Новое есть, и притом принципиально новое! Слова — не только сигналы определенных объектов или представлений о них. Слова закрепляют также в своих значениях определенные знания о реальности.
Что это за знания? Мы найдем их, если отвлечемся от предметов и явлений, которые обозначают слово, т.е. от его сигнальной стороны. Что остается после такого изъятия из слова его предметных значений, объектов, о которых оно сигнализирует? Пустой звук? Нет, остаются, как мы знаем, его лингвистические значения.
А что это такое — лингвистические значения? Это — определенное разделение действительности на предметы, действия, свойства, на «действователей» и «страда-телей» — объекты действия, на орудия действия и обстоятельства действия, на единичное и множественное и т.д.
Но ведь это — уже определенная гипотеза об устройстве мира, о структуре действительности. Это — установление в нем определенных всеобщих отношений — категорий.
Вот что является главным в переходе к знаковому уровню отражения: категориальное упорядочение и организация вселенной. Именно это делает возможными все процессы, которые ведут к формированию вербальных значений. Именно это отличает процессы семантической фильтрации — расчленение и связывание, отделение и объединение — на знаковом уровне о тех же процессов на образном, чувственном уровне.
Так, например, расчленение реальности на значимые элементы выступает уже не в виде дифференциров-ки структур ощущений, как на образном уровне, а в виде эмпирического анализа, т.е. характеристики объекта по категориям признаков (форма, цвет, величина, функции, назначение и т.д.). Аналогично, эмпирический синтез представляет связывание категориальных характеристик объектов (а не простое ассоциирование). Сравнение носит характер категориального сопоставления. Эмпирическая абстракция заключается всегда в отделении проявлений определенного категориального отношения, а не Просто селекции каких-то элементов восприятия или представления. Наконец, эмпирическое обобщение представляет объединение объектов на основе определенной категории общих характеристик, а не просто генерализацию по чувственной близости.
Короче, на образном уровне расчленение и связывание, отделение и объединение элементов реальности происходят на основе близости или отдаленности соответствующих впечатлений в чувственном опыте человека. Такие их формы называют дифференцировкой, ассоциацией, селекцией и генерализацией. На уровне вербальных значений те же процессы осуществляются на основе близости или отдаленности соответствующих категориальных характеристик объектов. Такие формы расчленения и связывания, отделения и объединения называют эмпирическим анализом, синтезом, абстракцией и обобщением.
А так как именно эти процессы, мы видели, формируют значения, то следовательно, категории — это главное орудие перехода от представлений к значениям. Категории составляют стандартный набор отношений и признаков, через которые характеризуются вещи и явления, по которым они расчленяются и связываются, отделяются и объединяются, т.е. анализируются, синтезируются, абстрагируются и обобщаются.
Они, категории, составляют главное интеллектуальное завоевание человечества. Они — суммарный итог свидетельств всего его практического опыта о том, как устроен мир. Итог, зафиксированный в структуре языка и всех языковых значений. Поэтому, если попробовать максимально кратко ответить на вопрос, чем отличается самое примитивное языковое отражение от самого высокого образного, то ответ будет: на чисто образном уровне представления о действительности организуются личным опытом индивида, на языковом уровне — коллективным опытом человечества. Можно даже, наверное, сказать, что языковые значения это представления о мире, организованные опытом всего человечества, закрепленным в категориях языка.
До сих пор мы принимали все это, как готовые факты. Мы исходили из того, что категории есть, и выясняли, как этот факт влияет на структуру познавательной деятельности человека. Но откуда они взялись? Как возникли и формировались?
Первый непреложный факт, с которым мы здесь сталкиваемся, заключается в следующем: категории есть везде, где имеет место языковое отражение действительности. Везде! Сейчас и всегда. У нас и у всех известных нам народов. Так сказать, «ныне и присно и во веки веков».
Остается добавить «аминь»! И действительно, опираясь на этот кардинальный факт, некоторые философы, например, Платон, следуя за религией, полагали, что категории даны человеку от бога. (Ведь по библии, бог не только создал мир, но и дал имена всем вещам и явлениям, т.е. создал языковые значения.) Другие философы и ученые (например, Кант) считали по той же причине, что категории даны человеческому «духу» природой, т.е. психика человека «от природы» устроена так, что осознавание мира протекает в рамках категорий.
Однако данные филогенеза и онтогенеза психической деятельности опровергают обе эти гипотезы.
Категориальная организация мира действительно есть везде, где существует языковое отражение действительности, т.е. семиотическое отношение к ней. И это неудивительно, потому что категории составляют его основу.
