– Меня послали к вам, товарищ, – сказал молодой человек. – Сегодня я прибыл из России… Являюсь членом ЦК партии социалистов-революционеров. Селянинов, Михаил Павлович Селянинов, партийное имя «Муромец». Видите, что я испытываю к вам полное доверие? Попросил бы об этом и с вашей стороны, товарищ!
Ленин посмотрел на него зорко, недоверчиво и промолчал.
Незнакомец усмехнулся слегка и шепнул:
– У меня нет с собой никакого оружия. Готов подвергнуться персональной проверке. Прибыл сюда не в целях террористического покушения на вас, но серьезного… последнего… разговора.
Ленин встряхнул головой и спросил:
– Мы уже около дома… Может, захотите ко мне зайти?
– Предпочитал бы поговорить с вами здесь. В доме вы не один… – парировал Селянинов.
– Как хотите! – повел плечами Ленин. – Стало быть, присядем. Возвращаюсь с гор. Устал.
Они уселись рядом на груде камней и долго молчали. Ленин с удивлением поднял глаза на незнакомца.
– Сейчас… – шепнул Селянинов, отвечая на немой вопрос. – Хочу наиболее четко сформулировать свои вопросы и требования.
– Требования? – повторил Владимир и прищурил глаза.
Внезапно он понял цель прибытия посла.
Селянинов задал первый вопрос:
– Вы собираетесь начать революцию в период войны?
– Да!
– Вы собираетесь отдать политическую власть рабочим массам?
– Да!
– Собираетесь поставить деклассированный пролетариат во главе крестьян? – допытывался Селянинов.
– Да! Вы знаете об этом, так как я неоднократно писал о нашей партийной программе на период революции, – парировал Ленин.
– Знаем, – подтвердил молодой человек. – Именно по этому вопросу моя партия послала меня в целях соглашения с вами, товарищ.
– О чем идет речь?
– Предлагаем сотрудничество на всем революционном направлении.
– На всем? Я правильно вас понял? – вырвался у Ленина язвительный вопрос.
– Да, но… до момента победы революции, – ответил Селянинов.
– Это забавно! – засмеялся Владимир. – Может, будете так добры и разъясните детали этого необычного предложения?
– С этой целью я тут и нахожусь, – ответил молодой человек серьезным голосом. – ЦК партии эсеров будет с вами взаимодействовать до момента ниспровержения династии, уничтожения монархии и экспроприации земли. Будем помогать вам в урегулировании жизни работающего пролетариата, требуя, однако, невмешательства в политику крестьянства. Так как оно имеет свои идеалы и традиции.
– Традиции мелких буржуев, худших, чем крупных, так как крестьяне темные и пассивные! – прервал его Ленин с яростью.
Селянинов заглянул глубоко в ярко горящие зрачки Владимира и повторил с силой:
– Крестьянство имеет свои идеалы и классовые традиции! Наша партия сумеет из этих ста миллионов людей сделать самую могучую часть общества, которая даст направление последующим судьбам России.
– Хотите крестьянской революции, мелкобуржуазной, а мы будем проливать для нее нашу кровь, чтобы оказаться под новым ярмом и, кто знает, не более ли тяжелым и труднейшим для ниспровержения?
– Поможем вам в установлении справедливости! – воскликнул Селянинов.
– Нет! Справедливость наступит тогда, когда мы ее установим, мы, трудящийся пролетариат! – взорвался Ленин.
– Пропадете! – шепнул молодой человек. – Раньше или позже стихийная сила людей земли снесет вас, как принесенные из чужого края сухие листья!
– Очень поэтичное сравнение, но отнюдь не убедительное! – засмеялся Ленин язвительно. – Дадим тебе совет с теми ста миллионами темных, корыстолюбивых людей. Est modus in rebus12, товарищ!
– Трудная задача! – усмехнулся Селянинов. – Не закончите латинский текст, Владимир Ильич? А может быть, его не знаете?
Римский поэт произнес дальше: «Есть определенные границы, которых нельзя перешагнуть». Незыблемая правда всего вопроса заключается в любви к земле, воспетая собственным поэтом, товарищ! Ее не отдадим никому! Говорю о русской земле, где испокон веков поколения предков отваливали пласты земли и резали борозды!
Ленин шипящим голосом сказал:
– Мы эти ваши сто миллионов поделим на три, четыре части и бросим их на борьбу между собой! Великое это и умное правило: разделяй и властвуй!
– Пропадете! – повторил с нажимом Селянинов.
– Доведем до конца наш план! В России удастся социальная революция!
– Пропадете! – как эхо раздался горячий шепот.
– Победим!
– Не примете нашей помощи и наших условий?
– Нет! Стократно нет! – крикнул Ленин и палкой ударил с размаху по камню. Палка и ее окованный конец зарылись в глубоком песке и летучей пыли.
– Так случится с вами! – заметил Селянинов. – Ваше оружие разлетится, и покроет его земля.
– Я не играю в заклятья, товарищ! – возмутился Ленин.
– Запомните себе хорошо сегодняшний случай с палкой и мои слова! – произнес молодой человек, вставая и глядя на Владимира.
