На этой картине Эль Греко написал не только знаменитых и славных людей Толето, но и своих знакомых, оставив тем самым коллективный портрет испанской интеллигенции — испанской идальгии своего времени. Ну, а «сценариста» данного произведения — Андреса Муньоса, он изобразил с молитвенником в руках.
«Похороны графа Оргасо» представляют собой очень большой алтарный образ, высотой почти пять метров и длиной около четырех метров, имеющий, как мне кажется, композицию, похожую на портал католической церкви. Портал католической церкви всегда имеет две части: дверь — вход и верхнюю часть, которая называется тимпан. И эта очень интересная и практически беспрецедентная вещь делится ровно на две части. Вся нижняя часть является похоронами графа, который почил за несколько столетий до момента написания картины, так как жил в начале 14 века, а Эль Греко запечатлел момент его ухода только в конце 16 века.
«Похороны графа Оргасо» или «Погребение графа Оргасо»
Необходимо отметить, что граф Оргасо был настоящей легендой в Испании — он был человеком не просто очень большой политической власти — граф был мэром города Толето, почти что его хозяином, но при этом делал очень много замечательных дел, основав там госпиталь и, что самое интересное, монастырь «Блаженного Августина». Именно по этой причине на картине изображен Блаженный Августин, который хоронит графа. Мы можем видеть его в золотом облачении, стоящим справа от покойного. Слева, тоже в золотом одеянии, стоит Святой Стефан. И на его одеянии, Доменикос Теотокопулос своей тончайшей кистью нарисовал еще одну картину, по своему художественному достоинству равную всем картинам этого великого живописца. Такая «картина в картине», где художник описал прошлое самого Святого Стефана, когда тот еще находился в миру и погиб, как Великомученик за веру — его побили камнями. И мы очень точно видим эту сцену избиения. А теперь святые и испанская знать хоронят графа, который, по мнению современников Эль Греко, достоин такого рода публично-мистического погребения во времени. И вот такое соединение святых и людей является очень интересным приемом, в котором проводником внутрь этого поразительного мира является маленький мальчик, что стоит с большой восковой свечой. Это Хорхе Мануэль — сын Эль Греко. У него такой беленький платочек за поясом, на котором написаны его имя и год его рождения — 1578.
Хорхе, сын Эль Греко
Мы столетиями проходим мимо этой картины, смотрим на нее и на этого мальчика, что соединяет наше время, являющееся для него неизвестным будущем с очень-очень далеким прошлым, которое было прошлым и для него. Через Хорхе сочетаются два времени: время будущего и время прошлого. Он, вообще, был помощником отца и в дальнейшем стал его единственным учеником. Хорхе научился копировать картины своего родителя, поэтому многие картины Доменикоса Теотокопулоса мы видим или в авторских копиях или в копиях Хорхе, портрет которого и оставил нам Эль Греко.
Время реально: от времени реального ко времени мистическому. Собственно говоря, между ними нет границы или она настолько тонка, что прошлое и будущее между собой как бы соединяются. Конечность человека не кончается с его жизнью — она продолжается во времени. Посмотрите, похороны человека, жившего в начале 14 века запечатлевают в конце 16 века. И кто? Эль Греко, который вводит эту церемонию в будущее время. Ну, кто бы сейчас знал или помнил графа Оргаса? Единицы.
Художник создал произведение очень сложного содержания. Это картина многопространственная и многосюжетная, имеющая чисто мистический верхний тимпан, когда ангелы несут уже развоплотившуюся и уже полностью потерявшую плоть душу графа к деисусному престолу, где в сверкающих одеждах ее ждет Спаситель, а Богоматерь и Иоанн Креститель являются адвокатами графа на Страшном Суде. Это именно то, как Эль Греко представляет себе этот таинственный акт вручения души Высшим Силам.
После того, как в 1588 году эта картина была представлена в церкви, она имела огромный успех у публики. Конечно, слава Эль Греко была столь невероятно велика, что он начал получать заказы, особенно на портреты. Он стал очень знаменитым портретистом, писавшим портреты современников и оставил после себя большую галерею современников. И среди этих работ интересен портрет Великого Инквизитора Испании, которого звали Нуньо де Гевара.
Историки связывают это имя с переездом Эль Греко в Толето. Говорят, будто бы Нуньо де Гевара, будучи молодым человеком, приехал в Италию с какой-то специальной дипломатической миссией и там, увидав Эль Греко, влюбился в него. Он стал собирать его работы и именно он пригласил Доменикоса Теотокопулоса в Испанию. И тот же самый Нуньо де Гевара стал Великим Инквизитором, который умел говорить только одно слово: «Сжечь!».
