(на бланке архива, машинописью)
Н. М. ОСТАПЕНКО. София.
Милостивый Государь Николай Михайлович,
10-го августа с.г. за № 1204 мы сообщали Вам: «Присланная Вами рукопись, согласно постановлению Хозяйственной Комиссии Архива, может быть приобретена за 100 к.ч. В случае согласия Вашего благоволите подписать прилагаемую подписку о передаче рукописи в собственность Архива, после чего Вам будет выслана эта сумма. Это сообщение задерживалось до получения Вашего точного адреса, так как на бандероли таковой не был указан».
Ввиду того, что просимой нами подписки мы еще не получили, повторяем эту просьбу.
Управляющий Архивом (подпись)
Секретарь (подпись)
(на бланке архива, машинописью)
В финансово-бухгалтерскую часть Архива.
Хозяйственной Комиссией Архива в заседании 11 июля 1926 г. (журн. № 82) приобретена рукопись Остапенко «Дневник – отступление от Геническа», размером в 2 печ. листа, с оплатой по 50 к.ч. за печатный лист.
Рукопись архивом получена, и следуемую за нее сумму – СТО (100) к.ч. предлагаю перевести г. ОСТАПЕНКО, отнеся расходы к п. «а» ст. III сметы Архива на январь.
Управляющий Архивом (без подписи)
Зав. Отделом материалов (подпись) 11/1 27
Записана в инвентарную книгу материалов под № 6654 января 11 1927 (подпись)
(На бланке архива, машинописью. При позднейшей регистрации лист был записан под № 1. Последняя цифра в годе уничтожена дыроколом, однако, судя по содержанию, на самом деле это письмо было последним в переписке и относится к февралю 1927 г.)
Вам Архив перевел 100 к.ч. за рукопись «Отступление от Геническа». Благоволите выслать расписку в получении денег.
Управляющий архивом (без подписи)
Бухгалтер (подпись)
ПриложенияОтчет о [работе Американского Красного Креста (ARC) на] Лемносе[395]
Госпитали
Русские госпитали высадились здесь практически без оборудования, и нашей привилегией было снабдить их большей частью всего необходимого и помочь привести их в рабочее состояние.
К счастью, французы могли передать им несколько хороших бараков с железными кроватями и некоторыми постельными принадлежностями. Но в нашей первой поставке для лагеря (вскоре после прибытия беженцев) мы привезли [еще] постельных принадлежностей – матрасы, одеяла, простыни, подушки, вместе с лекарствами, посудой для кухни и столовой. [Этого было] достаточно для оборудования госпиталей, которые затем на хорошем уровне принимали более тысячи пациентов. В результате в течение пары недель мы помогли им оборудовать и запустить в работу госпитали, расположенные в хороших бараках, с достаточным количеством воды, электрическим освещением, хорошим уходом, чистыми пижамами и нижним бельем – с условиями, комфортными даже в самую холодную погоду, когда было нельзя найти дров для [хорошего] отопления палат.
Я уверен, что нам удалось создать и запустить в успешную работу первые комфортабельные, хорошие по санитарным нормам и «современные» госпитали из всех лагерей беженцев. Результаты, без сомнения, подтверждают [такую] их оценку.
Эти бараки из дерева и камня, однако, были доступны только в Кубанском лагере. В Донском же лагере, на другой стороне Мудросской бухты, использовались только палатки. Французы дали большие госпитальные палатки, а ARC снабдил большей частью медикаментов и оборудования. И все это, несмотря на отсутствие удобств госпиталей первого лагеря, [было сделано] благодаря управленческим дарованиям ответственного за это доктора Нечаева.
Подробный отчет низших подразделений уже подан.
Со времени открытия этого лагеря[396] госпитали приняли 4822 мужчин, 155 женщин и 4 детей. Приняли также 71 новорожденных, включая 3 двойни, [причем] всего 14 из них – девочки.
Когда какой-то госпиталь уезжал из лагеря в Сербию, Болгарию или еще куда-то, ARC следил, чтобы он был хорошо снабжен из наших запасов [и чтобы] не снижалась эффективность остающихся госпиталей, поскольку все больные оставлялись на острове, дабы воссоединиться со своими частями позже.
На прошлой неделе были созданы и снабжены с наших складов два небольших новых госпиталя для двух военных училищ. Прежде эти училища посылали больных в лагерные госпиталя. Но поскольку лагерь быстро расформировывается и [при переезде] училища, вероятно, не будут присоединены к какой-то части, имеющей [свой] госпиталь, было посчитано целесообразным дать им свои [госпитали]. Я просил главного врача лагеря, который принимает наши склады, выделить материалы и оборудование из запасов ARC для амбулаторий на 25 коек для каждого училища. Что и было сделано.
