Наконец, то, о чем мы говорили — это картина анализированная и переанализированная «Тайная вечере».
Тайная вечере
Вот видите та самая дверь, которая вела в трапезную. И на стене он написал трапезу, а кажется, что она написана в нише. Полная иллюзия того, что там ниша, а это так написанное пространство. И гербы Сфорца, и написанная на стене скульптурная рустовка. И вот эта выстроенная коробка. Он делает все, что угодно. И там пространство выходит в другое. Это картина-зеркало. Это зеркало отражает реальную трапезную. Реальная трапезная с темными гобеленами и трехарочным выходом в сад. Вы входите и видите зеркальное отражение.
Я вам рассказывала, что, когда он перекрыл эту дверь на кухню, им приходилось бегать из кухни через двор и, разумеется, вся пища остывала. Характер нечеловеческий, что можно сказать.
Вот камень упал в воду. «Один из вас предаст меня» и пошли круги. Написана композиция как волны. 12 апостолов по 3 в каждой группе. А психологическое решение через движение, через жест и, если все его современники всегда Иуду сажали напротив, не вместе со всеми, а оппозиционно, и потом так же рисовали, то он посадил его рядом со всеми.
Этот монастырь замечательное место, находится на территории Флоренции. Там, когда-то, была келья Козимо Старшего, доставшаяся от деда Лоренцо Великолепного. Он там постился, проводил очень много времени, и вот в его покоях, на стене, один из ведущих художников, имевший большой успех, любимец Доминико Гергондаел (?) написал классическую фреску «Последняя трапеза Христа» по всем канонам того времени. Оппозиция — Иуда. А Леонардо, конечно, все это переворачивает и решает вопрос иначе. На фоне проемов только две головы — Христа и Фомы — для него самого главного Апостола, который подняв один палец вверх, вопрошает: «Один предаст?». Это потом Дали скажет: «Нет, не одни — все!». Но вопрос задан и каждый из апостолов отпирается: Яков старший Иоанну что-то сказал такое, что тот пребывает в обмороке и его больше нет. Себя Леонардо изобразил в виде Варфоломея.
Когда он уехал из Милана и вернулся во Флоренцию, то оказалось, что фреска начала осыпаться, потому что он изобретал краски, а они не подходили для монументальной живописи и стали рассыпаться еще при его жизни. И тогда он послал группу своих учеников во главе с Бельтрафио Лоренцо Мельцо, о котором Буковский говорил, что он принял заказ на написание «Джоконды» и написал ее. И Бельтрафио пригласил большую команду, чтобы сразу, при жизни Леонардо, сделать копию с «Тайной вечере». И только потому, что они сделали идеальную копию, появилась возможность реставрации. Отчитываясь, Бельтрафио писал письма Леонардо и в одном из них, он написал: «А я узнал тебя на этой фреске, Титан — сын вспаханной земли». Он узнал его во Варфоломее.
Когда Блок со своей дорогой Любовью Дмитриевной поехал путешествовать в Милан, он записал в дневник: «Ничего не вижу, ведь они американки. Как я их ненавижу! Стоят все, не смотрят и щелкают аппаратами». Как японцы сейчас. Ослепнуть можно только от щелчков этих аппаратов. Я люблю читать дневники Блока — он был искренний и правдивый человек.
Большую работу по спасению ценности в 1906 году сделал Бенито Муссолини. Он был очень занятный и смешной тип, хотя и фашист. Он собрал лучших реставраторов, и те начали работу. Когда они выяснили, что лежит на столе, то почистили краски и восстановили ценность этой композиции.
Собственно говоря, так много и так мало наворочено вокруг этой фрески. И что на ней не Иоан, что Магдалена была гражданской женой, что родилась дочка, что они мигрировали — только не падайте сразу, теряя сознание — во Францию (смех). А вы смеетесь напрасно. Как вы понимаете, тогда Франции не было вообще, если просто не сказать, что она появилась с языком, где-то в районе 10 века, в очень торжественный момент, по соглашению внуков Карла Великого. Тогда впервые, два внука Генрих и Людовик заключают соглашение со словами «мира» — один на французском, второй на немецком языках. Вот, когда страна являет язык. Они зачитали письма друг другу. Какая миграция во Францию? Ну, тут, конечно, этот бандит Дэн Браун — в культуре — гадость номер один. А у меня зять, который обожает его творчество и при этом является представителем настоящей культуры Франции. Вот они с дочерью поехали в церковь Магдалены в Прованс. Я спрашиваю его:
— Ты что, серьезно считаешь, что она туда всерьез эмигрировала?
Он так оскорбился:
— Да!
— Ты что! Чего у вас там происходит? Вы истории не знаете. Как это может быть? 26–32 год, какая Франция!? Какой монастырь Святой Магдалены? Какая чаша грааля?
Нет, не слушает. Не хочет слушать. И тут они поехали. А где она? А вот она. Хорошенькая. Много чего можно услышать. Есть еще одна версия. Леонардо достается больше всех. Почему мне задают вопросы такие ехидные? У него, у скатерти нарисован завязанный узел на ножке. А почему? Я говорю:
— Очень просто, чтобы скатерть не сдуло.