Великий Инквизитор
Я испытываю ужас, когда смотрю на его лицо. У него страшное лицо — лицо непреклонной фанатической жестокости. Подчеркнутые огромными черепаховыми очками глаза, с петлями за ушами. И этот человек, как Великий Инквизитор, очень хорошо понимал духовную неуловимость, внутренний бунт и очень глубокую прозорливость Эль Греко. И насколько это известно, художника неоднократно вызывали на допрос Инквизиции, но он всегда выходил из нее. Возможно, благодаря тому самому странному чувству, что Великий Инквизитор испытывал к нему. Подобно тому, что приписывают Сталину по отношению к Булгакову. Тот испытывал слабость к писателю, который ему очень нравился и интересовал. Представьте себе, какое огромное напряжение царило в атмосфере Испании, потому что, с одной стороны, это время величайшего расцвета испанской культуры — время настоящего испанского Возрождения, а, с другой стороны, это жестокая серьезная работа испанской Инквизиции. Это какой-то очень странный стык. И художник такой великой чувствительности, как Эль Греко находился именно вот в этом сверхнапряжении своих духовных сил, в ощущении какой-то жизненной грани — очень тонкой, между Бытием и Небытием. Возьмите Москву или Россию 30-х годов, когда интенсивно бушевала духовная жизнь, когда собралось необыкновенное соцветие писателей, художников, поэтов и просто невероятно огромное количество талантливых людей таких, как Платунов, Бабель, Замятин; когда произошел невероятный расцвет музыки, театров, таких как Мейерхольда. И круглосуточная работа НКВД. Так вот, это то же самое. Только в России это выражалось по-другому. И мне кажется, что ближе всего к ощущениям внутреннего мира Эль Греко стоял Дмитрий Дмитриевич Шестакович. Буквально с тем же самым чувством порога.
Франциск Ассизский
У Эль Греко есть одна замечательная картина, посвященная Франциску Ассизскому, на которой тот, стоя на коленях, держит в руках череп, а рядом с ним находится его ближайший сподвижник — брат Лео. И то движение рук, которым он держит этот череп, и то странное раздумье в его глазах, конечно, не является результатом размышления на тему «Бедный Йорик», потому что не мог Святой Франциск обсуждать вопрос смерти шута Йорика с той же иронией, с которой это позволил себе Шекспир. Но, это очень серьезная вещь. Это постоянная мысль не о смерти, а о той тончайшей границе, что рассекает твое Бытие, и что находится там, за границей того Бытия.
Возвращаясь к «Похоронам графа Оргаса» хочется подметить еще такую деталь. Присмотритесь к одежде Андриса Нуньенса. Что вы видите? А там, если вы внимательно посмотрите, на золотой полосе его одеяния череп, который, собственно говоря, не положен для сюжетов такого рода. И не потому, что череп — это одна из тех деталей «Memento mori» — «Помни о смерти», а потому, что эта тема не просто занимает Эль Греко, а она живет в нем самом.
Очень важен язык, которым пользуется художник. Но мне кажется, что еще более важным является то, насколько этот язык озвучен или созвучен своему времени. Как Эль Греко его чувствует, как переживает, сколько берет от него: понимания конфликта, понимания боли, понимания опасности, той тонкой грани, что отделяет реальную жизнь от совершенно непредсказуемой смерти. Я совершенно в этом убеждена. Это то же самое, как жила Москва 1935-го или 1937-го годов, когда каждый день, ночью, ожидали стук в дверь — «бездны, мрачной на краю». Мне кажется, это было очень важно для Эль Греко. И когда смотришь на все его изображения, на то, как он пишет портреты, бесконечные изображения Евангельских сюжетов, Святых Великомученников, пострадавших за свои убеждения, то вспоминаются слова Ахматовой: «Плоть, почти что ставшая духом». Это портреты пронизанные страданием и напряжением, как знаменитый портрет глухонемого эллиниста. Когда вы смотрите на этот портрет, то понимаете, что этот человек глухонемой — так великолепно удается Эль Греко передать это состояние. Эту замкнутость уст — тонкую полоску рта, уши которые он пишет, то нервное напряжение и страдание, великую печаль его золотистых глаз, а если еще внимательнее смотреть на его живопись, то вы увидите, что написанные им образы живут в каком-то странном, промежуточном измерении.
Портрет глухонемого
Очень много исследователей творчества Эль Греко уделяли внимание тому, что означает его вертикализм. Эти его удлиненные, очень изысканные, очень сложно написанные фигуры, утонченные руки, тонкие дивные лица. Ученые говорят о том, что у него был вертикальный астигматизм и, вообще, он писал при свечах. Нет, это не был вертикальный астигматизм — это было стремление передать тот момент развоплощения души и еще не превращения ее в субстанцию. Это какой-то промежуточный мир, какое-то наполнение светом и духом. Уже, как бы произошла потеря физического бремени, еще не ставшего некой, не понятной духовной субстанцией. И если мы с вами вернемся к большому образу похорон графа, то там есть удивительнейшая деталь — ангел в золотых одеяниях несет душу графа и предъявляет ее. Посмотрите, как выглядит эта душа, как она написана. Как-то совершенно непонятно. Субстанция, потерявшая и лишившаяся плоти, которая предстает перед Судом. Это сюжеты монтажные, они принадлежат разным временам: мальчик, связующий будущее и прошлое; Святой Стефан, который представляет собой фигуру, как бы явленную, в своей одежде, показывающий нам свое прошлое; священнослужитель Блаженный Августин, в честь которого был построен монастырь и который хоронит графа. Разве это не роман? Когда далекое прошлое, воображаемый мир и мир реальный соединяются между собой в огромное произведение с разными главами и единой темой, то мы понимаем, что она является не только размышлением Эль Греко о времени, а еще и о том, что есть мир физический, осязаемый или реальный, и мир уже развоплощенный, потерявший реальность оболочки. Как эти два мира связаны между собой? Да очень тонкой, почти незаметной перегородкой. Вот вы находитесь сейчас в этом реальном мире, вот ваши друзья и вы их видите, стоите меж ними и тут какой-то щелчок, и вы становитесь прошлым, субстанцией.