«Нерушимая стена»
«Оранта Знамение»
А теперь я хочу сказать, что Иконостас во Владимире еще не сложился, до него было очень далеко, но кое-какие иконы 12-го века сохранились. На эту икону я попрошу обратить особое внимание, потому что это очень старинный образец Оранта Знамения.
Существует такая история: из четырех апостолов один был живописцем. Это был апостол Лука и он, якобы, дважды написал Богородицу. Одна из них «Одигитрия», а вторая «Оранта Знамение». Не знаю, что он писал — это мне неведомо, а вот то, что в Риме, в Национальном Музее, я видела нацарапанные на камнях иконы первого века — это факт. И никто в это место не заходит. Никто не смотрит. А там изображение Христа, Благовещение и Оранта без знамения. И большое количество канонов. Но они не писанные — они выцарапанные.
А это самый старый канон. Он находится в Киеве, в Софийском соборе. Богоматерь называется «Нерушимая стена». Что это за канон? Он очень интересный и совмещает два и даже три самых древних сюжета. Это икона 12-го века, написанная очень изыскано.
Как она написана! Словно она сама, как собор. Голова, плечи, в ней есть такой рисунок собора. Мой университетский учитель, который был руководителем моего диплома- профессор Алпатов, написал на французском языке (на русском нет) работу о драпировках на русских иконах. Специально посвятил время этому вопросу и провел очень интересные параллели. Он делал драпировки античные, византийские и русские, и переводил их на кальку. Я видела феноменальные вещи. Как это пересекалось, я не знаю — была слишком молода и глупа. Я сидела разинув рот и мне даже не пришло в голову задать вопросы. Я не могу понять, как все так получалось. Думаю, что и он не знал. Мы мало знаем об этом. Но, когда я смотр на эту икону, то вижу, что она написана мастером, владеющим искусством живописи и мастером словесной речи.
Что значит жест. Я буду ссылаться на замечательную работу Аверинцева, которую я считаю нашим гениальным специалистом по Средним векам. Он поместил свою статью, которая называлась так: «К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской». Потому что там есть мозаичное изображение, на котором стоит надпись «Бог внутри Ея». Аверинцев говорит: «Внутри Ея — это внутри собора или внутри чего?». Он пишет удивительнейшие вещи. Вот этот жест называется «Нерушимая стена». Пока она так стоит — это охрана. Это жест не только молитвы, это жест охраны. И Аверинцев пишет: «Пока вот так держат руки, ничего не случится. Образуется охранная энергия».
Это жест Богоматери Оранта. Она изображена с этим жестом «абсолютной охраны». Поэтому есть былые поверья, что пока она в этой иконке, Киев будет стоять.
Киев очень любил один цвет в мозаиках, который очень любили в Византии и на Западе, и который не любили в России, и поэтому никогда не употребляли. Угадайте какой это цвет? Это сиреневый цвет. Цвет фиалок. Что это за понятие? Аметистовый цвет, как и фиалки, так и сирень упоминаются, начиная с Врубеля и в поэзии Блока. Почему нет сиреневого цвета на иконах, хотя в Киеве он употреблялся? Потому что цвет икон всегда смысловой. Вне смыслового цвета не существует. Цвет иконы текстовый. Это еще один текст. Есть цвет композиционный или канонический, а есть цвет цветовой. На языке иконы красный цвет обозначает кровь, страдание, а также победу и любовь. Синий цвет означает печаль, страдание, а также небо и бесконечность. И эти два цвета страсти и страдания мешать нельзя. А сиреневый цвет создается смешением этих двух цветов. Символисты его обожали, хоть все зарисуй сиреневым. Вот где разница колоссальная. Поэтому, если в Киеве Богородица в сиреневом, то здесь — в России — она в темно-синем, с золотом. Она образ первообраза — древнейший образ Богородицы-защитницы. У нее два значения: Она и Богородица Присна Дева и Защитница.
А вот это что? А это очень интересно. У нее руки точно так же поставлены. Что это за изображение? Может, это проекция? Диск спроецированный? Это идет изнутри ее или это спроецировано извне? Как вам кажется? Это и то, и другое. Если Благовещение, то это спроецировано извне. Если ношение — это изнутри. На сердце, под сердцем — это у них — на Западе, она с брюхом изображается, а у нас нет таких вульгарных подробностей. И это Знамение. Она и Защитница, и Знамение. Архитектура и живопись как бы спроецированы друг на друга, соединены своим смыслом и своей конструкцией. Это фантастический принцип.
Я обратила внимание на то, что Иконостас развивается постепенно и отделяет, почти падает на край купола перед алтарем. Это великая стена, это трансепт поставленный, как стена. И он смотрит на нас. А мы предстаем перед ним. Он всегда построен по определенным принципам, не имеющим почти вариантов. Если они соблюдаются, то тогда эта стройная идея стоит, а если из них выбивается что-то, то все ломается. Все политические разногласия в России всегда упираются в точку Петра I и Ивана Грозного. Один большой специалист мне сказал:
— Между прочим, Паола, вы обратили внимание, какой Грозный был великий строитель.
На что я ответила:
— Великим был не он, а Борис Годунов.