Поскольку все беженцы были переселены в один лагерь, госпитали были объединены. В них сейчас только около 150 больных по различным диагнозам. Сегодня я посетил все здания и нашел их в превосходном состоянии: пациенты – в чистых пижамах, а кому разрешено – с удовольствием курят сигареты, [подаренные] ARC. Главный недостаток сейчас – в недостаточно питательной пище, поскольку наши запасы истощаются.
Я нашел необходимым проводить частые инспекции большинства госпиталей, особенно когда они были под управлением двух главных врачей, позже удаленных, и постоянно настаивать на большей чистоте содержания пациентов. Для меня было довольно неожиданным обнаружить, что многие из этих докторов, казалось бы, учившихся в одних из лучших университетов Европы, окажутся столь равнодушными не только к санитарно-профилактическим мероприятиям, как их понимаем мы в наших госпиталях, но даже просто к чистоте тела, так что нередко больные были оставляемы в состоянии «грязных животных». Я это резко критиковал, несколько раз «встряхнул» лагерное начальство, и теперь рад сказать, что условия здорово улучшились. И что теперь, проходя по палатам, всегда вижу пациентов в чистой одежде, [лежащих] на чистом постельном белье.
Одним из больших поводов для моих забот в этом лагере было общее санитарное состояние, в особенности отхожих мест. Они никогда хорошо не чистились, ведра часто опрокидывались, а разлитое никогда не убиралось. Миллионы мух размножались в этих местах и разлетались по всему лагерю. Я снова и снова обсуждал это с начальниками лагеря, врачами и со всеми, кто мог иметь какое-то влияние на это дело, но без особого успеха.
Общежитие для женщин и детей
В декабре [1920 г.], когда ARC основал свою базу на Лемносе вскоре после прибытия русских беженцев с Кубани и Дона, по причине скученности и антисанитарных условий сразу стало ясно, что одним из наиболее срочных дел будет [создать] место, где женщины и дети могли бы иметь лучшие условия жизни и питания. Тогда 10–15 человек были вынуждены жить в палатках, рассчитанных максимум на пятерых. Иногда жили вместе три семьи. Под сильными ветрами, которые всю зиму почти непрерывно обрушивались на остров, эти жалкие укрытия скоро стали массой пестрых лохмотьев, удерживаемых на месте только кучками камней, наваленных по краям. Вообразим чувство беспомощности и отчаяния женщин, многие из которых привыкли к высшему уровню жизни, вынужденных жить в таких условиях. Немного хлеба, тушенки, бобов и чая, приготовленных на маленьком очаге, разведенном в старой бочке из-под горючего, под воющим ветром, часто под дождем, возможно – с ребенком, которого в это же время надо было держать на руках и о котором заботиться. И это было для этих мужественных русских женщин только одним из многих испытаний; они оказались лицом к лицу с безнадежным будущим, с отчаянием в сердцах, но и с отчаянным мужеством, которое провело их сквозь 7 лет самой лютой из войн[397].
ARC тотчас же взялся за это, и хотя сперва поддержка со стороны женщин была слабой – они не хотели покидать мужей ради своего блага, хотя все равно могли бы видеться с ними каждый день, – мы основали общежитие, где могли бы найти приют и заботу наиболее одинокие и нуждающиеся. Французские власти выделили барак, и его разделили на 16 комнат.
Сюда были поселены женщины с новорожденными, по одной на комнату. Вскоре барак был заполнен, и мы добавили большую палатку, постелив в ней хороший пол и разделив одеялами на небольшие «комнаты», с домашним удобством. Когда наполнилась и эта палатка, добавили новые, так что теперь получился целый поселок из барака и трех палаток – приют для примерно 80 женщин и детей.
Всего, в течение 6 месяцев нашей общей ссылки на Лемносе, мы в нашем «Доме» помогли тремстам женщинам и детям.
Женщины, видя много лучшее жилье и питание, которые мы могли им предложить, постепенно тянулись к «Дому». Но я уверен, что они это делали больше ради своих детей, чем для себя. Некоторых надо было уговаривать пожить тут ради блага их детей. А теперь они все с глубокой признательностью говорят, что питание, приют и забота ARC спасли жизни многих детей.
Учреждение это было вверено заботам Женского комитета, представлявшего все части лагеря. Они выработали правила управления и решали, кого принимать [в общежитие], назначали директрису и т. д. Все это подлежало моему утверждению или [было принимаемо] по моему совету.
Дома – или, правильнее сказать, тенты – были обеспечены всем возможным, чтобы сделать их удобными и приносящими радость. Одна большая хорошая палатка используется как школа и место игр детей, а в другое время – их матерями для шитья, бесед или угощений. Мы [тут] поставили две швейные машинки и граммофон, и все они постоянно используются.
Поскольку наши дамы находятся во много лучших условиях, чем другие женщины лагеря, они пробуют помочь своим менее удачливым сестрам [по несчастью] и другим. Они поочередно работают на швейных машинках, помогая [шитьем] другим женщинам, детям, училищам и т. п.