Лекции по искусству. Книга 5 — страница 26 из 27

Пишет Репин своих «Бурлаков на Волге». Это скорбь за народ? Да. А зачем он писал? За тем же, почему Горький писал «На дне». Для того, чтобы показать страдание народа. А народ просил его это делать? А народ, когда-нибудь, видел эту картину? Но мы же любим страдать вслух от лица народа и выражать полностью наше сочувствие соболезнованием. Где он писал этих бурлаков? В Рыбинске — главном городе бурлаков.


«Бурлаки на Волге»


Там жили интересные люди, которые занимались таким вот извозом. Зачем за них скорбеть, если они счастливы были? Там конкурс был на бурлаков, как в Венеции у гондольеров. Давайте, скорбеть за гондольеров! У бурлаков были целые гильдии, они за работу деньги делили определенным образом и извоз был просто необходим. Это был их труд. Они эти деньги зарабатывали. Среди них были и пьющие, и нормальные. Он хотел показать измученный народ, но поскольку он плохо себе представлял, что это такое, у него был голос с неба. Этим голосом стал Стасов. Не Белинский, ни кто-то другой, а Владимир Васильевич Стасов, который посмотрев, сказал: «Все надо переписать! Решительно не тот цвет!». Я все это рассказываю вам на основании знаний, писем и документов. Скажите, что это такое?

Приходит некто Стасов и диктует каким цветом стоит рисовать. Он гипнотически действовал на многих. И на Репина. Тот был у него просто в рабстве, только что сапоги не целовал. Тоже мне божество!

Репин был очень интересным художником, но все эти композиции в 19-ом веке имели очень большой прокол. Народ они не знали, чем живут — не знали и не понимали. Но им надо было проявить себя, как передовой авангард духовных людей. И это осталось до сих пор — никаких изменений, особенно в области так называемых историко-героических картин. Удивительнейшее дело. Это даже не традиция, а духовное страдание. А что при этом делать — не известно, поэтому в итоге проиграли все.

Я хочу показать вам, с моей точки зрения, несколько уникальных картин. Это не Верещагин, который был гениальнейшим документалистом. Вы знаете, в России не всегда получался историко-героически жанр. Почему? Потому что идеология. Всегда на первом месте была идеология. Она могла быть высокой, такого социального плана — очень примитивного, как в большом монументальном искусстве. А 19-ый век это не его сильное место. Сильным местом была литература. И художники стали подделываться под литературу. «Выхожу я на берег, на Волге, чей стон раздается?» А вот и их стоны. Тогда покажем! Кому покажем? Кто покупал эти картины? Во-первых, Третьяков. А куда он их девал? До поры до времени, у себя в доме держал, а потом назначал совет и передавал городу.


«Петр Первый допрашивает царевича Алексея Петровича»


А вот картина Ге. Очень интересный художник. Знаете, они ведь были очень религиозными. У них была идеология смещенная, с какими-то аргументами. Смотрите сами. Самый разгар спора. Он только начинает разгораться. Кто был Петр Великий? Он был кто? Самый пик между западниками и славянофилами. Ге говорит: «Царь большой, но супостат». А так ли это. Посмотрите, царевич Алексей на ней — ничтожество. Бледная моль, немочь, худой, вялый, ни на что непригодный человек. Кто такой царевич Алексей? Никто. Очень слабый, слабонервный — никакой. Череп у него такой странный. А Петр? Может и строг, но справедлив. Ге создает концепцию. Матрицу. Он создает матрицу этих отношений, выраженную иллюстративным образом. Он картину эту писал так, как написали бы ее малые голландцы. Очень реалистически, документально, показывая театральную мизансцену в интерьере. Он сделал ее специально так, как если бы мы сами присутствовали при этом допросе. Что здесь есть? Для Ге очень важен преображенский мундир Петра. Он пишет его очень скрупулезно. А как одет Алексей? Видите? Эта картина самая настоящая сценическая площадка, внутри которой происходит действо. Ее невозможно анализировать, ее можно только описать. А диалог просится сам.

С этой картиной связан еще один факт. Когда снимали фильм о Петре, то актеров подбирали, согласно изображению на картине. Поэтому появился Черкасов. Художник задал гениальную матрицу. Вот вам Алексей, а вот вам и Петр. И по-другому уже не будет никогда. Он предложил определенную историческую матрицу и персонажи пошли гулять.

Репин написал «Иван Грозный убивает своего сына». Момент сыноубийства. Наследника. Супостат сумасшедший! Теперь у него и у России нет законных наследников.


«Иван Грозный убивает своего сына»


Однажды, а это было 40 лет назад, в 1971 году, в Музее изобразительных искусств проходила выставка. Я хорошо помню и этот год, и эту выставку — я вам уже о ней рассказывала. Эта та выставка, где был портрет Жемчуговой 18-го века. И на этой выставке был специальный зал Петровского времени. В нем висело пять или семь портретов Екатерины. Она не была похожа на Тарасову. Все художники изобразили орангутанга: такая здоровенная бабища, с огромной грудью, брови, как у Брежнева. Почему он на ней женился, в чем там было дело — сказать трудно. То ли художники хотели ей так «польстить», то ли она действительно была так страшна, но было в ней что-то звериное. И портрет Меньшикова, которого можно было узнать на расстоянии. Как вылитый. Идем дальше. Портреты Петра. Молодой, эти желваки, улыбка озорная, глаза наглые, плечо вперед — с вызовом. И что мы читаем под портретом? Цесаревич Алексей Петрович. Постойте, но он же должен быть таким, как на картине Ге. А картина говорит: «Нет, я таким никогда не был». Ты спрашиваешь: «А откуда ты?» — «Из Исторического музея. Пойдите посмотрите. Никаких подмен».