Есть, так называемая, «годуновская архитектура». Это вторая половина 16-го века. Гениальная, а грозненские постройки шатровые. Возьмите, к примеру, храм «Василия Блаженного». Его центральная часть — колокольно-вертикально-стрельчатая, повторяющая стрелу Коломенского, которая была возведена в честь дня рождения Грозного. Что там интересно, так это ландшафтная архитектура. Но, когда вы находитесь внутри храма, то понимаете, что там службы никогда не будет. Там пространство, где службы быть не может. Поэтому идут очень большие споры. И когда говорят о Петре I, то не договаривают многое, имея ввиду не стрижку бород, а ломку принципов этой ментальности. Конечно, он ничего не сломал, но сделал одну любопытную вещь. Искусство сакральное было единственным изобразительным языком.
Он ввел еще один язык — язык светский. Привез в Россию язык светского искусства и здесь, в отличие от Запада, искусство разделено на сакральное и светское. И начиная с Петровского времени к нам входит культура светского образа.
Если внимательно рассматривать все изображения русского искусства: мужские и женские, они сводятся к тому, что в женском случае изображение пишется в зависимости от того, где происходит это явление. А мужских изображений вообще-то два. Одно изображение это изображение отроков. Мужчин-отроков. Мужчина в отрочестве. Эти изображения, как «Георгий Победоносец», «Борис и Глеб», «Касьян (Косма) и Дамиан». А еще изображения очень интересные — это изображения старцев. То есть тех, кто еще не грешил или уже зашедших над грехом, но никак не дряхлость или стариковство. Это, как образ высшей
мудрости. Видите, какой лоб, брови — чисто российское изображение.
Серафим Саровский
Феодор Томский
Только с бородами. Это очень типично. И женские изображения. Если вы на одну минуточку прикоснетесь к русскому искусству — краешком, не глубоко, то увидите очень интересный феномен. Например, вот Крамской пишет Николая Третьякова, а что вы скажите по поводу этого изображения? Он пишет святого старца. Так написан и Толстой, и Достоевский. Я этот портрет обожаю. Человек второй половины 19-го века. Посмотрите на жест рук. Какая интересна вещь: как он замкнут! Какие формы рук, пальцев. Какая чистота.
Николай Третьяков
Лев Толстой
Когда Толстому надо было показать восхождение к святости и настоящего святого война, то он явил нам Андрея Болконского во внебрачности. Болконский появляется, когда он уже не муж. А когда умирает — он святой воин. И если проследить за тем, как он ведет его линию, и какие тексты вкладывает в его уста, то сидишь, читаешь и думаешь: «Ничего себе! Вы, Лев Николаевич, одной ногой прямо в 20-ом веке стоите». Я уже не говорю о том, что если русский художник пишет женщину, то ему все равно, какую женщину, какого времени он обязательно напишет и будет она ангелом или с ангелом в душе.
Суриков, между прочим, еще тот художник. Это совершенно удивительная вещь. Я не хочу сказать, что русский портрет на 100 процентов в себя это принимает — не на сто. Но на 80. Посмотрите что делается. Венецианов «Крестьянские дети в поле» Посмотрите на этих крестьянских детей.
«Крестьянские дети в поле»
Как-то была выставка в Музее изобразительных искусств «Портреты 18-го века». Первое, что бросилось в глаза, к величайшему изумлению, было то, что весь западный портрет был очень щегольски написан. А что вы хотите? Они писаны высокой рукой, сильной школой, но не один из них по содержательности, глубине и таинственности не смог сравниться даже с русским крепостным портретом.
«Портрет Просковьи Жемчуговой», Николай Агрунов
Это портрет беременной Просковьи Жемчуговой. Он производит просто ошеломляющее впечатление, потому что, с одной стороны, это был заказ художнику, как портрет парадный. Только он не получился парадным. Написан таким ракурсом снизу вверх, где Просковья стоит перед бронзовой колонной в изумительно красивом халате темно-красного оттенка с темно-синими полосами. На голове чепец и белый платок в руке. А лицо узенькое, со впалыми щечками, с огромными глазищами — такое таинственное, словно душа отлетает. Она есть и ее нет. Этот живот в пространстве и перед ней бронзовый идол. Такой духовно-душевный драматизм.
«Портрет Н. Ф. Матвеевой», В. Суриков
«Портрет М. И. Лопухиной», В. Боровиковский
Портрет Ю. Лисянского
Я хочу сказать, мне всегда был очень интересен Суриков. Как он хотел передать душевную драму боярыни Морозовой, но у него так не получилось, как в этой картине.
«Утро стрелецкой казни», В. Суриков
«Утро стрелецкой казни» (фрагмент)
«Утро стрелецкой казни» (фрагмент)
«Утро стрелецкой казни» (фрагмент)
Здесь есть внутреннее свечение и абсолютная готовность к жертве. Двойной жертве. Она уже сына своего отдает. Я потом поняла, когда знакомилась с крепостным портретом и с его истоками в разных музеях, что художники, писавшие эти портреты, одновременно и церкви расписывали, и иконы писали. У них имелись навыки из человека создать ангела. Им хотелось видеть в человеке ангела. А о поэзии я и не говорю. Тут уже самая последняя Керн, уж на что никудышная женщина была, а «просто чудное мгновение». И не найдете вы никогда даже у самого сложного, пересложного Лермонтова, который не любил женщин, плохих слов в их адрес. А он их очень не любил, он любил мужчин. А как он пишет о женщинах?! Мне это интересно и вам это должно быть тоже интересно, а интереснее всего то, что когда Малевич писал портреты, он тоже писал ангелов.