Лекции по искусству. Книга 4 — страница 17 из 49


Франциск Ассизский


Альберт Великий


Фома Аквинский


Доминик де Гусман


Для того времени в Европе существовало четыре самых крупных города с населением, приближающимся к 100 тысячам человек. Это были очень большие города — Кордово, Палермо, Париж и Флоренция. Четыре мировые столицы, где была сосредоточена вся духовная элита Европы. И конечно же — Болонья. А уж Болонья — голова всему. В Болонском университете учились все. В Болонье, кстати, умер Доминик де Гусман. В Болонском университете учился Данте. Подумайте сами — 10 тысяч студентов в Болонье, в конце 13 века! Я уже не говорю, что немногим меньше училось во Флоренции — 6 тысяч студентов. Откуда я взяла эти сведения? Из книги замечательного знатока того времени, академика Тарле «История средневековой Европы» и благодаря, видимо, лучшей книге о Данте, написанной Ильей Голенищевым-Кутузовым, которая так и называется «Данте». Они прекрасно описывают жизнь той эпохи. Это очень важные сведения, потому что все эти люди родились не в пустоте — они были производными от времени, гениями и выразили это время с наибольшей полнотой. В этом все дело.

Флоренция того времени была совершенно невероятным городом. Она была похожа на средневековый город небоскребов. Из тех зданий, что сейчас находятся во Флоренции, мы могли бы узнать, наверное, только баптистерий. Если посмотреть на городские, урбанистические пейзажи или задники картин художников 12–13 веков, то мы увидим то, что отчасти сохранилось в небольшом количестве городов.

Флоренция вся состояла из очень высоких башен, плотно и тесно стоящие рядом друг с другом. Абсолютно непонятно, как в них жили люди. Им приходилось подниматься по этим лестницам вверх, где они обитали, так как внизу были лавки. Для чего строились такие высокие башни? Из-за того, что земля была очень дорогой. Сооружение строилось на небольшом количестве земли и тянулось очень высоко вверх. Вероятно, что они имели еще и оборонительное значение. Улицы были очень узкими и город представляется нам сейчас невероятно фантастическим.

В одном из таких домов жил Данте, а в другом, вероятнее всего, и Джотто.

Города были насыщены знаниями, культурой и необыкновенно бурной политической жизнью. Поэтому наши герои были не только гениями, но и людьми своего бурного, странного и фантастического времени.

Так вот, герой наш был францисканцем. Франциск Ассизский, конечно, отличался от всех вышеназванных людей, потому что он принципиально не был ученым человеком. После его смерти главой францисканского ордена стал святой Бонавентура. Он был настоящим францисканцем, аскетом и умер от голода. Между тем, именно Бонавентура создал пищевые добавки. Он был первым создателем пищевых добавок. Бонавентура, как алхимик, занимался лекарствами, лечил своих сограждан, очень много занимался диетологией, питанием, но по своим

убеждениям был аскетом. Нищенствующий францисканский орден.


Святой Бонавентура


Идея Франциска Ассизского может быть выражена одним единственным словом — любовь. Если весь мир воевал, если это было время расцвета крестовых походов и, если это было время борьбы императорской и папской власти, если они убивали друг друга просто на любом диспуте, за каждое слово, если они делили эту власть в Европе, разрывали ее на части, то в маленькой Флоренции, хотя, не такой уж и маленькой, именно в тот момент был разгар битвы гвельфов и гибеллинов — сторонников императорского и папского протекторатов. За всем этим стояла политика, деньги, торговля. Ровно, то же самое, что и сейчас.

Франциск Ассизский очень отличался от всех, повторяя: «Нестяжание и любовь». В его устах слово «любовь» означало очень многое: и понимание — давайте, поймем друг друга; и любовь — давайте, любить друг друга. Не колотить, а понять. Известно, как Франциск Ассизский этой любовью и этим пониманием, как бы обнимал весь мир. Для него все были братьями. Он первый говорил: «Пробежал брат мой заяц, брат мой волк, брат мой медведь». Сейчас в сувенирных лавках продаются маленькие скульптурки с изображением Франциска Ассизского в окружении его братьев: лисы, волка, медведя. И обязательно с букетом цветов в руках.

Единственное литературное произведение, которое приписывается Франциску Ассизскому было или написано им самим, или записано за ним, и прекрасно исследовано английским писателем Гилбертом Честертоном. Он очень много писал о поэтической прозе Франциска Ассизского «Цветочки», как о таком дыхании божьем, глазах божьих на земле. Франциск Ассизский проповедовал любовь. Но я хочу добавить еще одну, очень любопытную деталь. Для Франциска Ассизского понятия: любви, нестяжательства, неимение ничего личного и прочее, привели к очень интересному культурному явлению — к появлению очень большой переводческой литературы. Самая большая гильдия переводчиков была создана именно тогда, потому что перевод с языка на язык был жизненно необходим. Европа была не только многоязыка. Арабская литература и арабская культура находились тогда в расцвете и были диффузны по отношению к Европе. У Императора Рудольфа Второго был один из самых просвещенных дворов в Палермо. И именно Бонавентура, перевел бестселлер того времени «Хождение пророка Мухаммеда во ад».

