Возможно, что каким-то образом эти имитирующие перцептивные действия порождают переживания соответствующих чувственных образов. Например, американские психологи Д. Дементи и Гольдер методом электроокулографии регистрировали движение глаз у взрослых здоровых людей во время сна. Оказалось, что такая двигательная активность глаз возникает периодически и всегда сопровождается изменением ритма электрической деятельности мозга на энцефалограмме. Если в этот момент испытуемых будили, то, как правило, оказывалось, что в это время они видели сон. Найдены были и некоторые связи между характером движения глаза и характером сновидения. Например, оказалось, что частые и размашистые движения глаз сопровождали сновидения, где испытуемый является активным участником происходящего, а мелкие, редкие — те сновидения, где испытуемый скорее наблюдает за событиями. Обнаружилось также, что направление движения глаз в общем связано с направлением взгляда во сне. Например, в одном из случаев запись движения глаз показала редкую картину. Она состояла из одних вертикальных линий. Оказалось, что испытуемый видел сон, в котором наблюдал за дирижаблем, с которого пассажиры бросали вниз листовки, и за падением этих листовок с дирижабля на землю.
Советскому психологу В.П. Зинченко удалось зарегистрировать движения глаз в самом процессе представления человеком объекта. Эти движения оказались в общем сходными с теми, которые производятся при непосредственном восприятии того же объекта. Наиболее отчетливо это проявлялось в опытах, где испытуемые должны были представить себе определенный лабиринт и мысленно через него проходить.
Особенно интересными являются для нас следующие опыты, проведенные В.П. Зинченко. Испытуемые обследовали лабиринт только осязательно, с завязанными глазами. Затем их просили нарисовать этот лабиринт. Оказалось, что в процессе тактильно-двигательного обследования у них создался и зрительный образ. Тогда у этих испытуемых были записаны движения глаз при зрительном представлении ими прохождения этого лабиринта. Траектории глазодвигательных движений оказались близки к траекториям прохождения лабиринта у испытуемых, которые знакомились с ним при помощи зрения. Здесь мы видим как раз то, о чем говорили выше. Перцептивные движения (в данном случае глазодвигательные движения), соответствующие определенной структуре объекта, порождают или (скажем осторожнее) сопровождают возникновение зрительного представления об этом объекте. Причем (обратите внимание!) эти действия оказываются в состоянии как-то связаться с конструированием образа, который зрительно не воспринимался, т.е. идет не из памяти, а из собственной активности психики.
Аналогичные опыты были проведены советским психологом Л.А. Венгером. После того как дети хорошо познакомились с видом определенной фигуры, он ставил перед ними чистый экран и предлагал представить себе на нем эту фигуру. Движения глаз при этом записывались. Записывались движения глаз и при восприятии соответствующей фигуры. Сравнение полученных записей показывает чрезвычайно большое сходство между траекториями глазодвигательных движений при представлении фигуры и во время непосредственного восприятия и ознакомления с этой фигурой.
Итак, в одном случае человек воспринимает объект, находящийся перед ним. В голове его возникает образ этого объекта. В другом случае никакого объекта перед ним нет, но в голове опять возникает образ этого объекта. Что же общего мы находим между этими двумя случаями? Только одно — и там и здесь наблюдаются сходные перцептивные движения. Естественно предположить, что именно эти действия являются одной из причин сходного, именно того, что в обоих случаях в голове возникает образ соответствующей фигуры.
Все эти факты дают некоторое основание предполагать, что представления это вовсе не следы бывших восприятий объектов, а скорее следы коммуникативных действий, изображавших эти объекты путем их имитации. То есть, что они представляют собою интериоризованную имитацию. Поэтому в них сохраняется то, что есть в имитации и отсутствует в восприятии, а именно, переживание нереальности воспроизводимого образа. Поэтому в них есть черты, которые отсутствуют у восприятий, но обязательно есть в имитативных (изображающих) действиях, а именно — фрагментарность, неполнота, последовательное построение образа по частям во времени. Иными словами, именно происхождение образов представления из имитации, из интериоризации изобразительных действий, имитирующих данный предмет, лучше всего объясняет такие коренные особенности представлений, как их символический, схематичный и динамический характер.
Но как складывается эта внутренняя имитация структуры ощущений, изображающей определенный объект? Как складывается система интериоризованных перцептивных действий, с помощью которой строится образ данной вещи?
Чтобы ответить на эти вопросы, зададим сначала другой: в какой деятельности происходит постепенное построение объекта? Нетрудно ответить — это прежде всего трудовая деятельность по изготовлению соответствующего объекта. Это так, потому что любая «внешняя вещь вообще дана человеку лишь поскольку она вовлечена в процесс его деятельности, выступает в формах этой деятельности, поскольку в итоговом продукте — в представлении — образ внешней вещи всегда сливается с образом той деятельности, внутри которой функционируют внешние вещи» (Философская энциклопедия, т. 2, стр. 226).
