европейской философии есть лишь комментарий к Платону!» И правильно сказал! Комментарий к Платону.
Теперь, откуда взялась философия в Греции? Слушайте и запоминайте, потому что в книжках этого нет, а повторять я не буду. Греки оставили нам не только философию, они создали образ! Греки создали образ сакральной и гражданской архитектуры. Вообще-то мы о ней ничего не знаем. Только теоретически. Что из себя представлял греческий дом, называвшийся триклиниум, я рассказывала.
К сакральной архитектуре относятся такие сооружения, как Акрополь, Кремль. С главным храмом. Но дело заключается в том, что греки создали модульную архитектуру. И с тех пор как они создали архитектуру, как модуль, они создали модульную архитектуру. По сегодняшний день вся архитектура — модульная. У Корбюзье — этого великого революционера, создавшего новый тип урбанистической философии, архитектуру и гражданское зодчество XX века, есть пять работ — комментариев к античному модулю. Модулер один, модулер два, модулер три и так дальше. Он просто исследовал античный модуль по отношению к современному европейскому гражданскому зодчеству.
Но для греков модуль представлял собой диаметр основания колонны по отношению к ее высоте. То есть, это какие-то очень точные соотношения внутри архитектуры. Без этого она не смогла бы устоять. Но греки были очень плохими строителями. Вот архитекторами, фонтанирующими идеи, они были гениальными, а строителями — нет. Почему? Они в этом модуле не учитывали одной детали — соотношения между несомыми нагрузками. У них были такие тяжелые антаблементы и строили они из очень плохого строительного материала. Они строили из мрамора. А это плохой строительный материал — очень хрупкий. Хотя красота сумасшедшая.
Греки создали скульптуру. Они были скульпторами человеческого тела. Они делали только человеческое тело и ничего другого. И вот, клянусь вам, хотите крест на себя положу — равной скульптуры в мире больше не создавал никто. Я это говорю на том основании, что я все видела своими глазами и могу соотнести.
Однажды в Риме, я попала в городской музей, который имеет два филиала: один — в термах Диоклетиана, а второй — в центре города, недалеко от Пьяцца Навона. Вошла, а там пусто — ни души. И я увидела очень редкую вещь, которая воспроизводится всюду, как картинка. Это был триптих, который называется «Алтарь любви». Рождение Афродиты из пены морской и рядом изображение гетеры и матроны. Двух равнопочитаемых носительниц женского начала в Греции. И там была такая загородочка-веревочка и я, прямо через эту веревочку, варварски приблизилась к предмету. Никто даже внимания не обратил, ничего не звонит — хоть с собой уноси. И я буквально по миллиметру все посмотрела, а потом отошла. Я вам должна сказать, что до сих пор не понимаю, что видела. До сих пор, потому что тот модуль — это такое чудо! такая красота! такая одухотворенность и такая пластическая изысканность, что сравнить его не с чем. И вазу они создали. И все потому, что были создателями удивительной идеи — идеи золотого сечения. В основе архитектурного модуля лежит золотое сечение. Золотое сечение — это учение о гармонии, а гармония была у них в крови, потому что они мыслили человеческое тело, как часть божественного совершенства и совершенства божественной природы. Для них не существовало разницы в одухотворенности между листом лавра, деревом лавра, телом человека и небом. Для них это не расчленялось. Для них это был Абсолют, созданный богами и разлитый абсолютно во всем. И, следовательно, изображение должно было воплощать Абсолют. И я рассказывала тем, кто слышал, а тем, кто не слышал просто повторю: вся греческая скульптура выбиралась на основе конкурса, проходившего только среди художников и больше никого. Только они решали, какой скульптуре быть, а какой нет. И я рассказывала, что среди нескольких скульптур выбирали только одну, а остальные разбивали сами художники, на месте. Как говорил наш писатель Булгаков: «Не может быть осетрины второй свежести». Вы помните это знаменитое высказывание? Только первый сорт. Поэтому до нас дошли только гениальные произведения. А почему? Потому что не могло быть искажения Абсолюта. Они были поэтами.
Еще одной главной чертой Греции было то, что она дала миру идеи. Эйдос рождал эти идеи. Идеи! Они были творцами идей. И эти идеи живут до сих пор. Греческая культура просуществовала очень недолго. Где-то пятьсот с половиной лет. Не больше. Мы практически ничего не знаем о седьмом веке, как об искусстве. Считаем: седьмой, шестой, пятый, четвертый, третий. Все. Смерть Македонского и — все. Начинается другая эра. Македонский, как всякое гениальное явление, был величайшим греком и разрушителем греческой идеи. При нем Греция становится Грецией, и при нем же она исчезает. Начинается новая эпоха. Эллинизм. А это уже совсем другое. Например, всеми обожаемая Венера Милосская не является определением греческого искусства, а только эллинистического. И совсем она не красивая, и совсем она не прекрасная. Это так, все придумали и повторяют друг за другом, что весьма глупо. А потому что художественно она вовсе не такое творение. Складки грубые, особенно со спины, рук у нее нет и не было никогда, она так безрукой и была сделана. Почему — я вам не расскажу, вы на лекции не были, вот и не знаете. Приделывали, приделывали, ничего приделать не смогли, потому что их не было изначально. Чего там приделывать, если она была так задумана. И, вообще, очень многие и самые известные произведения являются предметами эллинизма. Конечно, вы мне сейчас скажите: «Паола Дмитриевна, а Гомер?» А я вам отвечу: «Гомер жил в девятом веке». Мы не имеем никаких, как вам сказать, артефактов. У нас нет ваз, домов, зато есть Гомер.