– Не изображайте из себя прорицателя и колдуна! – ответил Ленин злым голосом и, склонив голову, добавил: – Передайте вашим товарищам, что за их попытки увести меня от моей цели наша партия пошлет их на виселицу, чего и вам, Чернову и Савинкову от души желаю!
Повернулся и пошел в направлении дома.
– Пропадете, – донесся до него издалека звенящий, вдохновенный голос. – Пропадете и вы, и ваша партия!
Ленин шел к дому и потирал руки. «Отлично! Боятся меня и уже подсылают искусителей, – думал. – Большой, настоящий успех!».
Дома он застал чуть ли не всех товарищей и прибывших из России эмиссаров. Дым заполнял всю комнату. Раздавались возбужденные голоса спорящих людей.
Увидев входящего, бросились к нему и обступили его.
– Не читали сегодня «Vorwärts», Ильич? Поражение! Германская социал-демократия приняла решение поддержать кредиты на войну! В рейхстаге только один Либкнехт будет протестовать, но никто не сомневается, что он останется в одиночестве! Поражение! Предательство! Немецкие товарищи ровным счетом за ничто принимают штутгартскую резолюцию и ее подтверждение на съезде в Базеле.
Ленин бросился вперед, растолкал окружающих его товарищей и, схвативши «Vorwärts», прочитал доклад с заседания немецкого парламента. Ужасно побледнел. Тер вспотевший лоб и смотрел на собравшихся отсутствующим взглядом.
Наконец, он стиснул зубы и с трудом выдавил из себя:
– Этого не может быть! Это националисты издали сфальсифицированный номер «Vorwärts». Акулы империализма способны на все.
Они долго обсуждали тревожное известие. Никто не думал в эту ночь о сне. Перед полночью доставили Ленину депешу из Берлина. Телеграфировала Клара Апфельбаум. Прочитав короткое донесение, Ленин, тяжело дыша, присел, как если бы внезапно покинули его силы. Не было сомнения. Парламентская фракция немецких, французских и английских социалистов решила поддержать кредиты на войну.
В комнате воцарилось глухое молчание.
Все не сводили глаз с лица Ленина. Становилось оно все более желтым и очень мрачным. Проницательные глаза раскрылись широко, губы сжались судорожно, вздрагивали веки и желваки, вырастающие около ушей. Из полумрака выглядывало дикое, окаменевшее в бешенстве и ненависти монгольское лицо, а пальцы, пощипывающие редкую бороду, сжимались и выпрямлялись наподобие когтей хищной птицы.
Ленин долго не отзывался. Наконец, встал и бросил хрипло:
– Второй Интернационал умер!..
Присутствующие поразились, услышав эти кощунственные слова, произнесенные о могущественной организации, широкой сетью охватившей старый и новый свет.
В еще большее удивление, а точнее, в изумление привела их следующая исповедь вождя и учителя:
– О, наша карта еще не бита! Заложим III Интернационал; он не изменит пролетариату; он не вобьет нож в спину социальной революции! Мы будем ее творцами! Товарищи, прощайте! Должен писать…
Он сел у стола и задумался.
Писал до рассвета. Осыпал страшными оскорблениями и обвинениями предателей рабочих масс; призывал рабочих всех народов к протесту против соглашателей, слуг капитализма, никчемных трусов, и размахивал красным флагом, на котором горели слова: «Создать новый Интернационал для последней, победной битвы угнетенных против угнетателей!».
Писал он несколько дней, почти не отрываясь от работы. Редактировал «Коммунистический Манифест» о войне, рассылал письма во все стороны света, обращался к совести, призывал к борьбе, осуждал еще вчера обожаемых вождей, а сегодня уже предателей дела, врагов трудящихся масс.
В один из вечеров в маленьком сельском домике, занимаемым Лениным, появилась австрийская полиция и военный патруль. Кто-то донес на таинственного россиянина, обвиняя его в шпионаже в пользу России. После обыска в жилище его арестовали и препроводили в тюрьму в Нижнем Сонче. Ленин не думал о грозящей ему опасности. Поглощали его другие, более важные мысли.
Между тем, с каждым днем постоянно собирались черные тучи.
Австрийские чрезвычайные военные суды, собственно говоря, не принимали близко к сердцу судьбу личностей, подозреваемых в шпионаже. В начале войны почти ежедневно расстреливали совершенно невинных людей, пойманных случайно, и потому польские социалисты привели в движение все пружины, чтобы освободить Ленина из тюрьмы.
Вождь австрийских социалистов, Виктор Адлер, уведомленный ими о существе дела, имел с Председателем Совета Министров, графом Штюргхемом, долгую беседу; горячо, с пафосом доказывал он, что нахождение в тюрьме такого известного вождя вызовет неизбежно волнение российских рабочих сфер, пассивно или даже враждебно настроенных к войне, указывал на бесчисленные выгоды оставления на свободе работающего над началом революции в России в период происходящей войны Ленина.
Объяснения Адлера убедили министров, которые в первый раз тогда услышали о партии и программе большевиков, и в то же время проинформировали обо всем свой генеральный штаб и немецкое правительство.
Из Вены был выслан приказ об освобождении Владимира Ульянова-Ленина.