— Да? А вот и нет.
— А чего нет?
— А это разенкрейцеровский тайный знак.
— Какой?
— Не знаю.
То, что Леонардо принадлежал к тайному обществу — это точно. Но это было общество другое. Это я буду рассказывать позже, потому что это имело большое значение для Европы, высшего общества и интеллигенции того времени. Туда входил и Дюрер, и Микеланджело. А возглавлял это общество Босх. Это да, было. И очень серьезно. Это общество апокалиптиков, так называемых адамитов, но узлы они не завязывали. Так что узел этот был завязан для скатерти, чтобы ее не сдуло со стола.
Вопрос того, почему у него такая удивительная, буквально на уровне коллапса судьба? У единственного. Ну, нет, чтобы усы пририсовать Сикстинской мадонне, он их ящеру прививает. А усы ей идут действительно.
Уж на что я копалась, рылась в материалах, попадала в тупик, все равно, есть очень много вопросов, на которые я до сих пор не могу дать ответа. Есть такие художники и поэты, которые, как я говорю, оставлены на будущее, которых время настоящее перерабатывает. Они нужны тому времени. А есть и такие, которые рассчитаны на более длительную работу. Очень актуально. Вот Леонардо оставлен на будущее.
У нас с вами так получилось, что вы сыграли со мной игру, сказав о дне рождения Леонардо. Я купилась и это удовольствие растянулось, но надеюсь не зря. На самом деле, история происходит довольно занятная. Именно та история, о которой я говорила в прошлый раз. Это пространство. По моему глубочайшему убеждению, ничто никуда не девается и не уходит. Это пространство выражено в ансамбле и архитектуре. Есть такое условное понятие как «стиль, определенный античностью». Он имел единство всех компонентов и видов в архитектуре, в костюме, в театре. Во всем. Это был язык, определенный код, стилевая идея. Я не говорю о хронологии. Была идея готики. Романская идея готики. Она необыкновенно интересна, как масштаб и, прежде всего, интересна соотнесением дольнего с горним. Жизнью в земле, жизнью в Боге, где проходит вертикаль духовного. Мистика духовного напряжения взлетает вместе с иглой собора, который очень большой по своим размерам, и который доминирует всегда над городом. Дома, как паства, трудятся, жмутся около большого собора. Это громада и вертикаль собора есть выражение главной стилевой идеи, религиозного или мифологического наполнения. Один из величайших идеологов и философов того времени был нищий аскет, бенедиктинский монах из Клерво Бернард Клервосский. О нем есть, с одной стороны, огромное количество литературы, а с другой, мы о нем не говорим. Он нам чужд. Он один из узловых фигур. Он создал прецедент крестовых походов.
Он был создателем ордена тамплиеров. Они были его родственниками. Маленький человек, косой, а соображал очень хорошо, что делать. Но, самым главным для него было создание незыблемого памятника религиозной западной идее, который был бы равен пирамидам. Мощи Рима. Создать не проходящий, вечно стоящий абсолютный памятник той культуре, которая, по его мнению, была будущим художественной культуры.
То, что я вам говорю не является предметом досужего вымысла. Рассказывать о том, что для этого было сделано, и как я не буду. Но дело его живет. Первая готическая постройка была создана руками его единомышленника, гениальным архитектором по имени монах Сугерий. Они вместе с Бернардом выстроили монастырь Сен Дени, под Парижем. Чем это место замечательно. Оно является колыбелью европейского рыцарства, европейской рыцарской цивилизации, что даже Карл Великий велел, указав на монастырь, хоронить там всех монархов в усыпальницах. А Карл Великий, в 9 веке был создателем западной римской империи, Императором, которым он стал. Сугерий возвел над этими гробницами архитектуру нового типа — обелиск — храмовую церковь Сен Дени, под которой и сейчас покоятся все короли. Место жутчайшее — там холодно, как в склепе — оно мне не нравится, но ходить туда приходится. Там продается много литературы на языках всего мира. И что важно — там продаются книге о Сугерии.
Абсолютно все готические соборы так или иначе связаны с именем Девы Марии. Почему? Потому что разница между восточной и западной церквями идет именно по этому спору. Целую научно-теологическую область называют «мариология». Она о сущности Богородицы. В чем заключается сущность Богородицы? Что она есть? И вот восточное христианство, то есть Византия, а потом и Россия, в 1037 году, отвечает на этот вопрос, хотя дело было сделано давно. Западная церковь говорит: Богородица — Царица Небесная. Присна дева, Царица Небесная. А восточная церковь говорит: Присна дева Богородица. Слово «царица» никто не употребляет. Присна дева, если расшифровывать это понятие буквально, обозначает «великое очищение». Женщина должна быть носителем чистоты, а также рожать детей. Ее дело младенец в руках и сиять чистотой. Все! Запомните, женщины, ваше дело соблюдать чистоту и излучать ее, жертвуя собой Это жертвоприношение. А западная церковь подменяет понятие. Она избегает и формулирует: Присна дева, но еще и Царица Небесная, потому что Он — Царь Небесны