льку класс феодалов принимал в этой системе облик чиновничества — феодальной бюрократии.
Совершенно несомненно, что надельный строй представляет одну из наиболее организованных и планомерных систем феодальной эксплуатации основной массы населения страны — крестьянства. Особенностью этого строя, отличающего именно эту систему эксплуатации от всяких других форм феодальной эксплуатации является то обстоятельство, что присвоение прибавочного продукта — в форме налога — производилось не непосредственно — путем отдачи крестьянином этого налога своему господину-феодалу, а через посредство государства, которое собирало этот продукт и потом передавало его правящему классу в форме жалования. В то же время в руках этого класса продолжала оставаться и значительная часть земли — на положении наделов. Так же и отработка шла не непосредственно на феодалов, а на государство, бывшее в распоряжении феодального чиновничества. Такая система эксплуатации может оказаться необходимой тогда, когда феодалы сами по себе по тем или иным причинам недостаточно сильны, чтобы осуществить эксплуатацию каждый отдельно, на свой собственный риск и страх и должны прибегнуть к системе централизованной эксплуатации. Такая система оказывается полезной и тогда, когда нужно расширить обработку земли и сделать ее планомерной и систематической и поднять, таким образом, налоговые поступления. Эта система оказывается, наконец, очень хорошим оружием для наиболее организованного и широкого закрепощения населения за землею и ее обработкой в пользу правящего класса.
С политической стороны надельный строй характеризуется абсолютизмом верховной государственной власти. Этот абсолютизм вырастает из необходимости для феодалов создать централизованное государство и опираться на него как на основной рычаг по управлению страною и извлечению доходов от крестьянства; он определяется и всей централизованной системой правительственного аппарата. Император в эпоху надельного строя — абсолютный монарх, не только — верховный глава государства, но и источник всякого законодательства.
Религиозной идеологией, сопряженной с этим строем, был буддизм. Некоторые положения этой религии могли быть с успехом применены к религиозно-метафизическому обоснованию общественного порядка, связанного с надельной системой. Дело в том, что правящий класс выставлял надельный строй как осуществление принципа всеобщего равенства: ведь каждый имел равное с другими право на получение подушного земельного надела, причем и размеры этих наделов были одинаковы для всех; недаром, вся эта система носила название "системы уравнительного землепользования" (цзюньтянь). Перед государем все были якобы равны; он же сам не только распоряжался всем, но и был источником всех прав и благ. Такая идеология, усиленно проводимая правящим классом, могла как нельзя лучше подкрепляться учением буддизма о всеобщем равенстве всех перед Буддой, который является источником всего — и жизни, и спасения. Поэтому буддизм, начавший проникать в Китай впервые в IV в. — в конце Западной Цзиньской империи, с установлением надельной системы стал быстро пускать корни и распространяться по стране. Суйские императоры покровительствовали буддизму, поддерживали его и Танские императоры. С другой стороны, не утрачивало свое значение и конфуцианство, в первую очередь со своим учением о "благородном человеке" (цзюньцзы), противопоставляемом "человеку малому" (сяожень). Эти два понятия толковались в моральном смысле и говорили о разных типах моральной личности, но они же могли быть соотнесенными и к различным социальным категориям, а это могло служить лучшим обоснованием и деления общества на управляемых крестьян и управляющих — феодальное чиновничество.
Вторым соседом Японии является Корея. Ее история имеет еще большее, чем китайская, отношение к истории Японии.
История Кореи тесно связана с историей Китая. Северная часть Корейского полуострова, прилегающая к Манчжурии и близкая к северо-китайским провинциям, с древних времен находилась в тесном соприкосновении с Китаем и служила ареной китайской колонизации, как мирной, так и сопряженной с завоеванием. Одно из самых распространенных, хотя и не вполне достоверных исторических преданий даже начинает историю Северной Кореи с китайского завоевания: в конце 2-го тысячелетия до н. э. в районе нынешней Южной Манчжурии и Северной Кореи будто бы появились многочисленны китайские переселенцы под предводительством Цзицзы (кор. Кыйцза), которые якобы подчинили себе жившие там племена и основали свое княжество, получившее название Чаосянь (кор. Чосон). Вопрос о Кыйцза является спорным, но факт существования в древности какого-то государства Чаосянь, по-видимому, несомненен. В 194 г. до н. э. это княжество было захвачено новой волной переселенцев — выходцев из соседнего, расположенного к западу китайского княжества Янь, павшего в 222 г. под ударами Ханьской империи. Предводитель этих переселенцев — Вэймань (кор. Ийман), ставший князем Чосон, сумел подчинить себе почти всю территорию северо-западной Кореи. Переселения из Китая продолжались и далее, так что северо-западная Корея уже в древнейшие времена была сильнейшим образом китаизирована — и в племенном, и в культурном отношениях.