В ходе трудовой деятельности создается сама вещь во внешнем мире и одновременно создаются ощущения и образы, отображающие эту вещь в голове. При трудовой деятельности такое создание самой вещи и формирование ее чувственного образа идут параллельно, обуславливаются друг другом. Соответственно, по-видимому, внутренняя имитация практической деятельности по созданию предмета будет выражаться в постепенном построении чувственного образа этого предмета. Эту активную конструктивную природу представления отметил еще Кант. Он писал: «мы не можем мыслить линии, не проводя ее мысленно, не можем мыслить окружности, не описывая ее, не можем представить трех измерений пространства, не восстанавливая из одной точки трех перпендикуляров друг к другу...» Кант здесь совершенно отчетливо понимает и подчеркивает, что чувственное воплощение образа вещи выступает как результат мысленного (или идеального) выполнения деятельности по производству этой вещи.
Итак, в основе предметного представления реальности лежит продуктивная деятельность. Представления как бы внутренне воспроизводят практическую деятельность по конструированию соответствующего предмета. Программа такой внешней практической деятельности по изготовлению вещи после интериоризации превращается в программу внутренней психической деятельности по изготовлению образа этой вещи, т.е. представления.
Теперь мы можем ответить на вопрос, какой характер носят программы, с помощью которых реализуется представление. Это — программы идеальной деятельности по конструированию образа определенных категорий предметов. Иными словами, программа создания образа представляет собой правило, метод нашей целесообразной деятельности. Советский философ Ю. Бородай так иллюстрирует эту мысль: «Например, есть миллионы совершенно ни в чем не похожих друг на друга домов. Однако, все эти совершенно различные «вещи» мы воспринимаем и представляем по одной схеме — для чего и по какому принципу эти вещи построены, а следовательно, могут быть нами воспроизведены». Отсюда видно, что эталоном дома является не какая-то фотография, заложенная в голове, а программа, закрепляющая способ производства представления, имеющего данный смысл. Применительно к восприятию эти эталонные программы позволяют узнать воспринимаемый предмет. Применительно к представлению эталонные программы позволяют сконструировать образ, символически обозначающий соответствующий предмет.
Пока речь идет о вещах, создаваемых человеком путем его трудовой деятельности, все сказанное как-буд-то убедительно. Но возникает вопрос. А как обстоит дело, если мы представляем себе какие-то естественные вещи, созданные не человеком, а природой? Например, возьмем такую вещь, как собака. Ее создает не человек, а природа. Как же появляется у человека способность строить ее образ? Какая деятельность в этих случаях интериоризуется, имитируется, изображается в процессе конструирования представления?
Такой предметной деятельностью является, по-видимому, изображение собаки, лепка и другие способы имитирования, воспроизведения формы и структуры вещи. Наблюдения над жизнью первобытных народов свидетельствуют о том, что изображение предмета (на более ранней стадии, даже просто его называние) сливаются с самим предметом, так что все действия с изображением или именем воспринимаются как действия с самим предметом. «Общеизвестен факт, что первобытные люди и даже члены уже достаточно развивающихся обществ, сохранившие более или менее первобытный образ мышления, считают пластические изображения существ, писанные красками, гравированные или изваянные, столь же реальными, как и изображаемые существа» (Леви-Брюль). Например, «большинство индейцев не разрешают зарисовывать и фотографировать себя; они убеждены, что тем самым они отдали бы часть своего собственного существа и поставили бы себя в зависимость оттого, кто завладеет этими изображениями. Они боятся также оставаться в присутствии изображения, которое, будучи живым предметом, может оказать вредное влияние».
Отсюда такое огромное значение искусства в жизни первобытных народов (да, впрочем, и в жизни современного человека). Вот почему они тратят столько труда на рисование, изображение, вылепливание, высекание изображений окружающих их предметов, а также мифологических и других образов, а отнюдь не только для эстетического удовольствия. Не потому ли такое огромное значение имеет эта изобразительная деятельность и для детей в период 4—6 лет, когда накопляется основной фонд их представлений об окружающем мире.
Если конструирование представлений является интериоризацией указанной деятельности, то это объясняет, каким образом мы строим в воображении представления о любых известных нам вещах окружающего мира, а не только о тех, которые создали своими руками. Это всеобщее правило заключается в рисовании, воспроизведении формы предмета (а также его цвета, функций, звучаний и т.д.). Так, представить себе собаку значит нарисовать форму этого четвероногого животного в общем виде, не ограничиваясь каким-либо единичным частным образом из сферы опыта. Как видим, процесс здесь тот же, что и при представлении дома. Образное представление собаки производит и воспроизводит не природа, но мы сами. Однако, в отличие от домов, производим и воспроизводим мы не живых собак «самих по себе», но лишь идеальных, лишь воображаемых, т.е. лишь образы (Бородай). Возникает вопрос, откуда берется эта способность строить в воображении образы вещей, которые мы не строили своими руками и поэтому не имеем представления о том, как их следует сделать?