Голоса студентов: Собирательное название.
Волкова: А вот это ближе. Вот именно. Это, скорее, условно-собирательное название. Вы правильно сказали. А Эллада совсем наоборот — тучное определение общности между этими совершенно различными государствами. Существует расшифровка слова Эллада, данная великим античником, отцом Павлом Флоренским в его книге «Столп утверждений и истин». Он там дает расшифровку этого понятия. Но мы и без него знаем, что было одно искусственное качество, которое делало эти разрозненные между собой государства единым целым в культурном отношении. Это метафизика. Это было один единственный раз во всей истории культуры. И больше не было никогда. Была одна деталь, которая делала все эти области, даже не имевшие особо общего языка, одной территории, единого войска или армии, государства — ничего не было, кроме эгейской лужи, вокруг которой они все гнездились. Они воевали между собой с утра до ночи. Они не просто воевали. Они были драчливыми такими, до невозможности. Это была большая коммуналка, общежитие. Им было тесно. И правительства никогда не имели, а когда вдруг заимели, то тут же и исчезли. Первым для них правителем стал Александр Филиппович Македонский. Он пришел и сказал: «Я — ваш царь». Они под собственные аплодисменты ответили: «Браво!» и счастливо все умерли. Вот тебе и раз! Государства нет, правительства нет, армии нет, законов нет, территории нет, а до сих пор обслуживают культурой весь мир.
Это загадка, но она имеет ответ. Что-то общее у них было и это самое главное они осознавали. Это была Эллада. Вот это очень интересно. Это и есть Начало. Но я вам сейчас не скажу, что такое была Эллада. Сами вы не догадаетесь, а я вам не скажу. Потом. Но вы должны знать раз и навсегда, что никакой Древней Греции не существовало. Это — чеширский кот. Это есть одна улыбка, а кота нет. Не было никакой Древней Греции. Была Эллада. Вот она улыбка чеширского кота. И с Древним Китаем была такая же история. Это были разрозненные государства, воевавшие между собой и не имевшие общих законов. Они то объединялись, то разъединялись. Но, если мы еще можем представить себе, что условно представляла собой Древняя Греция и вообще Эллада, как культура, то здесь мы начинаем нащупывать китайскую идею и нащупываем по-настоящему общую культуру с того момента, как она была создана.
И вот тут и появляется человек, которого звали Конфуций. Его сами китайцы звали «Отец китайской нации», потому что он создал современную китайскую цивилизацию, а до этого была древняя, о которой мы ничего не знаем, только фрагментарно. Отец китайской нации! Учитель десяти тысяч поколений! Китайцы любят такие звонкие цифры. Лао дзин сегодня ушел в тень. Как Конфуцию удалось стать главным человеком в Китае? А он сделал Китай и оставил после себя беседы и суждения. Книга есть такая. Только писал ее не он. Ее записывали его ученики, в частности его внук, главный собиратель. Он в 30 лет создал свою школу и у него было огромное количество учеников, которых он никогда не покидал. Новые прибывали, а старые не уходили. Для того, чтобы нести свои идеи он ходил со своими учениками и давал свои знания. Конфуций был практически странником. Он считал, что главной основой государства является обучение, грамотность и просвещенность. Я потом расскажу вам об этом. Все его идеи бесконечно востребованы. Два его знаменитых слова: просвещение и ритуал.
А вот на ритуале надо остановиться. Мы друг друга практически не знаем. А как мы общаемся? Мы должны любить друг друга. А еще вы должны мне доверять немножко, а для этого у нас что есть? Ритуал. То есть принятые каноны любезных и любовных общений. А если нет ритуала, то никакие культурные и художественные традиции невозможны! Везде нужны ритуал и просвещенность. Китайские улыбки — это впитанные в кровь тезисы Конфуция. О ритуале мы будем говорить много, и он дал пример этого ритуала на самом себе: носил траур по матери, ввел ритуал общения с учениками. Кстати, единственная страна, которая не знала никакого ритуала — это Россия. Она пыталась при Петре I ввести его, тем более, что моделью ритуала были петровские Ассамблеи, но выяснилось, что он действует только до второй рюмки. По всей видимости России глубоко противопоказаны ритуалы. А так, во всех остальных цивилизованных культурах, особенно в Китае, ритуал лежит в основе культурного объединения их традиций. Все. О Конфуции и о Лао Цзыне чуть попозже. А сейчас перейдем к натурфилософии.
Что она делает. Натурфилософия, как и система Багуа делают культуру Китая определенным образом очень самобытной, и как бы я сказала: структурно-символично-алфавитной. Если вы входите в ее первичный алфавит, вы можете наслаждаться китайской живописью всю жизнь. А в нее можно войти на любой картине. Прежде всего, китайская живопись, когда она сформировалась в своем классическом варианте, а другого мы брать не можем, потому что нам трудно отследить этапы формирования. Но мы знаем, что в силу того, что они были проклятыми алхимиками и очень хорошо знали, что эта гусеница будет именно этой бабочкой, а если ее взять куколкой, то от нее, в этой промежуточной фазе, можно много чего добиться. Они очень рано научились правильно использовать природу, которая их окружала.