Я, конечно, прошу меня простить очень, не думайте, что я хвастаюсь, но у меня в одной из книжек есть глава о Гомере и я там все пишу. Называется она «Бессонница Гомера». Первая строчка Мандельштама: «Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины». Я там все написала и повторять не буду. А Гомер действительно был. Но что это было — сказать очень трудно. Он сделал одну вещь. Я сейчас скажу кое-что, но вы только буквально не воспринимайте мои слова. Только иносказательно. Вы знаете, что есть такой Афанасьев — собиратель русских сказок? А когда была создана русская сказка? Например, Константин Кедров считает, что в XVIII–XIX веках и очень хорошо доказывает это, а он очень большой ученый. Афанасьев их собрал, объединил и предъявил вот в таких трех томах. И какую сказку не пхни, она вся у Афанасьева. Вот и Гомер собирал и объединял. Он создал военную поэму, память о которой сохранилась на века. До сих пор мы постоянно пользуемся этими опытами — «Илиада» и память о странствиях по Элладе, по Средиземноморью — это «Одиссея». То есть, античное искусство начинается после греко-персидской войны. И развивается очень бурно. Нет такой минуты, когда бы мы о нем не помнили. Есть ли вообще в мире хоть одна страна, где каждую секунду не ставили бы чего-нибудь греческого? Ну, какую-нибудь «Антигону» или Царя Эдипа.
Не только греческая философия, не только современная философия есть комментарий к Платону, а все современное искусство — есть комментарий к греческой античности. В греческой культуре был один удивительный момент, о котором потом человечество только тосковало. Ностальгически тосковало, но вернуться к этому больше никогда не могло. У нее была необыкновенная цельность, в ней не было внутренней трещины, она стремилась к катарсису, к преодолению разногласий, к установлению вертикальной связи и гармонии. Царь Эдип, когда выколол себе глаза, воссоединил себя с первоначальной гармонией, потому что до этого, зная о своем грехе или не зная, он вел себя ужасно. Он убил отца, он сожительствовал с матерью, черт знает что делал, но он смог осмыслить самого себя. Греки к этому призывали: «Стань человеком. Ну, стань человеком!». А как ты можешь стать человеком, если у нас всегда виноват сосед? Они говорили: «Американцы не виноваты! Смотри в себя! Смотри в себя!» — они призывали людей смотреть в себя. И выражалось это у них через диалоги. Это культура диалогическая. Больше таких абсолютно диалогических культур не было. Потому что свободный диалог — это признак высокого уважения и демократии. Только диалог. Философия, записанная диалогически. Разговоры с учениками, драматургия — все это диалоги. Диалог — это есть принцип акустики. Это акустика, а акустика — это диалог.
Что значит акустика? Я вам хочу напомнить, как в «Мастере и Маргарите», один из самых мерзких героев — некто Семплеяров стоял во главе акустической комиссии. Расклад такой абсолютный. Я вам говорю — вы слушаете, что я вам говорю, но не слышите! То есть, ваше сознание не проникает в мое слово. А ваше слово не проникает в мое сознание. Я вас слушаю, но я вас не слышу.
Для Греции, во всей ее культуре был один принцип — абсолютного акустического эффекта, абсолютной слышимости, поэтому их театры обладают такой высокой акустикой, такой высокой степенью акустичности. И сейчас экскурсовод, приводя туристов в Эпидавр или в театр Диониса, сажает их и говорит: «Бумажкой пошуршите». Все шуршат и говорят: «Вот это да!» А почему? Потому что принцип акустики не только физический принцип. Для них акустика — это главное. Чистая метафизика. Я два занятия тому назад стала читать Рим. Рим — это мы. Греция — это не мы. Греция — это совершенно абсолютная тень, отброшенная европейской культурой. Рим живет в нас физически, я об этом как раз буду вам говорить. Вот наше зеркало — большое и мы в него смотримся. Это — мы, это наш второй источник. Это — мы, потому что греки не были строителями государственности, у них не было никакого государства. И законов не было. В каждом полисе существовали свои. Их не интересовало право и государство. Если муж хотел развестись со своей женой, потому что ему надоела его матрона, вонючие дети и он встретил другую, вы думаете, что кто-нибудь протестовал? Ради Бога, иди куда хочешь. У них для этого существовали ритуалы. Когда мужчина приходил в семью женщины, он приносил с собой посох и вешал на него рубище. Женщина держала это «приданое» на женской половине. Когда муж решал уйти, она брала веер, которым раздувала очаг, задувала угольки, выгребала из очага пепел и сыпала его к порогу. Он надевал на себя рубище, брал посох и босыми ногами шел по этому пеплу. Вот и весь развод. Но дом и бывшую супругу он был обязан содержать до конца своих дней, кем бы он ни был при жизни. А если, упаси Бог, с ним что-нибудь случалось, то на ней был обязан жениться его младший брат. И тут, знаете, тысячу раз подумаешь уходить или не уходить к другой. Законов нет, механизм простой — обычай. Они были людьми простыми в этом смысле.