем новое пространство. Мы не показываем Венеру — у нас есть явление и новый мир. Вот, почему я говорила, говорю и буду говорить миллионы раз: величайшие, гениальнейшие художники, которые определили, что такое православное искусство в России были те, кто сделал новое пространство — Феофан Грек и Андрей Рублев. Это так и есть. Просто в книгах это все размыто. А есть просто факт строительства Иконостаса в Благовещенском соборе Кремля. Это было абсолютно выражено и четко артикулировано с предельной ясностью в новое пространство. Точка! А потом, до 18 века, мы свою идеологию выражали через это пространство, но, как всегда, в России это было только сверху и только сразу — у нас такой путь развития. Только сверху и за один день — вчера веровали в бога, за ночь что-то случилось и утром оказалось бога нет. Нет и нет. Новое пространство. Парни в кожанке, у которых вместо лица дуло пистолета.
Приходит Петр и говорит: «Это вы в каком веке живете? Мы где? У нас в Голландии знаете что? Иван, ты, Петр, ты, Семен, завтра едете в Голландию и через год, чтобы не хуже». Наступила новая эра. Живем в новом мире. Вы ощущаете мои слова? Не ощущаете. Тогда я дам возможность ощутить. И что Петр предъявил? Новое пространство Санкт-Петербурга и живопись на немецкий манер. Просто Россия гениальна и чувствительна к искусству. Дар такой божий от других стран. Дар гениальный в живописи, ничего не поделаешь. Но он сказал, что мы все по-немецки говорить должны. Что мы это будем показывать? Нас не поймут. У них это закончилось в 12 веке. Они забыли, а мы торгуем. А вы что дурака валяете, столько столетий прошло? А мы эту отсталость перекроем за один год. Четыреста лет! Как вам это нравится? А как? Предъявив новое пространство. Ну, что же, на сегодня все. А то я погрязла в Леонардо и поэтому покрою все на следующем занятии. (Аплодисменты).
Лекция № 11 Римская цивилизация
Леонардо — Прекрасная дама — Масоны
Волкова: А, кто еще, кроме меня, хочет спать?
Студенты: Все! Особенно те, кто не пришли (смех).
Волкова: А, если я на своей лекции засну? Голова никакая. Давление. Сплошное Дао. Тем не менее, мы с вами встретимся не скоро. Только через месяц. Так. Что я вам хочу сказать. Во-первых, я опять не взяла с собой кое-что, но взяла Леонардо, чтобы закончить с ним совсем. Внештатно. Хотя я стала читать вам очень важную тему пространства, но я все равно хочу показать вам работы, о которых у нас с вами шла речь. У меня очень много книг и я вчера стала перебирать Леонардо и так разозлилась на себя, что изначально не взяла вот эту книгу с собой. Вот это его флорентийский рисунок, когда он принимал во Флоренции участие в конкурсе. Я уже говорила, что его рисунки — это предмет размышления, только без кисти в руках. Знаете, не только в его эпоху, но и вообще очень редко встречается, когда художники рисуют картину в графике, в карандаше. А ведь карандаш — это совсем другое дело. Это другой способ анализа. Именно анализа.
Карандаш анализирует, кисть обобщает, делает выводы. Картина и есть великое обобщение. А рисунок всегда есть глубокий анализ. И поэтому, например, так много скульпторов, которые рисуют. 19 век вообще погружен в размышления. Этюд — это размышление с карандашом в руках.
Графическая традиция очень интересна, потому что в средние века она была развита до чрезвычайности. Я не хочу сейчас об этом подробно останавливаться, но есть такая замечательная история, о которой писал Вазарий: «Однажды, к великому человеку пришел человек от папы с приглашением сделать в Ватикане росписи. Этот человек, переминаясь с ноги на ногу, добавил, что несмотря на то, что вы, конечно, большой мастер, но папа попросил, чтобы вы дали мне что-нибудь из своих работ, чтобы я показал ее ему. Мастер ответил, что с удовольствием и взял лист бумаги и уголь. Прижав к бедру левую руку, он, не отрывая ее, правой рукой нарисовал на листе очень точный круг и сказал: „Передай это своему папе“. Человек, удивившись, спросил: „И все?“. „Да, — ответил Мастер. — Я надеюсь, что наместник бога на земле не такой осел, как ты“».
Я сейчас читаю для себя очень важную статью Томаса Манна и в ней он говорит о том, что разговаривая с кем-то из очень великих художников узнал, что есть одно доказательство мастерства — это нарисовать без циркуля очень точный круг, потому что эта фигура самая сложная для художника. Очень интересная вещь. Такая вот перекличка. Элементы, которым в средние века придавали очень большое значение, о чем мы с вами будем еще говорить, прорисовывались, осмысливались в аналитической манере, потому что графика аналитична. Помните, я вам рассказывала о «Св. Анна, Мария и Агнец»? Я над анализом этой картины трудилась долго, пока до меня, наконец, что-то там дошло. И вот я хочу снова показать вам, но уже в хорошем варианте «Мадонну в гроте». Тот же самый ландшафт, а свет видите какой?
Мадонна в гроте
Это картина с двойной экспозицией, где помещен наблюдатель. И не надо обманываться насчет безвидного, безводного и не кремнистого пространства, потому что на безводной поверхности есть вода и жизнь. Только сейчас это стало предметом обсуждения, что удивительно. Это целая необыкновенная симфония.
Еще будучи молодым человеком, во Флоренции, Леонардо делает очень большую картину «Поклонение волхвов». А что в ней интересно, я вам уже говорила.
Поклонение волхвов
Лестница (набросок)
Напомню, что он был учеником мастера Вероккио (Вероккьо), который был скульптором и живописцем. Когда Вероккио написал «Крещение Христа», то он попросил Леонардо, чтобы тот дописал ангела.
Крещение Христа
И Леонардо это сделал. Посмотрите внимательно на две головы. Видите, какая между ними разница? Они написаны разными руками, причем сразу угадывается рука Леонардо. Ангел-демон. И Вероккио был потрясен гением этого ребенка. И когда Леонардо исполнилось 14 лет Вероккио велел ему уходить. Он просто выбросил подростка из мастерской. И сколько не спрашивали Вероккио, почему тот прогнал парня, тот объяснял, что он ему в мастерской не нужен.
А вот типичная вещь «Благовещение».
Благовещение
Находится в Уффице и о которой пишут, что это сделал Леонардо. А я говорю: «Нет! Такого быть не может!» А почему? А потому, что Леонардо, даже, когда был молодым человеком, уже выстраивал на только в красках, но и в карандаше удивительное пространство. Прежде всего, на ней, главным героем является, что? Мраморный стол. Когда смотришь на картину, то первое, что ты видишь — это стол. Большой, тяжелый, мраморный стол, описанный самым подробным образом. Ну, что вы! Ну, зачем так! Не может мраморный стол быть главным героем картины. Это исключается всячески. Во-вторых, по одному написана Мадонна и совсем по-другому Архангел Гавриил — он плоский. Он с жуткими крыльями и, видите, как он выглядит на фоне дерева? Инкрустирует дерево. Почему? Чтобы его профиль был виден. У него нет трехмерности. Он плоский, т. е. вся картина написана в разномерной системе. А пространство упрощено. Я бы сказала, что это, какая-то удивительно не сложившаяся по пространству картина. Даже эксперименты Леонардо всегда имели очень мощное пространство, а здесь этот стол, как главный персонаж напротив угла дома, у кельи, упорно давит. И у фигуры крылья написаны по-разному.