Сама Пелагея была изображена в своем любимом наряде, которым очень гордилась. Особенно белоснежными накрахмаленными манжетами и воротником. На ее сутулые плечи накинута шаль, отчего ее фигура кажется горбатой. В отличии от Жанны Самари, Пелагея была женщиной не очень-то красивой, к тому же не следившей за собой. Невысокая, хрупкая, длиннорукая, с плохо зачесанными волосами. Ее характер нельзя было назвать ангельским. Она была женщиной истеричной и обладала тяжелым характером. Но какие вокруг нее бушевали страсти! Ее третьим и последним мужем стал мужчина, намного моложе ее — Александр Погодин — довольно знаменитый человек. Он просто застрелился на пороге ее спальни. Так что дамой она была отнюдь не простой.
Но на портрете Ярошенко мы видим то, что видела в Пелагее сама культура, зритель и сам художник — такую скорбницу и молчальницу, с бледным лицом, огромными глазами, в которых застыло страдание всех русских женщин. В этих белых манжетах она похожа на народоволку. Эти глаза, глядящие внутрь себя, такой тяжелый и вместе с тем трагический интровертный тип. В отличие от мадам Самари — такого брызжущего во все стороны солнца, Пелагея была первая, кто в эстрадном исполнении читал Некрасова. Студенты носили ее на руках. Можете себе представить необыкновенную популярность этой женщины? И уж, конечно, если Жанна играла репертуар Мольера, Гюго и Шиллера, то Стрепетова была великим исполнителем Островского. Она была актрисой Островского.
Но вот, что я хочу заметить. Каждый художник, особенно большой, не зависимо от того, где он живет или что делает, является талантливым человеком не только сам по себе. Здесь большую роль играют множество факторов: генетика, национальная культура, традиции. Ренуар, при всем своем новаторстве, при всем своем импрессионизме, был французом до мозга костей. Таким последним трубадуром — певцом, воспевающим Прекрасную даму. И это была не просто его импрессионистическая привязанность 19-го века — это еще была его кровь и его традиции. Поэтому и Жанну Самари он пишет, как Прекрасную даму.
Если посмотреть на европейскую живопись, скажем, 13 века, то мы увидим, что художники, когда они писали Богородицу, а Богородица есть первообраз женщины — они писали ее, как Прекрасную даму.
А Ярошенко? Он впитал в себя ту культуру, в которой он жил, православная церковь, куда он ходил. Он был плотью от плоти своей национальной культуры, он знал, что такое Приснодева Богородица. Для него женский идеал был связан с любовью и жертвенностью, чего у Ренуара быть не могло. Не любование, а восторгание слезами этого ангела чистой красоты. Вот она — чистота и жертвенность, что были генетически в нем заложены. Или вы думаете, что русская литература и женский образ несут в себе, что-то другое? Во всей русской литературе и во всей русской живописи — я не говорю об иконах — женский образ несет в себе ангела. Посмотрите Рокотова, посмотрите художников 18-го века. Внутри каждой женщины живет ангельская душа. Конечно, Пелагея Антипьевна не ангел — это видно и по портрету, но она скорбящая Богородица, она за всех скорбит. Какие последние слова сказала Стрепетова на смертном одре? А она сказала замечательные слова: «Я служила своему народу». Женщина на смертном одре говорит такие слова! Жанна Самари таких слов не скажет. Она будет детей своих целовать, завещанием займется, еще что-нибудь прекрасное вспомнит, цветок нюхнет, но никогда не скажет: «Я служила своему народу».
Конечно, есть та кулиса, в которую все упирается. Это кулис Европейской культуры 11 века, когда в 1054 году произошел знаменитый раскол церквей, и когда на этом церковном расколе западная церковь, латинская и греческая, никак не могли сойтись в одном вопросе: «Что есть суть Богородицы»? Греческая церковь говорит, что Богородица есть Приснодева. Другими словами, она, прежде всего, абсолютно девственна, присная, то есть близкая, родная и дает очистительное начало мира. Если, к примеру, где-то происходит эпидемия холеры, то тут же ставится церковь Богородицы в этом месте, чтобы очистить его. И Богородица сына рожает и в жертву его приносит. А латинская церковь говорит: Богородица — Царица Небесная и Приснодева не употребляет. Богородица, дай, Сына. Он — Царь Небесный, а ты Царица Небесная. Поэтому в иконах, скажем, 11–12 веков появляется сюжет, которого у нас нет. Так называемая коронация Богородицы или коронование Богородицы, когда мы видим, что Сын коронует Богородицу, потому что он Царь Небесный, а она должна стать Царицей Небесной. Царица — это преклонение, служение женщине. Отсюда и куртуазная линия, чего нет в России. Я это говорю лишь потому, что искусство 19 века, в лучших своих проявлениях, все равно, имеет свойство просвечивания необычайно проникновенной, духовной и пластической глубины. И когда Ярошенко пишет Пелагею Антипьевну, ему нет никакого дела до ее мужей, до того, что кто-то стреляется на пороге ее спальни, до того, что она носит белые манжеты — он видит в ней Приснодеву. Он видит в ней это очистительное начало, страдание жертвы, потому что она лучший представитель этого общества. Точно также как Ренуар, когда пишет Жанну Самари, видит в ней Прекрасную даму. Это высшее, что он может о ней сказать. Я думаю, что когда мы занимаемся этим предметом, то мы его считываем слишком просто с одного лишь внешнего плана декоративного, сюжетного, композиционного или избирательно-любительского. Мы забываем о том, что в нем есть еще один, более глубокий план, который не первый день живет на свете. И он несет на себе всю ту глубокую тайну, тот глубокий шлейф своего прекрасного прошлого. Вот почему я взяла для сравнения эти два портрета, хотя, могла бы выбрать, что-нибудь другое.