Распространение Ханьского владычества привело ко включению княжества Чосон в состав Ханьской империи: в 107 г. до н. э. оно было завоевано и на его месте были организованы четыре административных района — четыре округа. Таким образом, во всей северной половине полуострова, не занятой китайцами, оставалась только северо-восточная часть.
Корейские племена, обитавшие в южной части полуострова, не были подвержены влиянию китайской цивилизации в такой мере, как их северные сородичи, и вели независимое существование. В эпоху I-ой Ханьской империи эти племена находились распадались на три племенных союза, фигурирующие в корейских хрониках под названием Махань (кор. Махан, яп. Бакан) — в западной части Чжэньхань (кор. Чинхан, яп. Синкан) — в восточной и Бяньхань (кор. Пёнхан, яп. Бэнкан) в южной части.
В I в. до н. э. в этих сохранивших независимость частях полуострова стали формироваться ранние государства: в 57 г. на юго-востоке, в основе — на территории племенного союза Чинхань, образовалось княжество Силла (яп. Сираги); в 37 г. на северо-востоке — княжество Когурё (яп. Кома); в 18 г. на юго-западе, в основе — на территории племенного союза Махан — княжество Пякчэ (яп. Кудара). По-видимому, одним из факторов, способствовавших образованию этих государств, явилось китайское влияние: переселенцы из Китая появились и в этих частях Кореи; с этими переселенцами заносилась китайская материальная культура — ремесла, проникали и китайские понятия об экономическом и социальном строе, о политической организации.
Второе из этих трех княжеств — Когурё, расположенное рядом с китайскими округами, вело непрерывную борьбу с Китаем и сумело в 169 году н. э. ликвидировать на этой территории китайскую власть. Таким образом, княжество Когурё заняло весь север Кореи и часть Южной Манчжурии и превратилось в одно из сильнейших государств на полуострове.
История Кореи в I–VII в. характеризуется, с одной стороны, борьбой этих трех княжеств друг с другом, с другой — постоянным давлением Китая, выражавшимся то в прямых военных экспедициях, предпринимаемых с целью завоевания Кореи, то в форме различных политических интриг. Как во внутренних распрях, так и во внешних войнах, а также в политических интригах принимала большое участие и Япония — сначала в лице отдельных крупных родов в Идзумо и на Кюсю, причем в последнем случае не только японских, но и родов Кумасо, потом — и царей Ямато. В течение этих веков в Корею с еще большей силой проникала китайская цивилизация, оказывая мощное воздействие на весь социально-экономический и политический строй корейских княжеств, а также на их культурный уровень. В Корее развивается рабовладельчество, сыгравшее решающую роль в ликвидации прежнего родового строя; в дальнейшем на Корею постепенно распространяется та же социально-экономическая форма, которая получает господство в Китае — надельный строй. Господствующий класс полностью китаизируется — вплоть до собственных имен. Среди него утверждается китайская грамотность — иероглифическая письменность, китайская система образования, а с нею и китайская юридическая, историческая, политико-философская и художественная литература. Из Китая приходит и буддизм, быстро пускающий корни на корейской почве.
Ранее других этот процесс развернулся, по-видимому, в Пякчэ, отчасти благодаря большому количеству китайских переселенцев, игравших крупную экономическую и политическую роль в этом княжестве. Здесь раньше, чем в других местах — уже в IV в. утвердился и буддизм. На очень высоком уровне социально-экономического, политического и культурного развития стояло и княжество Силла, с течением времени ставшее передовым государством на полуострове, наиболее полно и организованно осуществившее на своей территории надельный строй. Таким образом, не только Китай, но и Корея стояла на значительно боле высокой ступени материально-технического, социально-экономического, политического и культурного развития, чем Япония.
Сношения Японии с этими своими соседями, в первую очередь, конечно, с ближайшим — Кореей, начались, по-видимому, очень давно. Вернее, пожалуй, сказать, что в древнейшую эпоху движение племен захватило в равной мере как Корейский полуостров, в особенности его южную половину, так и японские острова. Опираясь на те предположения, которые можно сделать из анализа древних японских мифов и преданий, допустимо сказать, что в древнейшую эпоху племенные миграции охватывали территорию, границами которой были: на западе — южная часть Корейского полуострова (нынешняя провинция Когэндо), на северо-востоке — область Идзумо, т. е. западное побережье о. Хонсю, на юго-востоке — о. Кюсю, гл. образом его северная часть.
Мифы и предания, помещенные в Кодзики и Нихонги, в тех частях этих памятников, которые рассказывают о т. наз. "веке богов", дают ряд данных, позволяющих, если не обрисовать этот процесс в его конкретных очертаниях, то во вся