Когда шла Троянская война, в 12 веке до н. э., никто ничего не знал, что делалось в это время в Китае. Если бы только эти дикие ахейцы — просто сумасшедшие от своего темперамента, абсолютно озверевшие, знали бы, что знают китайцы — они друг друга давно бы уничтожили. И ничего бы не было. А китайцы в то время знали порох. Но они его не использовали в войне. Они использовали его в фейерверках, которые очень любили. Они делали шелк, да такой! что могли использовать его, как зеркало. Они в него смотрелись. А вот как они в него смотрелись — это безумно интересно. Что они видели на поверхности этого шелка? Они делали шлифованные зеркала, бумагу, тушь. А когда они объединили шелк и тушь, то вся их классическая живопись стала живописью ландшафтной. Она никогда не была живописью стационарной — она всегда была свитком, потому что свиток — это тайна. Его надо медленно развернуть. Сверху вниз. И вы его постигаете, входите в его таинственную сущность.
Вы читаете иероглиф, смотрите его отсюда досюда, спускаетесь вниз и точно знаете, что входите таким образом внутрь всех известных вам стихий: неба, тверди, горы, движения воды. Вы видите, как она течет потоком. Потом вы видите дерево, землю — вы опускаетесь до земли и созерцаете. Вы контактируете. С чем? С иконой. Это изображение — икона, потому что оно сверхчувственное и совершенное изображение места, планетарности микро и макрокосмоса. Вы соприкасаясь входите и медитируете над этим свитком. Это процесс в созерцании или медитация, или познание прекрасного, и входит в ритуал вашей жизни.
Когда был написан это канон? История с каноном очень интересна. Канон есть канон. Они его могут изменять, могут повторять, иногда пишут его на одном и том же свитке. Третий век до н. э., седьмой век н. э. Но это отдельная тема, а у нас на нее мало времени. Итак, свиток-икона сворачивается и перед вашим взором медленно исчезает все: земля, гора, вода, древо и остается слово. Потом и оно исчезает. «Порождение нет смерти и нет смерти рождения. Никогда нет рождения, никогда нет смерти. И есть всегда рождение смерти. Есть приходы и уходы». Почитайте у Набокова эту прекрасную мысль.
Такой свиток-икона принадлежит к школе классического или, так называемого нанкинского ландшафта. Вы приходите в любой музей и можете созерцать его. Вы знаете, что изображено и не надо ничего искать — просто созерцать. Самое замечательное в китайском искусстве то, что в нем не изображается совершенный мир. Китайское искусство изображает тень вещей. Живопись всегда пишет тень от предмета и никогда не пишет предмет вне зависимости от того, изображает ли он одну бабочку, целый ландшафт или группу людей. Это всегда тени, потому что мы не знаем, что появилось в начале: тень или что-то другое. И только потом встает один вопрос: этот мир сущий или кажущийся? Какая идея! Есть им, быть и казаться! На этом построен и китайский театр, и театр Станиславского, и Мейерхольда тоже. Быть или казаться. Разве горы имеют бОльшую плотность, чем вода? Или земля? Да никогда! Все равноплотно и бесплотно. Потому что, если вы видите в шелке отражение — оно теневое и поэтому первый театр, который появился, как высшая тема бытия — это теневой театр. Это театр Теней. Я не говорю, что это означает в европейской традиции. А что добавляют тени в европейской традиции, когда появляются в ней неизвестно в каком веке? Что, вообще, такое Тень и откуда она берется?
Голоса студентов: пробуют дать ответ.
Волкова: И платоновская идея — Тень, только в Китае она становится глобальной, универсальной. И потом, они бедняжки. Когда при советской власти их учили рисовать реализм, мне было их так жалко. Они приехали в Суриковский институт такие несчастные, написать из реализма ничего не могут, их от него тошнит. Они не знают, как его писать. Ну, нет у них этого в жилах и в крови. У них в крови тени, они только их и могут писать, поэтому долгое время китайская живопись была монохромна. Так и называется «монохромная живопись Китая», где единственными материалами были тушь, шелк или бумага. Тушь, размывка туши.
Они берут лист бумаги или пергамента и на этот лист наносят буквы или рисунок. Мы рисуем на листе, на доске, на стене. В Китае никогда не рисуют на доске, на стене или на листе. Они не знают, что это такое. Для них это не лист, не материал. Для них это некое пространство, некая субстанция, из которой проступают тени. Они извлекают их из него, а не наносят. Это категорически противоположный принцип. Если на этом пространстве есть только один иероглиф, то пространство уже заполнено. Если на этом пространстве есть несколько знаков — это уже целый мир. Они поступили правильно. Я восторг испытываю от того, как они владеют этим извлечением точных теней из бесконечности пространства. Это особо утонченное искусство.