Андрей Рублев
Андрей Рублев
Гений Андрея Рублева овеян славой отечественного и мирового искусства. Гений всегда анонимен, потому что гениальность — вещь таинственная, нерасшифрованная и непостижимая. Стоит удивляться только тому, что средневековый художник, который был чернецом, иноком, принявшим постриг, так был широко известен. И в свое время, и в какое другое — его имя никогда не было забыто. А в 20 веке оно, как раз, и стало великим именем мирового искусства.
Существует расхожее мнение, что мы очень мало знаем об Андрее Рублеве, и что сведения о нем чрезвычайно скудны. Но я должна сказать, что они не только не скудны, но мы довольно много знаем о нем. Не только о его биографии, но еще более о его личности, что может быть для нашей темы значительно важнее. Гораздо больше, чем могли бы знать по условиям, в которых работал артельный художник средних веков. Да еще на рубеже 14–15 веков. О нем сохранилось огромное количество свидетельств. И, конечно, хочется немного поговорить об этом удивительном феномене. Разумеется, никакое явление не рождается в пустоте. И Андрей Рублев — имя, возникшее не из пустоты, потому что искусство того времени, само по себе, достойно очень большого разговора и очень пристального внимания. Это ведь искусство церковное, а другого искусства в России в то время не существовало. Это на Западе церковное искусство становилось одновременно светским. Граница между ними стиралась. А в России церковное искусство всегда было и остается абсолютно аборигенным. Тем не менее, произведения Андрея Рублева воспринимаются очень широкими кругами зрителей во всем мире. Это свидетельствует о чем-то. Мы не знаем точно, когда он родился, но существуют сведения, что родился он между 1360 и 1370 годом. Мы не знаем точно, из какой он происходил среды, но есть мнение, что Андрей Рублев принадлежал к Московской школе, то есть он был как-то связан с Москвой. А вот то, что он был связан с Троице-Сергиевой Лаврой, основанной Сергием Радонежским и то, что он был ее выходцем — вот это абсолютно точно. Об этом есть очень много свидетельств. По всей вероятности, он принял там постриг и очень много был связан с Никоном, неоднократно работал там и, собственно, «Троица» также была написана для Иконостаса Троице-Сергиевой Лавры. Но, как говорится, обо всем по порядку.
Первое, документально засвидетельствованное упоминание об Андрее Рублеве в Троицкой летописи относится к 1405 году. Эта летопись, после дешифровки была впервые опубликована в 1950 году. И это свидетельство настолько интересное, что я хотела бы не только его процитировать, но также и основательно прокомментировать.
Итак, Троицкая летопись гласит: «Той же весны почато подписываться, церковь каменная Святого Благовещения Князя Великого дворе на ту иже ныне стоит, а мастер и Феофан, и конник Гречан да Прохор-старец Городца, да чернец Андрей Рублев, да того же лета и закончили».
Это свидетельство имеет очень большой и глубокий внутренний текст. Очень большое содержание. Во-первых, надо обратить внимание на то, что эта церковь была личной Великокняжеской церковью, а кто тогда был Великим князем? И вообще, что такое Великий князь в Москве в 1405 году? Вот на этом бы надо остановиться, потому что сегодня очень мало сведений в отношении того, кто тогда был Великим князем и, собственно говоря, чем он славен. А Великим князем на Москве тогда был Василий I — сын Дмитрия Донского. Вот о втором сыне Дмитрия Донского о Юрии Звенигородском написано довольно много, и мы будем о нем говорить, а о Василии I, как-то вскользь, хотя это был совершенно незаурядный человек. Он сыграл очень большую роль и для того времени, и для жизни Андрея Рублева, став Великим князем Московским.
Великий князь Московский Василий I
До него были просто Московские князья. Отец же его Дмитрий Донской был Владимирским князем и когда Василий I получил этот титул, то был венчан Великим князем Московским. Это был человек, с которым, безусловно, связано абсолютное возвышение общественной и политической жизни Москвы. Он был довольно значимым полководцем своего времени. Когда князь Дмитрий Донской в 1380 году победил на Куликовом поле, это не означало, что татары прекратили свои набеги на Русь. Они стали еще более дерзкими. И Андрей Рублев был свидетелем этих набегов. Наверняка, дело было не только в этом, а еще и в том, что и князья-то Российские между собой не больно-то ладили. То есть ситуация, конечно, была принапряженнейшая. И вот, в фильме Тарковского «Андрей Рублев», который является величайшим художественным размышлением и свидетельством через века, показывается и татарское нашествие, и великие братоубийственные распри. То есть, настроения и состояние были в достаточной степени тяжелыми. Но, все-таки, Василий I много земель присоединил к Москве. Он присоединил и северные земли, и Великий Новгород, и Нижний Новгород, и Нижненовгородские земли, и Поволжские земли, и Мордовские.