Екатерина Первая


Екатерина Первая


Александр Меньшиков


Цесаревич Алексей Петрович


Поверьте, Алексей — точная копия Петра. Такой же энергичный, злой, белозубый, наглый и какая мощная энергетика.

У меня есть очень интересный сценарий. Называется «Метафизика». Он был напечатан. Я раскопала все материалы. И начало идет от того момента, как первый граф Толстой ловил царевича на Западе. Царевич рвался к власти. Он не мог дождаться, когда папаша помрет, а тот все живет и живет. А парень был серьезно болен. Немецкие врачи держали его на перловке, потому что она необыкновенный продукт — в ней, в большом количестве, собраны витамины и природный энергетик. И все ждет царевич смерти отца, а Петр все не умирает. Конечно, это был самый настоящий политический заговор. И теперь понятна несостыковка в фильме. Зачем убивать Алексея, если он внешне выглядит так, как на картине у Ге? Зачем его казнить? Зачем потом сжигать. Кто он такой? Инфузория туфельки, амеба, ни духа, ни мысли, ничего! Так и напрашивается: «Иди, сыночек, к папочке, будем с тобой на лошадках кататься, рыбку ловить. Ефросинью не тронут». А баба-то была страшна!

А если он выглядел так, как на портрете, что из Исторического музея, то, конечно, у Петра страх был настоящий. Подобный человек, абсолютно идентичный. И Алексей был чистым Петром I. Почему? И эту правду нам каким-то образом предоставляют.

Теперь важная вещь: писатели и художники 19-го века занимали места историков и философов. Когда они писали картину, их интересовала не столько формальная или живописно-образная сторона вопроса или живопись, как таковая, или язык живописи, сколько историко-идеологическая сторона вопроса. Они подменили собой в 19-ом веке философов.

Идем дальше. Толстой имел переписку со своей теткой по поводу того, что он хотел найти. А найти он хотел того, кто был первым графом Толстым, откуда у них титул и графский перстень. У него была мечта. Он хотел, чтобы первым графом был некто Иван Толстой — святой, умерший на Соловках. Он его почитал и мечтал, чтобы основание рода Толстых было оттуда. И собирал материал о нем. Но, когда Лев Николаевич узнал правду, то полностью охладел к источнику рода, потому что им оказался не Иван, а его отец — Петр Толстой. И когда он вник в жизнь Иванова отца, аппетит у него исчез совсем, потому что Петр Андреевич Толстой оказался стрелецким сыном. Петр I простил стрелецкое прошлое отца Петра Андреевича, а поскольку он был необыкновенно умен, послал его уже в зрелом возрасте учиться за границу. Дальше история Толстого просто фантастическая. Он был послом в Стамбуле, вел восточную политику Петра I. Умнейший человек, образованный, но Петр I не был бы Петром I, если бы не делал то же самое, что и люди, подобные ему. Он сказал: «Ты стал европейцем, умен, дипломатичен. Излови моего мальца». Дал ему в помощники графа Румянцева, который на самом деле оказался чистым Д’Артаньяном. У нас был свой Д’Артаньян! И это — граф Румянцев. Чистейший мушкетер! И этот Д’Артаньян вместе с Петром Андреевичем отправились искать Алексея. Где они его нашли, как нашли и как отловили, я рассказывать не буду. Но, когда они его привезли, подкупив Ефросинью и тещу Алексея, то есть мать его первой жены, Петр I сказал: «Ну, что, друг мой, тебе и следствие вести. Я организовал под тебя пыточный отдел».

В России пыточного отдела не было. А он под Петра Андреевича организовал пыточный отдел. Сто процентное КГБ, во главе с Петром Толстым. И вот он — просвещенный человек и сын опального стрельца пытал Алексея. А ведь там было, что пытать! А зачем? Что он мог знать, кроме своего имени? Только Петру I надо было знать, с кем тот связался. Он же знал, что перед ним стоит он сам, только моложе. И он помнил себя и свои дела очень хорошо. Поэтому неслучайно царевича пытали. И Петр Андреевич Толстой стал палачом. Но это было не все. Его унизили до конца. Все сторонники Алексея были лишены титулов и имущества. Рядом с ним находился граф Апраксин — фантастически тип — время было такое — время мощных людей. Меньшиков один чего стоил! Так вот, графский титул Апраксина, как и все его имущество с царскими дворами, было передано Петру Андреевичу. И он получил перстень. Могло это понравиться Льву Толстому? Лев Николаевич, узнав обо всем этом, скис и прекратил переписку.


«Тайная вечеря»


Как вы думаете, кого изобразил Ге, в образе Христа, на своей картине «Тайная вечеря»? Герцена. Чему даже русские немало удивились. Но Герцен — это Герцен — непререкаемая фигура. Маркс был на втором месте после него.