Но вот сами эти категории у разных народов и в разные эпохи оказываются различны. Так, например, время в европейских языках выступает как объективная длительность событий, исчисляемая отрезками в виде ряда одинаковых единиц (секунд, часов и т.д.). В языках Хопи (североамериканских индейцев) вообще нет такой категории. Время в нем выступает только как последовательность событий (что раньше, а что позже). Это не мешает Хопи правильно ориентироваться в окружающем мире и верно понимать его, но организован этот мир с помощью иных категорий. (Кстати, представление времени у Хопи ближе к эйнштейновскому, чем наше.)
Отсутствие в древности самостоятельной категории времени оставило свой отпечаток и на многих современных языках. Так, в арабских языках слово, означающее «длительность жизни» и вообще «долгое время», имеет корень «стоянка», «населенное место». Латинское tempus (время) имеет тот же корень, что и слово templum (храм). А русское слово «время» произошло от славянского корня, означавшего «нечто вертящееся» (круговорот времени).
Аналогично изменялась в разные эпохи и у разных народов категория пространства. Так, в ряде примитивных языков есть только обозначения пространства, заполненного теми или иными вещами (например, пустотой — «небо», водой — «море», «озеро», твердым — «земля» и т.п.). Но нет категории пространства как такового. (Еще у Гомера, т.е. 3000 лет тому назад, пространство неотделимо от вещей.)
Далее можно заметить, что вплоть до нового времени не существовало категории бесконечного пространства. Пространство всегда мыслилось замкнутым, закрытым («конец мира», «небесная сфера — твердь» и т.д.). Представление «открытого» пространства — завоевание буквально нескольких последних столетий.
То же относится и к таким основным категориям как «вещь» и «процесс», «материя», «качество», «количество» и др. Например, мы видели уже, что в том же языке Хопи нет отдельных категорий вещи и процесса, а есть лишь единая категория — «процесса существования определенной вещи от и до какого-то времени». Категории материи, вещества нет еще у древних греков. Вместо них «работали» категории «начал» (из которых все произошло) и «стихий» (из которых все сделано), например, огня, земли, воздуха и воды. То же относится к категории «свойства», «качества», которая у многих первобытных народов еще не существует как самостоятельная от «вещи» и представляется тоже как вещь. Так «справедливость» для древнего грека воплощалась в женщине — Фемиде. Трудолюбие для индейца было бобром. У некоторых африканских племен, чтобы изгнать злобу, принимали рвотное. Древние евреи «вынимали» грехи и перекладывали их на животного («козел отпущения») и т.д.
Аналогично, как отмечал В.И. Ленин, у древнегреческих философов (например, Фалеса Милетского) нет еще категории причины и пр.
Следовательно, категории не только различаются у разных народов. Они когда-то возникли и постепенно развивались. Вопрос этот, о происхождении и развитии категорий, тщательно и подробно исследовали советский психолог А. Спиркин, выдающийся русский филолог А. Потебня и французский этнограф Леви-Брюль.
Судя по собранному ими огромному материалу, развитие категорий шло примерно по следующим линиям.
Где-то вначале возникли категории объектов, как чего-то, что можно трогать, над чем совершают действия. Причем здесь еще слиты были с объектом и его состояния (вспомним дом, который «домит») и его свойства. И сам он не очень отличался от субъекта (дерево тоже чувствовало, просило быть с ним помягче у Гайяваты), а также от представления о нем (так, чтобы убить врага, можно было пронзить изображение человека, назвав его имя и т.д.).
Наиболее рано начала из этой слитности выделяться категория свойства, качества. Сначала оно было неразрывно слито с предметом-носителем. Так, например, А.Ф. Лосев на основе исследования текстов «Илиады» и «Одиссеи» показал, что древние греки «не представляли цвета в отрыве от тех или иных тел, предметов». К тому же выводу пришел Потебня на основе анализа истории языка: «Различие между существительными и прилагательными не исконно. Прилагательные возникли из существительных, т.е. было время, оставившее в разных индоевропейских языках более или менее явственные следы и доныне, когда свойства мыслились конкретно, только как вещь. Например, «твердость» раньше выражалась тем же словом, что «камень», «красный» — тем же, что «кровь» и т.д.
И сегодня в языке аранда «alkira» значит и «небо» и «голубой», «ipita» — «яма» и «глубокий», «кпага»— «отец» и «большой» и т.д.
Следующей ступенью было, по-видимому, атрибутивное употребление соответствующих слов в качестве определений. Остатки такого словоупотребления сохранились, например, в русском фольклоре в виде сочетаний: жар-птица, баба-яга, бой-баба, козырь-девка, царь-колокол, ворон-конь, дуб-стол, девица-краса, гриб-боровик и т.д. И сегодня в языке многих отсталых народностей «твердый» обозначается выражением «как камень», «горячий» — словосочетанием «как огонь», «круглый» — «как луна», «теплый» — «как солнце» и т.д. (Например: «луна-лицо» означает круглое лицо, «огонь-девка» — горячая и т.п.).