Этим детективом, этой приключенческой прозой зачитывалась вся Европа. В Италии путешествия Мухаммеда с архангелом Гавриилом (Джабраилом) вышло в год рождения Данте. Так что, судите сами, какими тонкими путями культура проникает и диффузирует одна в другую не только в наше время, но и в те времена. Это были воистину великие процессы, и это было время очень самостоятельное. Не просто подготовительное. Какое же оно подготовительное, если дает такие великие результаты: и войны, и любовь, и борьбу, и легенды, и поэзию, и искусство. Все это смешано и перемешано с увлечением античностью. Мы живем в кругу слишком жестких и установившихся суждений о прошлом, но это неважно.

Во всяком случае, Джотто был настоящим францисканцем. И это совершенно понятно, когда вы смотрите на его картины. Ему принадлежит огромное количество картин, посвященных Франциску Ассизскому. Он оставил житие Франциска Ассизского в церкви Франциска, в Ассизе. Я видела эти удивительные фрески, но хотелось бы рассказать об одном интересном образе Франциска. Это картина — не икона, рассказывающая о получении Франциском Ассизским стигматов от Господа. Сейчас эта картина висит в Лувре. И всякий раз, когда мне удается там побывать, я всегда останавливаюсь перед этой картиной и долго на нее смотрю.


«Св. Франциск получает стигматы»


В жизни Франциска Ассизского произошло одно очень интересное событие. Некто дворянин и богатый человек, по имени Орландо де Квиз, очень любивший Франциска, предложил ему в подарок гору, с такой большой вершиной, которая находилась на Апеннинах и называлась Ольворно. Францисканцы были принципиально неимущими и нищими людьми, денег они брать не могли, но про гору в их уставе и законодательстве ордена ничего сказано не было, и Франциск принял от Орландо этот подарок и часто ходил на нее молиться. Он очень любил своих учеников. Он вообще любил людей, был очень контактным, словоохотливым, но на гору всходил один. Я думаю, что по мере нашего общения, мы довольно часто будем возвращаться к понятию «гора». Но, когда мы говорим слово «гора» в контексте искусства или литературы — это понятие ландшафтное, потому что гора есть ось земли — ее вершина. Это тема очень интересная. Гора — это место преображения. Именно с горой Фавор связан сюжет из жития Христа. Тема преображения. Можно бесконечно рассказывать о том, что такое гора в традиции мировой культуры и мировой истории.

Но вместе с тем, то преображение, которое произошло со святым Франциском на его горе и то, что с ним там случилось, вполне вписывается в мировой контекст того, что есть волшебная гора, потому что именно на ней он получил свои стигматы от Спасителя. И вот картина Джотто, как раз изображает их получение. Очень интересно изображен Спаситель, совсем необычно. Так Его не изображал никто. Ни до и ни после. Он изображен в виде шестикрылого серафима и его шестикрылье выглядит так, словно он одет в шубу. На самом деле это шесть лохматых и очень симпатичных крыльев.

У Пушкина есть такой замечательный текст о шестикрылом серафиме, так как знак серафикус — знак действия. Знак ангелис — знак чудотворной молитвы. И то самое действие, что шестикрылый серафим производит над Франциском Ассизским, давая ему стигматы через мощное энергетическое воздействие, Пушкин описывает так:

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул…

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста, замершие мои

Вложил десницею кровавой.

То есть, шестикрылый серафим действует, как преображающее начало. И на этой картине, мы видим, как он пронзает святого лучами и оставляет ему эти самые стигматы. Мы видим, как красные копья входят в его тело, и он преображается. Франциск приобщается к высокому таинству через получение стигматов, то есть он становится преподобным, святым, приобщенным к таинству.

Как бы мне хотелось сейчас подойти ближе к основной теме нашего разговора и рассказать побольше об одной картине (вернее фреска), которая называется «Поцелуй Иуды».

Джотто родился в 1267 (1266) году, а умер в 1337. В 1303 году он получил от мецената Энрико Скровеньи, жившего в городе Падуе, замечательное предложение расписать маленькую церковь, которая была построена в этом городе на Римской арене.

Где ставили церкви в России? Где хочешь, там и строишь? Или, все-таки, существовали специальные места? Конечно, в специальных местах. Но в России церкви ставили совсем не так, как на Западе. В России церкви ставили там, где они были нужны в тот или иной момент времени. Когда происходили те или иные события. На месте эпидемии. Например, разразилась холера — ставят церковь. Происходит в каком-то месте чудесное явление или находятся чудотворные мощи — ставят церковь. Одним словом, в России никогда не ставили церковь в случайном месте. Было четыре или пять определений, где можно их ставить.